Лесные яблоки

— Малы, что ль, стали? — удивился я.

— Да ну их! — насупился Мишка. — Вчерась походил по росе — вот такие стали! — Он рубанул на руке по локоть. — А за ночь ссохлись. Кислина, чего ж она…

Неподалеку стоял Исай Егорович, прилаживая к лопате черенок. Услыхав наш разговор, буркнул:

— А намазать солидолом ума не хватает!

Мишка смолчал, будто и не слышал его, но в будку вернулся; встав на четвереньки, достал из-под нар чирики и направился с ними к черной бочке…

…На стан Мишка и Клок вернулись рано. Они докосили последний клин пшеницы, и перегонять лобогрейку на новое место не было смысла: пока добрались бы, стемнело. Клок потолкался по стану и, насвистывая, побрел в буерак.

— Может, где вишней разживусь, — подразнил он нас. — В степи дикая поздно спеет.

Мишка тоже было направился вместе с ним, но его позвала повариха:

— Миша, может, водычки привезешь?

— Ладно, — согласился он и, вскочив на дрожки, покатил под яр.

Добрый хлопец, — похвалила его Марта, заходя в кухню.

С полудня кухня стала для нас объектом самого пристального внимания. По случаю окончания работы председатель колхоза велел устроить для нас праздничный ужин. Это означало, что мы будем есть не гороховый суп, а настоящую лапшу и даже с гусятиной. Живого гусака на стан привез сам Кузьма Платонович. Гусак сидел под перевернутой корзиной и время от времени кагакал, напоминая о вкусном ужине и в то же время оповещая, что он пока жив-здоров и, значит, до желанного момента не так уж близко.

Мишка, съездив за водой, снова появился на току. Подойдя ко мне, спросил:

— Толька, ты не видал мои чирики?

— Не… Да ты же их на цистерне оставлял, — вспомнил я.

— Нет их там.

— Как — нет?

— Вот так, сперли.

— Кто же спер?

— Откуда я знаю…

— Может, кто пошутил? — неуверенно спросил я.

Пацаны растерянно поглядели друг на друга.

— Ребята, кто это сделал? — спросила Мария Ивановна.

В ответ разнобой голосов:

— Не брали мы…

— Они нам велики.

Мы и не видали, куда он их ставил.

— А кто видел? — Учительница повернулась к Мишке.

Он молчал. Выходило, что видел только я.

— Я видал.

Уши мои охватил огонь. Казалось, все глядят на меня.

Мишка поспешил на выручку:

— Толька не брал, я знаю…

— А кого ты подозреваешь? — Мария Ивановна и сама растерялась от такого вопроса.

— Никого я не подозреваю, — мотнул головой Мишка. — А чириков нету.

Мы бросили работу и кинулись на поиски пропажи. Облазили все углы на стане, заглядывали под цистерну, перетряхнули все наши нехитрые пожитки — чирики как сквозь землю провалились.

— Черт с ними, — сказал наконец Мишка. — После войны я себе хромовые сошью… Может, собака какая унесла, они же из кислины.

И все засмеялись, загалдели, будто сразу свалился с души камень.

Пока искали чирики, Марта развела на краю оврага костер. Теперь мы сидели вокруг огня, ждали, когда сварится лапша. Булькала вода, и мы глядели и смеялись — казалось, ничего интересней кипящей лапши не видели. В вечернем воздухе над станом плавал пресновато-сладкий запах вареного теста, щекотал горло и заглушал все другие запахи предосенней степи.

— Гусь, конечно, неплохо, но если бы какая-нибудь животина покрупнее была, — размечтался Колька Клок. — Зарезал бы волк еще одного быка…

И опять мы смеялись, потому что не раз за жидкой похлебкой слышали, как весною напала на быков-летошников волчья стая и двух зарезала. Женщины-трактористки разогнали волков и потом две недели в бригаде ели мясо.

— Хлопчики, за стол! — скомандовала Марта.

Толкаясь, мы шумно стали рассаживаться.

— А кто будет речь держать? — выкрикнул Волдырь.

И тут выяснилось, что ни бригадира, ни учетчика на стане нет — они еще не вернулись с полей. Но откладывать торжество было нельзя.

— Я кажу мову, — сказала Марта. — Я кажу, що вы вси дуже гарни и старании.

Еще она говорила о том, что мы оказали большую помощь фронту, убрав оборонные гектары, хотя мы «зовсим диты».

Мы захлопали ей, и повариха, смутясь, взялась за половник, пошла к котлу.

С каким аппетитом ели мы лапшу с гусятиной, как весело стучали ложками!

Из-за амбаров появился Исай Егорович. Степенно, неторопливо сел к столу, склонился над своей чашкой. Вдруг он поднес ложку к носу, понюхал, потом подвинул к себе лампу.

— Що там, Егорыч? — обеспокоенно спросила Марта.

— Бензином воняет, — метнул он недовольный взгляд в ее сторону. — Где воду брала?

— В родничке. Миша привез…

— Нашла кого послать! — Исай зло отбросил ложку в сторону. — В луже где-нибудь зачерпнул.

Ложки в наших руках застыли. Мишка растерянно оглядел нас и вдруг выкрикнул:

— В роднике я брал! Чего брехать, если не видал.

Марта метнулась к котлу, зачерпнула половником, попробовала сама.

— Правда, чимось пахне, — сказала она неуверенно.

— А-а, поедим! — весело отозвался Юрка Чапаенок.

— Жирнее будем.

Ложки опять дружно застучали.

— Дай-ка мне кусочек мясца, — попросил у поварихи Исай. — И заворчал опять: — Кухарка называется. Добро на дерьмо перевела. Из родника если, так, значит, в котел деготь попал.

— Ни, котел я чистила, — обиделась Марта. — Кирпичом.

— Чистила, так не воняло б.

— Ну-ка я воду попробую, — вызвался Клок и, схватив со стола кружку, побежал к бричке.

Через минуту он пулей летел назад.

— Мишка-а! — кричал он. — Вот они, нашлись! — и размахивал раскисшими, ни на что не похожими теперь чириками. — В бочке они были.

Исай Егорович шваркнул в сторону чашку с мясом и накинулся на Марту:

— Кацапка, нашла помощничка!

Потом набросился на Мишку:

— Ты ш-што, щенок, наделал? Укра-а-али… Ты сам их бросил в бочку. Хромовые тебе подавай, — и замахнулся на него кулаком.

— Исай Егорович, — взмолилась Мария Ивановна. — Он же ребенок.

— Бандит он!

Мишка побледнел, выскочил из-за стола.

— А ты, ты… спекулянт! — выпалил он. — Яблоками торгуешь!

— Ах ты враг народа! — Исай затопал ногами.

— Я враг?! Какой я враг?

Мишка сначала растерялся, но вдруг рванулся к повозке, выхватил из ярма металлическую занозку и, подняв ее над головой, прыгнул к Исаю. Весовщик кинулся за будку к оврагу.

— Убью-ю! — закричал Мишка. — Убью-ю, гада!

— Стой, Железняков… Миша! — Перепуганная Мария Ивановна заметалась по стану. — Ребята… мальчики… догоните его… верните…

Мы бросились за ним вслед. Перескочив овраг, чуть не налетели на Мишку. Он сидел на обрыве, обхватив руками голову, и сотрясался всем телом.

Пришла Мария Ивановна, все вместе мы еле уговорили Мишку идти на стан.

Марта убирала со стола и вслух горевала:

— Це ж я виновница. Бачила и забула… Днем горючевоз приезжал, будь вин клят, и переставыв черевыки на бочку… Шо ж теперь буде? Щож буде?

Друзья и враги

Огород наш — сразу за станицей, чуть дальше негустого леска. Сбегать туда за огурцами или за поздникой ничего не стоит. Другое дело — везти с этого огорода на скрипучей тачке два мешка картошки.

Нагнув голову, я тащил тачку, и ее разболтанные колеса сползали в шершавую колею, продавленную в суглинке после дождей. «Вот до того кустика довезу и отдохну, — уговаривал я себя. — Или лучше до крайнего дуба. Там холодок…» Я поднял голову, чтобы смерить расстояние, и увидел Еньку. Я ее сразу угадал.

Приезжая девочка сидела под дубом, где я намеревался отдохнуть. Она пасла тети Маниного поросенка. На коленях у Еньки лежала книжка.

Я хотел проскочить мимо дуба незамеченным, но тачка, как назло, загромыхала на кочках, заскрипела колесами. Я уже было проехал, когда услышал голос:

— Толя, здравствуй…