Матильда (др. перевод)

Он выудил из кармана клочок бумаги и принялся изучать его.

— Послушай, мальчик, — сказал он сыну, не обращая внимания на Матильду, — поскольку когда-то ты тоже войдешь в дело, то тебе следует знать, как подсчитывается прибыль, которую ты будешь зарабатывать каждый день. Принеси-ка блокнот и карандаш, и посмотрим, насколько ты умен.

Сын послушно вышел из комнаты и возвратился с принадлежностями для письма.

— Запиши следующие цифры, — сказал отец, заглянув в клочок бумаги. — Машину номер один я купил за двести семьдесят восемь фунтов, а продал за тысячу четыреста двадцать пять. Записал?

Десятилетний мальчик медленно и аккуратно записал обе суммы.

— Машина номер два, — продолжал отец, — обошлась мне в сто восемнадцать фунтов, а продана за семьсот шестьдесят. Записал?

— Да, папа, — сказал сын. — Записал.

— Машина номер три стоила сто одиннадцать фунтов, а продана за девятьсот девяносто девять фунтов пятьдесят пенсов.

— Повтори еще раз, — сказал мальчик. — За сколько она продана?

— За девятьсот девяносто девять фунтов пятьдесят пенсов, — сказал отец. — А это, между прочим, еще один из моих ловких приемов. Я частенько таким образом надуваю клиента. Никогда не запрашивай большую круглую цифру. Всегда проси чуть поменьше. Никогда не говори „тысяча фунтов“. Всегда говори „девятьсот девяносто девять пятьдесят“. Кажется намного меньше, но на самом деле это не так. Толково, а?

— Очень, — ответил мальчик. — Ты гений, папа.

— Машина номер четыре стоила восемьдесят шесть фунтов — просто развалина была — а продана за шестьсот девяносто девять пятьдесят.

— Не так быстро, — сказал сын, записывая цифры. — Так. Записал.

— Машина номер пять стоила шестьсот тридцать семь фунтов, а продана за тысячу шестьсот сорок девять пятьдесят. Все цифры записал, сынок?

— Да, папочка, — ответил сын.

— Очень хорошо, — сказал отец. — Теперь подсчитай прибыль, которую я сделал на каждой машине, и сложи все вместе. После этого ты сможешь мне сказать, сколько всего заработал сегодня твой умный папа.

— Тут надо много считать, — сказал мальчик.

— Еще бы, — согласился отец. — Но когда затеваешь большое дело, вроде моего, нужно быть мастаком по части арифметики. Вообще-то у меня голова что компьютер. Я меньше чем за десять минут подсчитал все это.

— Ты хочешь сказать, что сосчитал все это в голове, папа? — вытаращил глаза сын.

— Не совсем так, — ответил отец. — Это никому не под силу. Но у меня много времени на это не ушло. Когда закончишь подсчет, скажи, какова, по-твоему, у меня сегодня прибыль. Я тут записал общую сумму, так что скажу тебе, прав ты или нет.

— Папа, ты заработал ровно четыре тысячи триста три фунта и пятьдесят пенсов, — тихо произнесла Матильда.

— Не встревай, — бросил отец. — Мы с твоим братом заняты финансовыми вопросами.

— Но, папа…

— Помолчи, — сказал отец. — Не пытайся угадать, чтобы показаться умной.

— Посмотри в свои записи, — мягко настаивала Матильда. — Если ты правильно подсчитал, то должно быть четыре тысячи триста три фунта и пятьдесят пенсов. У тебя такая сумма записана?

Отец заглянул в свою бумажку. Неожиданно он весь напрягся и умолк. Наступила тишина.

— Повтори еще раз, — произнес он спустя какое-то время.

— Четыре тысячи триста три фунта пятьдесят, — отозвалась Матильда.

Опять наступила тишина. Отец густо покраснел.

— Я уверена, что это так, — сказала Матильда.

— Ты… маленькая мошенница! — неожиданно закричал отец, тыча в нее пальцем. — Ты заглянула в бумажку! Ты видела, что у меня тут записано!

— Папочка, но я ведь в другом конце комнаты, — сказала Матильда, — как же я могла подглядеть?

— Рассказывай! — кричал отец. — Конечно же, подсмотрела. Никто на свете не мог бы назвать с ходу правильный ответ, а уж тем более девчонка! Ты маленькая мошенница, мадемуазель, вот ты кто! Мошенница и обманщица!

В этот момент вошла мать с большим подносом, на котором стояли четыре тарелки. На сей раз это была рыба с жареной картошкой, которую миссис Вормвуд купила в магазине полуфабрикатов, возвращаясь домой после игры в лото. Казалось, часы, проведенные за лото, так изматывали ее физически и душевно, что у нее не оставалось сил на то, чтобы готовить по вечерам ужин. Поэтому она всегда покупала что-то либо готовое, либо полуготовое.

— А что это ты так лицом покраснел, Гарри? — спросила она, ставя поднос на кофейный столик.

— Твоя дочь мошенница и обманщица, — ответил отец, беря тарелку и ставя ее себе на колени. — Включи-ка телевизор, и пусть все заткнутся.

ПЛАТИНОВЫЙ БЛОНДИН

Матильда нисколько не сомневалась в том, что последнее проявление грубости со стороны отца заслуживает серьезного наказания. Отвернувшись от телевизора, она ела эту ужасную рыбу с жареной картошкой, но мозг ее при этом обдумывал всякого рода варианты. К тому времени, когда она отправилась спать, решение было принято.

На следующее утро, поднявшись пораньше, она прошла в ванную и заперла за собой дверь. Как мы уже знаем, волосы миссис Вормвуд были выкрашены в блестящий платиновый цвет — костюм примерно такого же сверкающего серебристого цвета надевают канатоходцы в цирке. Волосы она красила дважды в год в парикмахерской, а в промежутках между этими событиями, примерно раз в месяц, миссис Вормвуд освежала краску, споласкивая волосы в тазу, в который наливалось нечто под названием „Краска для волос, платиновый цвет, сверхпрочная“. Этот состав использовался также для того, чтобы подкрашивать мерзкие коричневые корни, которые упорно вылезали из-под кожи. Флакончик с „Краской для волос, платинового цвета, сверхпрочной“ хранился в шкафчике. На той же этикетке имелась надпись: „Обращаться осторожно. Перекись. Берегите от детей“. Матильда множество раз с восхищением перечитывала эти слова.

У отца Матильды была красивая копна черных волос, которую он расчесывал на пробор и которой чрезвычайно гордился.

— Хорошие здоровые волосы, — любил повторять он, — это хороший здоровый мозг под ними.

— Как у Шекспира? — спросила его как-то Матильда.

— У кого?

— У Шекспира, палочка.

— А он мозговитый был?

— Очень, папочка.

— И у него было много волос?

— Он был лысым, папочка.

— Не можешь по-человечески разговаривать, лучше помолчи, — рявкнул на нее отец.

Как бы там ни было, мистер Вормвуд следил за тем, чтобы его волосы выглядели блестящими и здоровыми, хотя, может, ему только казалось, что они так выглядят. Каждое утро он втирал большие порции лосьона под названием „Фиалковое масло. Тоник для волос“. Флакончик с этим пахучим средством всегда стоял в ванной на полке над умывальником рядом с зубными щетками, и ежедневно, по окончании бритья, начинался яростный массаж скальпа с помощью „Фиалкового масла“. Массаж этот всегда сопровождался громким ворчанием, которое умеют издавать только мужчины, тяжелым дыханием и сдавленными возгласами: „А-а-а, так-то лучше! То, что надо! До самых корней!“ — которые Матильда отчетливо слышала в своей спальне, находившейся в другом конце коридора.

Закрывшись тем утром в ванной, Матильда открутила колпачок отцовского „Фиалкового масла“ и слила три четверти содержимого в раковину. Затем она наполнила флакончик „Краской для волос, платинового цвета, сверхпрочной“, принадлежавшей ее матери. Она предусмотрительно оставила достаточное количество отцовского тоника для волос во флакончике, так что когда она хорошенько встряхнула его, смесь казалась, вполне фиолетовой. После этого она поставила флакончик на полку над раковиной, не забыв при этом убрать флакончик матери в шкаф. Пока все шло по плану.