Дом с волшебными окнами. Повести

Марина присела на краешек стула и с любопытством следила за умелыми руками Ивана Герасимовича. Как ловко его большие руки обращались с тонким старым деревом!

Дверь открылась — пришёл Алексей Степаныч, а за ним Сергей Петрович, хранитель школьных инструментов.

— Неужто Батов? — спросил Сергей Петрович, разглядывая Маринину скрипку. — Ну, эта зазвучит!

— И я так говорю, — сказал Алексей Степаныч. Он говорил уверенно, но видно было, что он почему-то волнуется.

Все ждали и почти не разговаривали. Сергей Петрович, зашедший в мастерскую на минутку, тоже остался — и его увлекло ожидание. Зазвучит старая скрипка или нет? И как зазвучит?

Но вот Иван Герасимович натянул поверх новой подставки новые струны, ударил камертоном о край стола и, приложив камертон к скрипке, послушал ответный протяжно затихающий звук.

— Настраивайте, — сказал он, передавая скрипку Алексею Степанычу.

Алексей Степаныч проверил строй, поглядел на Марину и передал ей скрипку.

— Ну, Марина… — только сказал он.

Марина вскочила со стула, подняла скрипку. Она волновалась больше, чем на концерте.

— Играй, — сказал Алексей Степаныч, и Марина заиграла.

Все окружили её.

— Я говорил! — закричал Сергей Петрович.

— Я раньше говорил, — сказал Алексей Степаныч.

— Ну, разве старик выдаст? — добродушно подтвердил Иван Герасимович.

А старая скрипка пела чистым и сильным голосом — так уверенно и мужественно звучала в детских руках, как будто говорила: «Вы думали, не зазвучу? Ещё как зазвучу! Играй, девочка, играй, не бойся! Я буду твоим другом. Я тебя всегда выручу. Только…»

— Теперь только работать, — как будто заканчивая разговор скрипки, указал Алексей Степаныч.

— Да, уж с такой скрипкой грешно лениться! — подтвердил Иван Герасимович.

— Ну, желаю тебе успехов, — заключил Сергей Петрович и ушёл к себе, но через минуту вернулся.

— Знаете, даже ко мне доносится, на другой конец коридора, — сказал он, просовывая в дверь голову. — Замечательный инструмент!

Из мастерской Марина вышла вместе с Алексеем Степанычем. Было уже поздно, и учитель велел ей идти домой.

Марина несла футляр со своей новой скрипкой. Алексей Степаныч молча шёл рядом, изредка поглядывая на её счастливое лицо.

— А знаешь, Марина, — вдруг сказал он, — как я начал учиться? Мне очень хотелось играть, но в школу меня не отдавали и скрипки не покупали — родители считали это моё желание ребячеством. А я всё-таки настоял на своём, выпросил. У нас был знакомый оркестрант, он стал меня учить. Но скрипки у меня так и не было — я играл только в дни уроков на скрипке своего учителя.

Марина с удивлением взглянула на Алексея Степаныча: «Как же так заниматься?»

— Удивляешься? Вот так и занимался. А через месяц мой учитель увидел, что я осторожно обращаюсь с инструментом, и разрешил мне взять скрипку домой… Если б ты видела, как я бежал с ней по улицам! Прибежал домой и начал играть. Не обедал, не ужинал… Вечером у меня насильно отняли скрипку и велели ложиться спать… Вот как приходилось заниматься! А вы лентяйничаете.

— Алексей Степаныч, ну разве я с такой скрипкой буду лениться? Вот честное пионерское, не буду!

— Верю, — сказал Алексей Степаныч. — Не надо клясться.

— Алексей Степаныч, расскажите ещё, пожалуйста! Как же вы попали в нашу школу?

Алексей Степаныч искоса поглядел на Марину.

— Ну ладно, — сказал он, — до Садовой дойдём вместе… Как я попал в нашу школу? Мой учитель нашёл, что мне нужно серьёзно учиться музыке. Он посоветовал отцу отвести меня в нашу школу, к Елизавете Фёдоровне. Так и сделали. Помню, я очень волновался. Елизавета Фёдоровна прослушала меня и взяла в свой класс.

— А как вы занимались у Елизаветы Фёдоровны? Алексей Степаныч, расскажите! Пожалуйста!

Алексей Степаныч засмеялся:

— Хорошо, расскажу. Ты хочешь знать, как я учился у Елизаветы Фёдоровны? С невыученным заданием никогда не приходил в класс. Но случалось и мне на уроках поплакать…

— Вы плакали?

— Плакал, — серьёзно ответил Алексей Степаныч. — Когда огорчал Елизавету Фёдоровну. Очень стыдно было её огорчать.

Алексей Степаныч замолчал. Он как будто на минуту забыл о Марине.

— Как терпеливо и настойчиво прививала она нам, своим ученикам, любовь к музыке, — продолжал он задумчиво, — учила нас понимать её, разбираться в разных стилях…

— Алексей Степаныч, — сказала Марина, видя, что он не собирается продолжать, — а как Елизавета Фёдоровна называла вас?

— Как называла меня? Алёшей, конечно, — ответил Алексей Степаныч улыбаясь. — Но представь себе, Марина, что она и мне и всем своим другим ученикам довольно долго говорила «вы». Проходило три-четыре года, и после какого-нибудь удачного выступления на концерте Елизавета Фёдоровна говорила: «Ну вот, теперь уж я буду говорить тебе „ты“». Со мной это произошло, когда я, оканчивая школу-семилетку, сыграл «Легенду» Венявского… Ну вот, и дошли до угла, — неожиданно останавливаясь, сказал Алексей Степаныч. — До свиданья, Марина, до следующего урока.

54. МАЛЬЧИКИ

Лёня не видел, как друг его сунул в карман свёрнутую в трубочку тетрадь, не знал он и того, как началось Колино знакомство с Петровыми.

Мальчики встретились в этот же вечер в булочной. Лёня, прижимая подбородком белую буханку, старался развернуть плетёную авоську. Коля, аккуратно уложивший свой хлеб в клеёнчатую чёрную сумку, придержал скользкую, непослушную плетёнку, и буханка, шурша, скользнула на своё место.

— Почему не пришёл? — сердито спросил Лёня, затягивая концы плетёнки.

— Дело у меня было, — неопределённо буркнул Коля.

Лёня искоса поглядел на него. Колька был существом по-своему таинственным. И то, что он мастерил в своём чулане, и его домашняя жизнь — всё это не совсем было известно Лёне и не совсем ему понятно. Коля казался ему старше своих лет, хотя они были ровесниками, и метрики их, из которых одна хранилась в ящике отцовского письменного стола, а другая — в материнском заветном ящике комода, подтверждали всеми своими печатями и голубой гербовой бумагой, что мальчики родились в одном и том же году и даже в одном и том же месяце.

— В кино пойдём? — спросил Лёня, выходя из булочной.

— Поздно уже, ужинать надо. Потом работа одна есть…

— Слушай, Колька, ты прямо как наша Настасья Ивановна.

— А кто это Настасья Ивановна?

— Понятно кто: наша классная руководительница.

Коля усмехнулся:

— Что ж, лестно.

— Ладно врать! Скажи лучше — куда бегал сегодня?

— Я тебе уже сказал: дело было.

— «Дело, дело»! Подумаешь, какой деловой человек. Может, у тебя деловое свидание было? — съехидничал Лёня. — Как у мистера Микобера?

Лёня недавно прочитал «Давида Копперфильда» и давал эту книгу Коле.

И вдруг «деловой человек» багрово вспыхнул и пошёл вперёд, почти побежал, не оглядываясь на Лёню.

— Колька, ты что? Нашёл из-за чего обижаться! — закричал вдогонку Лёня, но ответа не получил и не стал догонять друга. Что они, девчонки, что ли?

Но хотя они и не были девчонками и не любили ссориться из-за пустяков, но дня два они избегали друг друга, и в то же время почему-то непрерывно попадались друг другу на глаза.

Дня через три недоразумение это, вероятно, само собой улетучилось бы, но тут произошло вот что.