Друзья мои мальчишки

А что у них выходит? Дед Илья в колхозе «Светлый луч». Батя все дни на стройке. Уезжает на заре, возвращается ночью. А иногда и вовсе не возвращается. Потому что стройка объявлена ударной.

Илюша спросил, что такое «ударная». Баба Таня объяснила: значит, самая скорая. Хоть об землю ударься, а сделай в срок! То ли она шутит, то ли всерьёз? Одно уже точно: батя выстроит в срок. Не такой он человек, чтобы не выполнить государственное задание.

В комнатах стало тихо. Даже баба Таня не постукивает каблучками, ходит неслышно, надела войлочные туфли. От этого тоже делалось скучней.

Баба Таня болеет. Она не простудилась. У неё щемит сердце. От грустных мыслей. Илюша догадался: баба Таня скучает по деду Илье.

— Давай позовём его обратно! — предложил он.

Но баба Таня замахала руками:

— Ты что? Он там не гуляет, а строит. Осенью сам вернётся.

Осень — перемен восемь. Осенью Илюша пойдёт в первый класс. Осенью в Новом городе заселят первые дома. Осенью Таиска начнёт ходить в музыкальную школу. Да что сейчас говорить про осень — ещё ни один лист не пожелтел, рябина краснеть не начала.

Чтоб баба Таня не так сильно скучала, Илюша перешёл жить в её спаленку. Он спит теперь на длинной дедовой кровати и, когда просыпается, видит простенок между окнами и на нём картину с тремя богатырями.

Интересно, когда ещё никто не догадался, что ты проснулся, лежать и думать про всякое разное. Например, про этот самый простенок. Под обоями в цветочках и под штукатуркой — сколько там уложено кирпичей? От земли и до крыши. Много, верно. Их сложил давным-давно деда Ильи отец, Илюшкин прадед. Сам слепил, сам обжёг каждый кирпич, сам дом сложил. То-то он удивился бы, если бы ему кран показать. Кран-богатырь взял бы весь этот простенок, как один камешек, поднял бы да поставил!..

«А кто главный богатырь — кран или человек?» — думает Илюша. И решает, что главный — человек, например крановщик, ведь без него кран дома не построит, правда?

Потом Илюша разглядывает трёх богатырей на картине. Он давно знает, как их зовут: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович. Но Илюша придумал, что они все трое Ильи. В серёдке, на вороном коне, — дед Илья. Даже баба Таня говорит, что похож. Можно ещё ему учеников пририсовать, там много места… Слева, на белом коне, — Платов Второй. Если сбрить бороду и вместо коня подставить мотороллер, будет здорово похож, просто одно лицо. А справа, на гнедом коньке с золотыми стременами, — самый молодой богатырь, в серебряной кольчуге, с острой саблей на боку, с метким луком в руке. Конь под ним точно похож на Илюшиного выдуманного коня.

Три Ильи на картине никогда не ссорятся между собой. Они потому всегда побеждают, что дружные. Плохо, когда богатыри ссорятся.

Так думает Илюша и вздыхает. Баба Таня сразу догадывается, что он проснулся.

— Вставай, внучек, пора!

Приходится ему вставать и браться за дела.

Дел теперь прибавилось. Баба Таня сказала: раз ты Платов Третий — значит, должен быть хозяином в доме. А хозяин — значит, работник.

Илюша бегает в булочную за хлебом. И Таиска там хлеб покупает. Он ходит за крупой и даже за подсолнечным маслом. Не всем доверяют покупать масло, ведь оно и называется «разливное» потому, что его можно разлить. Кроме того, Илюша подметает кирпичную дорожку, продёргивает морковь. И щепки на растопку он заготовляет. А будка для мороженого? Забыли? Это у него самое главное дело.

И вдобавок ко всему он каждый день гнёт подкову. Ту самую, красную. Он прячется за комод, когда баба Таня не видит, и гнёт изо всех сил, двумя руками. Ещё не согнул, пока тренируется.

О подкове он не говорит никому. Даже Платову Второму. Одна Таиска узнала, да и то случайно. Просто она вошла в дом, когда у Илюши случилась авария. Он упёр подкову в стенку, в провод, и до тех пор давил на нее, пока провод не сорвался. А он, этот провод, телефонный.

Да вы ж не знаете всех новостей! Во-первых, у Платова Второго есть мотороллер, красивый, белый с синими боками. Платов Второй на нём уже всех ребят перекатал по десять раз, а Илюшу — без счёта. Во-вторых, в дом провели телефон.

От телефона, баба Таня говорит, радости мало. Даже по ночам Платову Второму звонят, и он сам звонит. Нередко после разговора, хоть среди тёмной ночи, хоть на заре, Платов Второй на мотороллере мчится на стройку.

Илюша спит крепко, а баба Таня слышит всё до единого слова, а наутро говорит соседкам:

— Нет у него ни дня, ни ночи. Моим всем такую работу подавай, чтоб земля под ногами горела. Такая у них порода, платовская.

Илюша не поймёт, то ли она сердится на платовскую породу, то ли гордится ею. Наверное, сердится. Хорошо ещё, что она про подкову не знает.

Эту подкову Илюша гнёт даже во сне. Во сне она сгибается легче. Сегодня ночью он её в штопор скрутил да как закричит:

— Ур-ра!

— Ты что, Илюшенька? — испугалась баба Таня и погладила его по голове. — Привиделось что-нибудь?

Он раскрыл глаза. В окнах стояла темнота. Была глухая ночь, когда все люди спят. Но в спаленке горела лампа. Под ней за столом сидела баба Таня и писала письмо.

— Ты деду Илье пишешь? — спросил Илюша.

— Ему. Спи, милый. Спи, внучек.

В тёмное окно влетали седые ночные бабочки. Они ударялись о лампу и падали на бумагу. Баба Таня осторожно накрывала их рукой, выпускала в окно:

— Лети, глупая!

Но бабочки прилетали опять и шуршали на бумаге.

— Утром я сам опущу в почтовый ящик, ладно? — попросил Илюша.

— Ладно. Спи.

Илюша повернулся к стене. На пёстреньких обоях огромная бабы Танина тень тоже писала письмо. Нос у тени был почему-то длинный, как у Буратино. Илюша фыркнул.

— Уймёшься ты наконец? — потеряла терпение баба Таня. Она чуть повернулась, и нос у тени стал короткий.

Илюша закрыл глаза, но они сразу открылись. Потому что наверху зазвонил телефон. В горнице раздались твёрдые шаги отца.

— Платов слушает! — сказал он.

Бабы Танина тень на стене подняла голову, она тоже слушала.

Платов Второй сперва молчал, потом стал кому-то отвечать.

— Да, трудности есть, — сказал он. — Бетонных блоков нам не хватает, и подвозят с задержками… Да, да. Понимаю, что завод один на два района. Однако без блоков у меня работа стоит. Сроки мне срывают… — Платов Второй опять послушал, снова ответил. — Очень не хватает стройке механизации. Краны есть, спасибо. А вот тракторы только колёсные, слабосильные. Мне обещали ещё два бульдозера… — Он помолчал, сказал: — Ясно, придётся, значит, подождать. — Переспросил кого-то невидимого: — Как у нас с дорогой? Так вот дорожники обещают построить шоссе к августу. Пока стройматериалы идут водой до Нижних Сосёнок, дальше перегружаем на машины, везём старой грунтовой дорогой. Да, пока справляемся. Благодарю вас. Сделаем всё, чтобы доверие оправдать. До свидания.

Илюша услышал, как отец положил трубку на рычаг.

Стало тихо. На стене бабы Танина тень опять склонилась над письмом. Губы у тени шевельнулись.

Наверное, баба Таня думала, что Илюша спит. Свои слова она, перед тем как написать, тихонько шептала вслух. Будто разговаривала с дедом Ильёй через тёмные луга, и поля, и леса, через долгие-долгие километры. Илюша услыхал:

— Трудно ему, Илья. На нём большая ответственность. Сию минуту ему был звонок из областного комитета. Всё, отвечает, сделаем, чтоб доверие народа оправдать. А бетонные эти громадные камни, блоки, иные даже с окнами готовыми, их подвозят с опозданием. Очень наш сынок из-за этого убивается. А возят их издалека, завод, где их делают, один, а ведь вокруг все строятся, блоков этих самых нехватка. Видишь, какие трудности. Хорошо ещё, Илья, что сейчас вёдро, сухо. А если непогода заладит, сам знаешь, земля у нас — суглинок, поползёт, то-то месиво будет на стройке. А у меня как раз в спину вступило, руки-ноги ломит, это уж обязательно к ненастью. К вечеру от вас, из-за леса, облака пошли, кучевые, как бы чего не нанесло…