Руди-Пятачок

— Послушай-ка, — отвечал папа, — во-первых, я не уверен, что соленая вода ему понравится, а потом, у нас и так столько вещей, что для Руди места в машине просто нет. К тому же для него надо будет еще и корм с собой везти.

— Но в кемпингах всегда полным-полно всяких отбросов, — не сдавалась Цуппи.

— Да нас в Италии со свиньей ни в один кемпинг не пустят! Там и с собаками-то останавливаться запрещено.

— Тогда поставим палатку не в кемпинге, а прямо в чистом поле. В этих кемпингах все равно скука смертная, ты же сам говорил.

— Да, — ответил папа, но решил схитрить. — Только нас со свиньей не пропустят через границу. Для этого нужна специальная справка для таможни.

Но Цуппи если что задумает — не отступится. На следующий день она уговорила меня пойти с ней в таможенное управление. Нам нужен был отдел «Ввоз и вывоз живого скота». Там сидел один-единственный сотрудник. Когда мы вошли, он подозрительно на нас посмотрел.

Может, его туда перевели из отдела по борьбе с контрабандой? По крайней мере, вид у него был недовольный и поглядывал он на нас с подозрением — видимо, по профессиональной привычке.

Мы спросили, что надо сделать, чтобы провезти свинью в Италию.

Мужчина подошел к шкафу и достал пачку бланков.

— Вот, — сказал он, — заполните все это: таможенную декларацию на живой скот, предназначенный на убой, а так же ветеринарную справку, соответствующую новым правилам Европейского Союза. И еще подтверждение итальянской бойни о согласии принять скот.

— А если мы ее из Италии потом назад привезем?

— Кого?

— Свинью.

— Это как же? В виде колбасы?

— Нет, живьем конечно.

— Подождите-ка. Вы же собирались везти ее в Италию на убой?

— Нет, — испугалась Цуппи, — мы просто хотим взять Руди с собой в отпуск.

— Кто такой этот Руди?

— Наша свинья.

— Вы меня что, за дурака принимаете? — рассердился таможенник, потом подошел к двери, распахнул ее и гаркнул: — Вон!

Мы поспешили убраться подобру-поздорову.

— Ну и долго же до него доходит! — злилась Цуппи, когда мы выскочили на улицу.

После этого визита она поняла, что взять Руди в отпуск не получится.

Мы путешествовали по Италии почти четыре недели. Пока папа с мамой осматривали всякие старинные развалины, мы накупались вволю, нанежились на солнышке и наелись мороженого. Но на третью неделю Цуппи начала волноваться и стала проситься назад — проведать Руди. На следующий день после возвращения домой мы отправились к старику Восу. И тут нас ждала неожиданность! Подъехав к дому, мы заметили, что двор словно вымер — ни кур, ни Руди, даже дворового пса и коров не слышно. Окна и двери дома заколочены.

Мы пошли к Вернеру — тому, у которого птицефабрика.

— Ах, так вы, значит, ничего не знаете, — сказал он. — Старик Вос умер. Упал вдруг со скамейки прямо во время дойки. Сердечный приступ. Уже три недели прошло. А его сын о сельском хозяйстве и слышать не желает. Вот все и продал.

Мы страшно испугались! Папа стал спрашивать, куда же девали всех животных.

— Ну, кур раскупили деревенские, а остальную скотину отправили на забой.

Услышав это, Цуппи разрыдалась, а за ней и Бетти, да и у меня подбородок задрожал.

— И нашего Руди тоже? — спросила испуганно мама.

— Нет, он слишком тощий. Его еще подкормить надо. Вот его на откорм и отправили.

— На откорм?

— Ну да, на свиноферму. Там свиньи в два счета доходят до кондиции.

— А вы не знаете, на какую именно ферму продали нашего Руди?

— Понятия не имею. Наверно, на какую-то здесь неподалеку. Да, трудно вам будет найти вашу свинку, если ее вообще еще не…

Вернер посмотрел на Цуппи и не договорил.

Глава 12

Следующим утром мы отправились на поиски фермы, куда продали Руди. У нас оставалась еще одна неделя каникул.

Мама с нами не поехала. Ей надо было разобрать портфель. В последний учебный день она, вернувшись из школы, всегда просто бросает, не разбирая, за шкаф свой толстенный портфель, набитый бумагами, табелями, документами, записками, письмами — короче, всем тем, что накопилось перед каникулами. Во время отпуска этот портфель так и лежит там, куда она его забросила. А когда лето подходит к концу, мама сперва выдвигает его из-за шкафа ногой, на следующий день — поднимает и относит на кухню, еще через день — в спальню, из спальни — в детскую, пока он не окажется на ее письменном столе. Тогда она наконец открывает портфель и начинает все эти бумаги разбирать, что-то записывает, время от времени тяжело вздыхает, а то вдруг с досадой сомнет лист и выбросит в мусор. В это время лучше к ней не подступаться с разговорами. Нам всем становится ясно: еще несколько дней, и начнутся занятия в школе.

Утром папа позвонил в сельхозуправление и спросил адреса окрестных ферм, где откармливали свиней.

Первая ферма, куда мы приехали, была похожа не на крестьянский хутор, а скорее на фабрику. Хозяин свинофермы оказался молодым парнем. Он сказал, что за последние две недели купил пару свиней у одного скототорговца, но откуда тот их взял, знать не знает. И конечно, теперь уже и не отличишь, какие именно это были свиньи. Но показать их нам он готов — пожалуйста.

В свинарнике в маленьких клетках стояли на ржавых решетках свиньи. Решетки эти нужны для того, чтобы сквозь них падали какашки — так убирать проще. Через все клетки проходил конвейер, по которому автоматически поступал корм, за правильным подбором его состава следил специальный компьютер. Свиновод страшно гордился этими техническими новшествами, которые он приобрел совсем недавно. Даже взял для этого ссуду в банке.

— Но я быстро расплачусь. Только бы свинина в этом году опять не подешевела. Это было бы уже свинство, — объяснил он.

Он показал нам осветительную систему, при помощи которой можно было регулировать, когда свиньям спать, а когда просыпаться для очередной кормежки. Потому что у свиней здесь была единственная задача — как можно быстрее съесть как можно больше, чтобы потолстеть и отправиться на бойню. В свинарнике у этого фермера было гораздо чище, чем хлеву у старого Boca, но и намного тоскливее. Свиньи ссорились, потому что стояли в жуткой тесноте: вечно с обеих сторон либо чьи-то уши, либо хвост. Животные стояли за решетками, мотали головами и на нас никакого внимания не обращали. Мы медленно прошли мимо рядов клеток, разглядывая свиней, но Руди так и не нашли.

— Да за три недели ваша свинья поди так отъелась, что вы ее теперь нипочем не узнаете, — сказал фермер на прощание.

Мы побывали еще на двух фермах. Везде одна и та же картина: грустные свиньи, которым ничего не остается, как только жевать, жевать и жевать. Страшно подумать, что и Руди засадили в такую вот крошечную клетушку: ведь он так любил побегать на воле!

И вот мы приехали на четвертую ферму. Хозяин тут оказался ворчливый и поначалу не хотел пускать нас в свинарник. Но папа сказал ему, что мы хотим хотя бы одним глазком посмотреть на современную ферму. Это ему польстило, и он согласился устроить для нас экскурсию.

— Вам повезло, что свинарник сейчас полон, завтра мы отвозим свиней на бойню, — сообщил он.

Мы пошли мимо клеток. За решеткой лежали жирные откормленные свиньи и жевали, не переставая. Вдруг мы услышали у себя за спиной взволнованный визг, и одна свинья просунула пятачок сквозь решетку.

Это был Руди! Но если бы он сам нас не позвал, мы бы его никогда не узнали, таким толстым и бесформенным он стал.

— Это Руди! Это моя свинья! — крикнула Цуппи.

— Твоя свинья? — не поверил фермер. — Не смеши меня!

Тогда Цуппи рассказала историю Руди. Но фермер только отмахнулся:

— Этак каждый придет и заявит, что это его свинья. А их тут одну от другой не отличишь, если только у какой черное пятно есть или хвоста не хватает.