День твоего рождения
День твоего рождения читать книгу онлайн
Альберт Лиханов собрал вместе свои книги для младших и для старших, собрал вместе своих маленьких героев и героев-подростков. И пускай «День твоего рождения» живет вольно, не ведая непроницаемых переборок между классами. Пускай живет так, как ребята в одном дворе и на одной улице, все вместе.
Самый младший в этой книжке - Антон из романа для детей младшего возраста «Мой генерал».
Самый старший - Федор из повести «Солнечное затмение».
Повесть «Музыка» для ребят младшего возраста рассказывает о далеких для сегодняшнего школьника временах, о послевоенном детстве.
«Лабиринт»- мальчишечий роман о мужестве, в нем все происходит сегодня, в наше время.
Рисунки Ю. Иванова.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Вздыхала мама, или бабушка, или отец нового невиновного, который дал в том священную клятву.
Очередь подходила уже к Толику, как дверь снова распахнулась. На пороге, прислонившись к косяку, стояла запыхавшаяся мама.
Каждый раз, когда отворялась дверь, Толик с трепетом ждал появления мамы, хотя был уверен, что она не придет. Сколько дней подряд он шлялся до поздней ночи, не учил уроки, и мама будто не замечала этого. Она думала о своем. Ходила по комнате как загипнотизированная и не обращала на Толика почти никакого внимания. Так что по сравнению с магазинными шляниями сейчас было совсем не поздно, и Толик вовсе не надеялся, что мама вдруг окажется в школе, спохватившись о нем.
Но мама была здесь, стояла в дверях, прислонившись к косяку, и, вглядываясь в ее побледневшее лицо, Толик понял, что что-то случилось…
- А-а, - ласково запела Изольда Павловна, увидев маму. - Проходите! Мы вас ждем… У нас большая беда… Сегодня наш класс сорвал урок…
Теперь уже никто не смеялся. Не до смеху было. Кончился весь смех. Осталась одна тяжесть. А учительница продолжала, обращаясь к маме:
- Мы вынуждены были оставить весь класс. Сейчас опрашиваем каждого. Половина ребят уже дала честное пионерское, что это сделали не они.
«Русалка» торжественно взглянула на класс. Что-то вроде улыбки расползлось по ее лицу.
- И вы знаете, - сказала она, по-прежнему обращаясь к маме. - Я верю этим ребятам. Больше того - я очень подозреваю, что с доски стер ученик, которого должны были спросить.
Сердце у Толика опять зашлось.
- Он не выучил урока, - торжественно говорила Изольда Павловна, - в этом он признался даже практикантке - и решил сорвать занятие.
Мама стояла у доски, опустив голову, будто это она сорвала урок, будто это она не выучила задание и призналась в этом практикантке.
- Вы знаете, кто этот ученик? - вкрадчиво спросила Изольда Павловна.
Мама судорожно глотала воздух.
- Простите его, - прошептала она. - Это я виновата! Я! - В маминых глазах стояли слезы. - Сейчас приходили из милиции. Он ящик поджег. Но он не виноват! Это я, я!..
Все в Толике дрожало. Его колотил дикий озноб. Руки были словно ледышки, нестерпимо мерзли ноги, а голову будто сдавило железным обручем.
В классе стало совсем тихо.
И вдруг все зашевелились. Ребята застучали крышками парт, родители заговорили, закашляли, зашумели.
- Так зачем же? - воскликнула возмущенно мама Коли Суворова. - Так зачем же вы держали весь класс, если знали, кто виноват? Тридцать детей сидят голодными!
- А затем, - вскинулась на нее Изольда Павловна, и в классе опять стало тихо, - чтобы преподать и детям, и непонимающим родителям, - она посмотрела на маму Толика, - урок честности!
- Не знаю! - сказала Колина мама, застегивая пальто и подвигаясь к выходу. - Не знаю! Может, у вас какие-то свои педагогические приемы, но это возмутительно - устраивать такой спектакль! Тем более что у Толика действительно какая-то беда! - И указала на маму, горестно сидевшую рядом с Машкой. - Или вы не видите?
Изольда Павловна медленно покрывалась пунцовыми пятнами, но молчала.
- Пойдем, Коля! - сказала его мама и открыла дверь, едва не столкнувшись с директором.
Он шагнул в класс, и Толик заметил, как сразу запотела его блестящая лысина.
- Изольда Павловна, - спросил он удивленно, - вы еще не кончили?
Но этого вопроса почти никто не услышал. Родители поднимались со скамьи, громко разговаривая, словно они сбросили с себя тяжелый камень, который тащили все вместе, как древние рабы, строители пирамиды Хеопса.
Полковник, опустив щеки, тряс головой, соглашаясь с тем, что говорила ему, размахивая руками, седая бабушка, никто уже не обращал внимания на Изольду Павловну.
И вдруг, перекрывая шум, крикнул Коля Суворов:
- Мама, подожди! Подождите все!
Женщина у дверей остановилась, замер полковник, уселась обратно на скамью седая бабушка.
- Подождите! - снова крикнул Коля и повернулся к Махал Махалычу. - Я знаю, - сказал он. - Я знаю, кто стер с доски!
Все замерли, ожидая развязки.
- Но я не скажу, - говорил Коля. Глаза его блестели, хохолок топорщился, как у петушка, лицо покрылось румянцем. - Ведь вы говорили, чтобы все отвечали за одного! Но если один не хочет отвечать за всех - ведь он предатель! Если из-за него обвиняют другого, а он молчит!
Толик видел, с каким недоумением смотрела на Колю его мама. Она не просто удивлялась - она чуточку улыбалась краешками губ, будто одобряла Колю, будто радовалась, что говорит он громко, не стыдясь, совсем как взрослый, и одобряла его за храбрость.
Коля умолк на мгновенье, вдохнул побольше воздуха, словно собирался нырнуть на самую глубину.
- А теперь, - проговорил он, - проверьте у всех руки…
И ребята и родители недоуменно молчали.
- Проверьте руки, Михаил Михайлович, - повторил Коля, - ведь тряпку Бобров уносил в туалет, это видели все. Значит, с доски стерли рукой. - Коля слегка побледнел. - Я точно знаю, что стирали рукой. И рука, как ее ни оттирай, все равно в мелу.
Коля сел. Толик с благодарностью и с удивлением взглянул на него. Второй раз сегодня Коля помогал Толику. Вот он, значит, какой! Толик смотрел на Колю, и тот вдруг весело подмигнул ему. На сердце стало веселее, будто плыл Толик по морю и уже силы терял, выдыхался, но появился Коля и кинул ему спасательный круг. Или руку протянул и на берег вытащил.
Минуту Махал Махалыч молчал, потом вздохнул облегченно и, странное дело, улыбнулся.
- Будь по-твоему! - сказал он.
- Михаил Михайлович! - воскликнула удивленно Изольда Павловна. - Что ж это такое?..
Директор вопросительно взглянул на родителей.
- Как? - спросил он бодро. - Проверим?
- Чего уж там! - сердито сказала бабушка, боявшаяся бандитов. - Доводите до конца!
- До конца! - подтвердил Цыпин папа, а Махал Махалыч уже шел между рядов, оглядывая руки.
14
И вдруг Толик увидел Цыпу.
Он изо всех сил тер о штаны свои руки.
Цыпа! Значит, это Цыпа! На воре шапка горит! Так вот как он решил отомстить, гад!
Махал Махалыч проверил руки у Женьки, взглянул на Цыпины ладошки, ничего не заметил и шагнул было дальше, как вдруг Машка Иванова сказала удивленно:
- А штаны-то!
Махал Махалыч вернулся.
- Ну-ка встань! - велел он Цыпе.
И тот, сразу вспотев, медленно вынул из-под парты свои длинные, костлявые ноги.
По классу покатился гул. Будто морская волна, которая несется, мчится к берегу, с каждой минутой становится выше, выше - и вот грохочет о прибрежные камни.
Коленки Цыпиных брюк были белым-белы, словно он ползал по доске на карачках.
Лицо его залилось зеленой краской. Цыпа озирался на скамейку, где сидели родители, и Толик услышал, как оттуда прогрохотали полковничьи шаги.
Цыпин папа, красный, как взломанный арбуз, приблизился к сыну и хлобыстнул его тяжелой рукой по уху.
- Сукин ты сын! - воскликнул он.
И вдруг произошло неожиданное.
Произошло то, чего никто не ждал, даже сами ребята.
Пятый «А» расхохотался.
Пятый «А» дергал коленками, валялся на партах, кто-то даже упал на пол. Пятый «А» хохотал, покатывался, давился со смеху. Пятый «А» ржал как ошалелый, умирал со смеху, лопался на части.
Полковник растерянно озирался. Цыпа ревел. Отошла в угол Изольда Павловна, погасив стеклышки пенсне. Родители испуганно дергали своих ребят за рукава, чтобы они утихли, угомонились, а Машкин брат даже дал ей порядочного тумака, но ничто не помогало.
Пятый класс хохотал.
Но хохотал как-то не так. Как-то невесело. Истошно, дико, психовато, но невесело.
И вдруг мама Коли Суворова оторвалась от двери и быстро пошла по рядам. В ее глазах, широко открытых, виднелся страх. Она проходила по рядам и гладила ребят по голове, легонько шлепала по щекам, и ребята постепенно успокаивались, лишь изредка всхлипывая от странного смеха. И никто уж не мог вспомнить, отчего он смеялся. То ли было смешно, то ли горько…