Клад отца Иоанна

А я, делая тоже самое, с горечью подумал: «Да, похоже здесь мне не удастся подолгу бывать сПрасковьей наедине... Это нам не Урал, где мы могли наслаждаться этим целыесутки напролет...»

Одевшись, мыпоспешили к лагерю, возле которого уже возвышалась пирамида из хвороста,наподобие той, что я устраивал в тайге, давая сигнал самолету спасателей. Авскоре я уловил знакомые звуки гнавшихся за нами комаров... «Зернышки» нас ужедавно ждали. Все было подготовлено к вечернему костру. Людмила Степановнаругаться не стала. Отнеслась с пониманием к встрече давних друзей и к тому, чтонам надо было побыть вместе и снова привыкнуть друг к другу. Когда пламя костравзметнулось к темнеющему небу, и «зернышки» стали водить восторженный хоровод,из поселка вернулись отец Григорий и монах Феодор (которого все звали простобрат Феодор). Людмила Степановна представила им меня. Я подошел и попросил убатюшки благословения. Когда он осенил меня крестным знамением и положил на моиладони руку для целования, то весело сказал:

- Ну,здравствуй, здравствуй, раб Божий Георгий! Много о тебе наслышан. Как успехи вделе спасения?

- Стараемся! -бодро отозвался я.

- Вот ихорошо! Надеюсь, мы все тут вместе славно потрудимся во славу Божию!

- Обязательно!- согласился я.

Отец Григорийбыл высокого роста, широкоплечий, с пышной, но уже седеющей бородой. Егоусталые голубые глаза смотрели так заботливо и ласково, что я невольно сразу жепроникся к батюшке большим уважением и почувствовал себя рядом с его могучейфигурой легко и непринужденно, точно он был моим родным дядюшкой. Я отметил,что все «зернышки» относились к отцу Григорию с большой любовью, как к своемуродственнику. Те, кто помладше, увидев батюшку, сразу же бежали его встречать,радостно обнимали его за ноги, брали за руки. И он их всех ласкал, шутил сними, тихо посмеиваясь в бороду. А вот брат Феодор мне с первого взгляда неочень-то приглянулся. Может оттого, что я никогда еще не видел «живыхмонахов»... Он был среднего роста, с красным худым лицом, остроносый и снебольшой рыжеватой бородкой. Его несколько выпученные зеленые глаза смотрелина мир как-то холодно и безучастно. Хотя, наверное, именно таким и должен былбыть взгляд человека, отошедшего от обычной жизни и всего себя посвятившегоНебесному... Я не знал, как мне лучше поприветствовать монаха Феодора и,несколько растерявшись, просто поклонился ему и смущенно улыбнулся. Брат Феодорответил мне тем же, и уж не знаю, остался ли он доволен нашим знакомством.Вообще-то он был весьма немногословен. Держался в тени, все больше слушал, чемговорил, и порой как-то иронически улыбался, покручивая при этом свою жидкуюбороду. Ребятня его тоже не донимала, относилась с пониманием.

Когда костерпрогорел, в золу заложили картошку. Все были очень веселы: пели песни, читалидуховные стихи, батюшка рассказывал разные интересные истории-притчи из жизнисвятых. В тот вечер я, к сожалению, уже так здорово устал, что все в головемоей перемешалось, и я мало, что смог запомнить, чтобы теперь более связнорассказать вам, ребята. Я сидел рядом с Прасковьей, уписывал обжигающую, нотакую вкусную и ароматную печеную картошечку, да еще вприкуску со свежим лучкоми солеными огурчиками, и слушал, слушал, слушал... И мне было так спокойно ирадостно на душе...

В тотбесконечный июньский день мое прибытие в лагерь нарушило весь его распорядок, ивместо отбоя в 22.00 все разошлись по палаткам уже ближе к полуночи. Пашкапроводила меня до лазарета и пожелала спокойной ночи.

- Если сам непроснусь, разбуди меня, пожалуйста! - попросил я старосту.

- Ладно, -вздохнула девчонка понимающе. - Отдыхай. Завтра начинаем трудиться...

- Спасиботебе! - Я взял Пашку за руки.

Она усталоулыбнулась и тоже ответила:

- И тебеспасибо!

И мыпосмотрели друг другу прямо в глаза! Но это длилось лишь секунду.

- Паша, где тытам? - раздался призывный голос Людмилы Степановны.

- Ну пока,побежала... - Пятница освободилась и скрылась в полупрозрачной темнотенадвигающейся ночи.

Я забрался впалатку и, не раздеваясь, грохнулся на валявшийся там матрац. Уставшие глазазакрылись сами собой. Так я лежал несколько минут и улыбался. А потом виденияпрошедшего дня нахлынули в мою память и стали громоздиться одно на другое...Вот я беру билет в кассе, вот еду на электричке, читаю похождения охотника надиком острове, а это возникает внушительная фигура контролерши, вот малышсмотрит, как я уплетаю хот-дог, а это я уже, словно пуля, влетаю в вагон внадежде успеть расплатиться за цветы, загорелый Петька везет нас на подводесредь душистых лугов, мои пальцы гладят горячие косички Пашки... вот бегут комне неунывайки-«зернышки»... костер, озеро, старый храм, батюшка... Все этоплавно и незаметно перешло в спокойный крепкий сон, сон счастливого человека...

НАХОДКА

Вот так иначалась моя жизнь в детском лагере «Зернышки». Несмотря на всю бесконечностьиюньских дней, первая неделя пролетела как-то совсем незаметно. Подъем в лагерепроизводился в 7.00, затем следовала легкая зарядка с гимнастикой и пробежкойпо сосновому лесочку. После этого все шли умываться, чистить зубы. Перед завтракомчитали утренние молитвы. Это делал обычно батюшка, а если он отсутствовал поделам, то его заменяли брат Феодор, или староста - Пашка. А все «зернышки», втом числе и самое крупное из них, в лице вашего покорного слуги, осеняли себякрестным знамением и клали глубокие поясные поклоны. Потом разбирали еду иусаживались на чурбачки. За трапезой болтать не разрешалось. В обед, например,дежурный по лагерю читал в ходе приема пищи что-нибудь из «Житий» или короткиедушеполезные рассказы. После еды все вставали и прослушивали благодарственнуюмолитву. В 8.30 в лагере наступала торжественная минута подъема флага. Вместогимна староста читала молитву за весь мир, и мне в это время казалось, что дажептицы замирают, не смея нам мешать своими звонкими трелями. А в это время кнебу медленно уходило большое белое полотнище, на котором на фоне оранжевогосолнца был изображен крупный спелый колос с соборной маковкой и крестикомнаверху, из которого во все стороны сыпались спелые зерна. Пашка говорила, чтоэтот флаг тоже придумала Людмила Степановна. Флагштоком служила длиннаясосновая жердина, которую закрепили в глубокой ямке, обложив основаниекирпичами с развалин храма. После торжественного построения следоваларазнарядка на день, т.е. намечались все дела, какие необходимо было намсделать. После этого «зернышки» рассыпались кто куда. В лагере оставались лишьдежурный и поварята под руководством Людмилы Степановны, которая в основном-тои готовила пищу (и надо заметить, что делала она это весьма неплохо!).

Скажу вамсразу, ребята, что основной задачей нашей (второй уже) смены было привести храми его окрестности в надлежащий порядок, чтобы можно было начать подвозстройматериалов и возведение строительных лесов возле стен. Первая смена, вкоторой потрудились старшеклассники, за десять дней своего пребыванияоборудовала лагерь, очистила лесок от валежника и сделала запас топлива чуть лине на все лето.

Но продолжурассказ о заведенных в лагере порядках. В 13.00 удары по рельсу объявляли оначале обеда, после которого полагался «тихий час», когда можно было немногоотдохнуть, например, подремать в тенечке, после трудов под жарким утреннимсолнцепеком. Затем все вновь приступали к делам до вечера. В 19.00 следовалужин, и после него начиналось время блаженства для ребятишек, так как обычнолагерь в полном составе, оставив охранником лишь брата Феодора, строем и спесней отправлялся на озеро купаться. Два, два с половиной часа можно былоплескаться, играть в мяч и в другие подвижные игры, ловить рыбешку, которой,надо отметить, было в озере немало, даже, говорили местные пацаны, там и ракикрупные водились. После такого активного отдыха «зернышки» опять возвращались всвой «колос», оглашая окрестности бодрой песенкой. Затем устраивалась церемонияснятия флага, а перед строем руководство подводило итоги дня, отмечая ударникови журя озорников и нерадивых (последнее, правда, случалось крайне редко). Послевечерней линейки читались молитвы на сон грядущим, все хором молились зародителей своих. После этого расходились по палаткам. Иногда в лагереустраивались вечерние посиделки у костра. Душой их был отец Григорий. Он зналмассу всяких интересных, душеполезных и поучительных историй, охотно отвечал навсе вопросы юных почемучек. Что и говорить, я старался изо всех сил, ведь меняздесь уважали, я был неким авторитетом и даже образцом... благочестивогохристианина! И на меня в лагере возлагали большие надежды. И мне очень хотелосьне опростоволоситься и особенно было неудобно подводить Пашку, которая считаламеня своим верным и добрым другом! Я заводил будильник на мобильнике и клалтрубку прямо под ухо, чтобы обязательно проснуться хотя бы на полчасика раньшевсех, частенько делать этого ой, как не хотелось... Я всячески понуждал себя ирадовал старосту своим поведением. Еще до подъема мы с Пашкой успевали сбегатьна озеро, чтобы взбодриться, затем натаскивали воду для умывальников, разводилиогонь в печи и кипятили чай, чтобы к завтраку он был уже не таким горячим иребятня могла бы с ним побыстрее управиться. Не брезговал я помогать идневальным, подметая территорию и оттаскивая мусор на свалку. К такой жизни ядовольно быстро привык, втянулся в распорядок дня, и мне было радостнотрудиться на благо ближних и вносить посильную лепту в дело возрождения храма.Конечно же, обилие дел и забот, активный отдых и более витаминная, чемкалорийная пища не прошли даром. Я заметно похудел, отчего стал постройнее и,как отметила староста, даже более привлекательнее. Один раз Пашка мне так исказала, когда мы купались в озере: