Игорь-якорь

— Ха! — воскликнул Олег, увидев Яшу. — Рыжий детка гулять вышел! Воздухом дышим…

Он хотел сказать ещё что-то, но Яша прервал его:

— Бить буду.

— Что?! — Горилла раздвинул руки, оттолкнув девочек в разные стороны.

Но они и сами, взвизгнув, бросились бежать.

— Что такое?! — повторил Олег. — Этот худой рыжий заморыш собирается кого-то бить! — Горилла засунул палец себе в ухо и потряс им, как это делают, когда хотят вылить воду после ныряния. — Нет, я ослышался. Мне показалось. Я просто не понял этого долговязого ребёночка, который что-то такое пролепетал…

— Бить буду! — повторил Яша. В эту минуту он вновь вспомнил Гавриила Ивановича, вспомнил, как угрожал ему Дубровский, а на следующий день учителя убили.

Яков, по-бычьи нагнув голову, с разбегу бросился на Гориллу.

Сколько ударов можно нанести в секунду? Один? Два? Десять?..

Никто не смог бы сосчитать удары, которые, как частый и крупный град, посыпались на нос, губы, скулы Гориллы. От неожиданного тарана головой в живот Олег согнулся, как бы сложился, и Яша молотил его кулаками по лицу снизу вверх.

Нет, не надейтесь на то, что Яков отлупил Гориллу. Такое не случилось. Просто, растерявшись, Олег получил несколько синяков и шишек, которые разукрасили его лицо: нос и губы распухли.

Всё это произошло значительно быстрее, чем мне удаётся вам рассказать. В свои удары Яша вложил всю злобу на себя самого (ведь ему казалось, что, не постучи он тогда в ворота своего дома, Гавриил Иванович, может быть, остался бы жив), на белогвардейцев, убивших его любимого учителя. Спустя минуту он упал, успев только выплюнуть два передних зуба.

Горилла убил бы Яшу. Он уже занёс ногу, чтобы ударить лежачего в живот, но тут сзади на Олеге повис какой-то человек.

Олег тряхнул плечами, чтобы сбросить человека, помешавшего ему, но тот крепко вцепился в его плечи. У человека этого слетело только пенсне, но оно было на шнурке и потому не разбилось, а повисло.

— Не надо, — сказал Кушкин.

Яша лежал не двигаясь, и нельзя было понять — он без сознания или мёртв.

Олег резко повернулся и сбросил наконец Александра Александровича. Тот отлетел, покачнулся, но удержался на ногах и, поймав болтающееся пенсне, надел его на нос.

— Вы ещё откуда взялись? — выкрикнул Олег. — Того же захотели? А?

— Молодой человек, не будем ссориться, — сказал Кушкин. — Я просто выручил вас. Ведь за убийство могут судить.

Горилла стоял над упавшим в гравий Яшей и как-то беспомощно болтал длинными руками. Видно было, что Дубровский досадует: ему помешали, прервали, как говорится, на самом интересном месте. Теперь вокруг собралась толпа, и драться было нельзя.

Кто-то из толпы нагнулся над Яшей, повернул его лицом вверх; женщина, которая торговала рядом в киоске газировкой, вылила на мальчика стакан холодной пузырчатой воды.

Яша раскрыл глаза.

Кушкин приподнял его:

— Сможешь встать?

— Смогу, — сказал Яша.

Он медленно поднялся и встал, широко расставив ноги, чтобы не качаться и снова не упасть. Достал носовой платок и вытер мокрое лицо.

Напротив в нескольких шагах стоял Олег. Он улыбался и всем своим видом, казалось, говорил: «Что, получил, заморыш?»

Несколько мгновений оба мальчика молчали.

Молчала толпа любопытных, образовавших вокруг мальчиков тесный круг.

Первым заговорил Яков. Он сказал негромко, но как-то очень веско:

— Доносчик. Убийца. Всё равно буду бить, пока не добью.

— Ха! — воскликнул Горилла, обращаясь к толпе. — Вы слышали, что сказал этот красный сопляк? Кто слышал?

В толпе молчали, а Кушкин куда-то исчез так же неожиданно, как появился. Но в это время в круг плотно стоящих людей протиснулся офицер. Он прокладывал себе дорогу ножнами шашки, как бы раскланиваясь во все стороны, и повторял:

— Пардон… Ещё раз пардон.

Офицер этот был совсем молодой, лицо точно из тончайшего фарфора, бело-румяное, и на нём маленькие чёрные усики, как приклеенные. Он был похож на переодетую девушку.

— Я слышал! — сказал офицер и обратился к Олегу: — Вы сын господина Дубровского?

— Да, — с гордостью произнёс Горилла. — Я Дубровский.

— Всё ясно. — Офицер крепко схватил Яшу за руки повыше локтя. — Пошли!

10. Контрразведка

Яков понимал, куда его ведут. Белогвардейская контрразведка была всего в двух кварталах от бульвара. Из тех, кого сюда приводили, мало кто уходил.

В первые дни прихода белогвардейцев из контрразведки увозили на расстрел в грузовике с брезентовым верхом. Теперь — то ли грузовик сломался, то ли не хватало бензина — расстреливали прямо во дворе, у кирпичной стены. Эту стену Яша знал отлично: раньше в помещении контрразведки было фельдшерское училище и в большом дворе в часы, когда не было занятий, играли в футбол. У стенки двумя камнями или двумя школьными сумками обозначались ворота. Сетки не было. Просто на кирпичной стене намалевали белую известковую полосу: удар мяча ниже полосы — гол.

Яков вспомнил, что неделю назад он длинным боковым ударом забил мёртвый гол и мяч, отскочив от стенки, попал снова к нему — прямо под ноги. А мальчики, которые стояли вокруг, аплодировали ему — ребята из его школы и даже медики, как называли учеников фельдшерского училища.

Мысленно повторив эти два слова, «мёртвый гол», Яша чуть улыбнулся.

Он шёл легко, ему казалось, что он просто проснулся от глубокого сна. Голова не кружилась, как в первое мгновение. Болел только затылок, но на это Яша не обращал внимания.

Его вели по мостовой. Слева шёл офицер с шашкой наголо. Шашку эту он держал клинком вниз и немного вперёд, как будто хотел подцепить что-то с мостовой. И несмотря на то что Яша понимал всё происходящее, ему было и страшно и смешно. Наверно, так же смешно и страшно в одно и то же время было прохожим, которые видели, как худого долговязого мальчишку конвоируют бравый офицер с шашкой наголо и огромный длиннорукий верзила.

До чего же обострились зрение и слух у Якова! Он услышал, как прохожий, которого он и разглядеть-то не успел, сказал негромко глухим басом:

— И чего ведут-то, как с почестями? С таких лет, а уже большевик! Пулю ему или рубануть шашкой, и дело с концом.

Они уже прошли, и сзади Яков услышал:

— Господи, за что они такого малого?

Это сказала женщина. А мужской голос добавил:

— Там не церемонятся — не убьют, так забьют. Ишь как отмолотили!

В это мгновение Яша услышал, как бьётся его сердце: тук-тук, тук-тук. А ведь раньше никогда не слышал своего сердца. Знал, что оно есть, что сердце должно биться, но слышать не слышал.

Справа от Яши вышагивал, размахивая длинными руками, Олег. Шишки на его лице меняли расцветку: из розовых они за это небольшое время стали багровыми и даже тёмно-синими. Глаза Гориллы, и без того маленькие, совсем придавило синяками. От этого его лицо стало каким-то клоунским.

«Неужели это я его так?» — думал Яша. Запомнилось только одно мгновение, когда он, нагнув голову, бросился на Гориллу. А что потом, Яша не помнил. У него был провал в памяти до того момента, пока на него не вылили газировку.

Шли молча. Только перед самыми воротами, над которыми ещё висела вывеска «Фельдшерская школа», проходя мимо часового, Олег сказал Яше:

— Улыбаешься? Улыбайся. Недолго тебе улыбаться…

Прошли мимо ещё одного часового, офицер лихо, с чавкающим звуком всунул шашку в ножны. Вместе с Олегом они вошли в комнату, где на двери был кусок чёрной стеклянной таблички с золотыми буквами: «…ОРИЯ».

«Наверно, здесь была лаборатория, — подумал Яша. — Как здесь тихо — тише, чем у фельдшеров. А если побежать? Нет, не выйдет. Слишком много натыкано часовых. И все с винтовками».

Прошло не больше двух-трёх минут.

В дверях показался человек в золотистом чесучовом пиджаке. Голова его была обрита, но тем не менее лицо было какое-то приятное — бело-румяное, точно только что вымытое, губы пухлые, как у ребёнка, и глаза светлые, не злые. Только мешки под глазами выдавали немолодой возраст.