Друзья мои мальчишки

— Машина поломалась? — ахнул Илюша.

Он огляделся. Лес всё темнел, деревья гуще смыкали ветки. В таком густом лесу, может, и волки живут.

— А у вас запчасти есть? — спросил Илюша.

— Которые есть, а которых и нет, — ответил шофёр.

— А которые поломались, есть?

— В том-то и загвоздка, что я никак поломку не определю. — Шофёр стал насвистывать под машиной.

Зря он всё-таки свистит. Собаки, например, обязательно на свист приходят. А собаки происходят от волков…

— Ты, я смотрю, здорово в технике разбираешься, про запчасти знаешь, — сказал шофёр.

— Да, — ответил Илюша, — знаю. Запчасти — это главное. Нет запчастей — погибель.

— Смотри какой образованный, — усмехнулся шофёр и опять стал насвистывать.

— А этот лес дремучий? — неожиданно спросил Илюша.

— Ну, не совсем, а всё-таки… — ответил шофёр.

— А кто-нибудь тут водится?

— Водятся, — сказал шофёр. — Лягушки.

Илюша обиделся. Неужели не ясно, что он не про лягушек спрашивает! Ему захотелось сейчас же рассказать шофёру, что он, Илюша и перед волком не заробел бы. Что у них дома даже волчья шкура лежит с настоящими стеклянными глазами. Но Илюша ничего не сказал: всё-таки не он убил того волка, а дед Илья.

Шофёр постучал под машиной чем-то железным, и какая-то птаха сонно откликнулась в кустах. Наступил вечер.

— Нашёл! — крикнул шофёр и вылез из-под машины. — Мелочишка нас с тобой подвела. Тут и ремонт всего на пять минут, да нет у меня этой штуковины! В «Светлом луче» кузнец бы меня выручил, дал бы. Так ведь не оставишь на дороге машину с грузом.

— Я посторожу, — предложил Илюша и вздохнул: не очень-то приятно оставаться одному в машине среди тёмного леса, хотя и не совсем дремучего. — Или я схожу, — сказал Илюша. И опять вздохнул.

— Нет уж! — решительно ответил шофёр. — На ночь глядя никуда не пущу. Залезай в кабину и спи. Чуть свет разбужу. Побежишь с моей запиской к кузнецу.

— И деду Илье письмо отдам поскорей! — обрадовался Илюша.

— И от кузнеца мне маленькую штуковинку принесёшь.

— Ладно, — согласился Илюша. — А вы где будете спать?

— На траве. Я бывалый солдат, мне ничего не сделается.

— И я тогда на траве.

— Нет, браток, тебя мураши искусают, туман вымочит.

— Нет, — твёрдо сказал Илюша.

— А я-то понадеялся, ты мне в машине сторожем будешь, чтоб никто рулевую баранку не стащил, — посетовал шофёр.

— Тогда ладно, — решил Илюша. — Я посторожу.

Он свернулся калачиком на скользком сиденье, шофёр бросил в траву брезент.

— А у вас нет лишнего небольшого колеса? — спросил Илюша. Всё-таки тележка ему нравилась больше, чем будка, которая называется киоск.

— Лишнего нет. Одна только запаска, как положено.

— Она слишком большая, мне поменьше нужно, — сказал Илюша.

— А тебе зачем? — поинтересовался шофёр.

— Так, для одной вещи… — ответил Илюша.

Никому не хотел он раскрывать тайну.

Шофёр накрыл его своей курткой, и стало кругом тихо-тихо. Где-то в лесу прокричала ночная птица сыч, которая на свету ничего не видит и только во тьме вылетает на охоту.

— Я тут рядом, ты не бойся, — сказал шофёр с земли.

Пришла ночь.

— Вставай, малый! Вставай, браток! Эй ты, дедов внук, вставай!..

Кто его тормошит среди ночи, среди самого сладкого сна?

— Поешь хлеба, поешь! В дорогу пора!

Илюша жуёт хлеб и, моргая, глядит вокруг.

Оказывается, уже не ночь. Оказывается, светает. Почти совсем рассвело. Всё сейчас похоже на переводную картинку, которую ты уже наклеил в тетрадь, и уже потер осторожно пальцем, и уже почти перевёл, но ещё не снял мутную бумажку. И потому зелень в лесу ещё не зелёная, а седая, и небо ещё не голубое, а бесцветное, и облака в нём растянуты белёсые, как бабы Танина некрашеная пряжа.

— Идём, я тебя немного провожу, — говорит шофёр и ведёт Илюшу за руку. — Не забудь, у тебя в кармане деду письмо и записка для кузнеца.

Илюша кивает головой, зевает и спотыкается о корень.

— Проснись! — Шофёр, смеясь, трясёт Илюшу за плечо. — Ты ж на ходу спишь! Если наш брат шофёр на ходу заснёт, непременно в кювет свалится! — И он дёргает за ветку, росинки сыплются на Илюшу. — Умылся? — спрашивает шофёр. — Теперь слушай. Пойдёшь по дороге. Куда она будет сворачивать, туда и ты. Выведет она тебя на опушку. Спустишься к речке, перейдёшь по мосту, на том берегу как раз и будет колхоз «Светлый луч». Там тебе и контора, и кузня, и новая стройка, там и деда найдёшь. Не забоишься?

— Не забоюсь, — отвечает Илюша.

— Тогда до свиданьица. — Шофёр протягивает руку.

Илюша кладёт ему на ладонь свою.

— А утро ещё не настало? — спрашивает он.

— Сейчас настанет. Вот-вот солнышко взойдёт.

Шофёр возвращается к машине, а Илюша идёт один дальше. Он идёт точно так, как велел шофёр. Дорога сворачивает вправо, и он — вправо; дорога — влево, и он — влево. И она выводит его на опушку. Но это Илюша и сам знал: как лес ни дремуч, а выход из него где-нибудь да есть. Приводит дорога на опушку, на высокий берег, и зовёт сбежать вниз, к мосту, к неширокой речке.

Но Илюша останавливается. Потому что внизу не видно никакого моста. Вместо речки лежит не шелохнётся белое туманное озеро. И там, подальше, торчат из него острые вершинки елей, похожие на башни затонувшего города.

Илюшу не проведёшь. Он знает: никакого озера нет, просто лежит в низине утренний туман. Где из него торчат ёлки, там берег. Конечно, ведь ёлки не растут в воде!

А на том берегу, за ёлками, отгороженные туманом, стоят колхозные дома и постройки.

И нигде ни одного человека, и нигде ни звука. Потому что утро ещё не наступило. Тихо-тихо на земле и в небе.

Вдруг чёрная крикливая стая ворон с шумом и треском слетает с берёзы на дорогу, и снова тишина. И где-то далеко-далеко петух поёт зорю: «Сей-час-бу-дет-утрррррр-о!»

И второй отвечает ему ещё дальше, и третий. И смолкают. Но что-то меняется: небо, только что бесцветное, стало зеленоватым, как холодная вода. Илюша ждёт. Он ждёт ту маленькую секунду, когда наступит утро.

Гляди, гляди, что это? Качнулось белое туманное озеро и стало расходиться рваными клочьями, будто кто разгонял его мётлами. Вот уж завиднелся мост внизу, и замшелые сваи, и близкий другой берег, поросший ельником. А вода прояснилась, и в ней всё стало видно — опрокинутый вниз поручнями мост, и ёлки вниз головой, и белёсое облако, похожее на пёрышко.

Где-то замычала корова, щёлкнул бич пастуха. И вдруг — Илюша даже глаза вытаращил — облако в воде загорелось. Да, да, оно вспыхнуло розовым светом! А над ним в небе зажглось другое такое же, только настоящее! Они оба разгорались всё ярче, стали огненными, ну точно перья жар-птицы! Илюша, заворожённый, глядел и думал: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло».

Ворона хрипло спросила: «Утр-р-ро? Не утр-р-ро?» — и с тяжёлым треском крыльев полетела догонять стаю. А в ельнике на том берегу стали ясно видны все тропки. А за ними — домик, наверное, кузня: у порога лежали на траве плуги и колёса. А дальше Илюша увидал контору с вывеской, и дома с аккуратными окнами, и недостроенные кирпичные стены — наверное, их строит дед Илья.

И так ему захотелось поскорей увидать деда Илью, что он не стал больше ждать и вприпрыжку помчался вниз с горки.

Вдруг недостроенные стены стали огненно-красными и оконце кузни вспыхнуло будто пламенем, — в них ударил алый свет зари. А лес за Илюшиной спиной только того и ждал: засвистел, зазвенел птичьими голосами: «Тр-тррр-тр, утрр-рр-тр!..»

Утро, говорите? На бегу Илюша обернулся и замер: в просвете между деревьями из-за раскалённой гряды облаков вставало солнце, да какое! Огромное, багряное, будто расплавленное! Солнце такой красоты несказанной, что перед ним пёрышки жар-птицы в небе и в воде померкли и простыми розовыми облачками, истаивая, поплыли прочь.