Кто тебя предал?

 — Телефон там есть? — спросил Садаклий.

 — Так точно! Два семнадцать пятьдесят четыре...

 — Одно место встречи? — спросил Садаклий.

 — Нет, зачем,— поправился адвокат.— Иногда я прихожу на Майенштрассе, десять.

 — На квартиру к гауптштурмфюреру Кнорру? — сказал Садаклий, посмотрев в глаза Гудим-Левковичу. Тот съежился под этим взглядом:

 — Да...

 — Кнорр курирует теперь в зондердинсте вопросы церкви, не так ли? — спросил Садаклий.

 — Да, он хорошо ориентируется в церковных делах! — согласился Гудим-Левкович.

 — И вхож к митрополиту?

 — Разумеется.

 — Кнорр присутствует на встречах с Энгелем на Майенштрассе. десять? — спросил Садаклий.

 — Как правило — всегда.

 — Он давал вам задания освещать церковные дела?

 — Непосредственно от Кнорра я получил два задания,— ответил Гудим-Левкович,

 — Какие именно?

 — Он просил меня составить список священняков-москвофилов, тех, кто. относится с симпатией к Советской России.

 — А второе задание? — спросил Садаклий.

 — Я получил его вчера,— сказал Гудим-Левкович.— Гауптштурмфюрер распорядился собрать информацию об отношении униатского духовенства Львова к казни Иванны Ставничей...

 — Так... так...— постукивая пальцами по деревянному ящику с наклейками, задумчиво протянул Садаклий.— А с какого же года вы стали сотрудником польской охранки — дефензивы? — быстро спросил Садаклий.

 — Нет... Нет... Честное слово, нет! — засуетился Гудим-Левкович.— С поляками я не сотрудничал. Христом-богом клянусь! — И он впопыхах перекрестился.— Чего нет, того нет. Мои патриотические убеждения украинского деятеля не позволяли...

 — Но ваши патриотические убеждения «украинского деятеля» позволили вам стать тайным агентом немецкого СД,— вмешался Журженко.

 — Погодите, Иван Тихонович! — остановил его Садаклий.— Надо еще кое-что выяснить.— Он аккуратно сложил письмо, запрятал его обратно в конверт с золотым тиснением и спросил: — Значит, вам знакома жизнь капитула, раз Кнорр давал вам подобные поручения.

 — Видите ли, я пять лет был внештатным юрисконсультом митрополита,— разъяснил Гудим-Левкович.— Я вел спорные дела по его имению в Прилбичах, судился с лесопромышленниками в Карпатах. Там ведь большие лесные угодья капитула. Митрополит меня хорошо знает. И священников у меня знакомых очень много.

 — Почему выбор митрополита пал именно на вас?

 — Меня порекомендовал ему мой старый сослуживец по австрийской армии, управляющий имениями митрополита инженер Андрей Мельник.

 — Так называемый «вождь» украинских националистов?— улыбнувшись, спросил Садаклий.

 Адвокат, не уловив оттенка иронии в голосе своего следователя, поспешно сказал:

 — Один из вождей! Один из вождей! Ведь сейчас на этот пост претендует Степан Бандера. После известного путча молодых...

 — Ответьте мне прямо, пане меценас,— величая Гудима-Левковича по-местному, как принято в Галиции называть адвокатов, и отчеканивая каждое слово, спросил Садаклий,— отец Теодозий вызвал Иванну в Кравчицы по наущению митрополита?

 — Я думаю... его эксцеленция посоветовал это сделать...

 — И одновременно сообщил в гестапо, что письмо отправлено? — спросил Садаклий.

 — Вот этого я не знаю... Ей-богу, не знаю... С митрополитом я давно не виделся. Вот крест святой! — Адвокат снова осенил себя крестным знамением и взглянул на своды подземелья, как бы побаиваясь, не подслушал ли его слова кто-либо из каноников.

 — Где находится отец Теодозий? — спросил Садаклий.

 — Его эксцеленция поступил с ним очень милостиво. Вместо того чтобы направить отца Теодозия за его кощунственные выкрики по адресу немецких властей в тюрьму, митрополит объявил его умалишенным. Отца Теодозия отвезли в психиатрическую лечебницу на Кульпарков. Он находится там под присмотром отца Николы Яросевича.

 — Кто такой Яросевич?

 — Священник в каплице святого Иосифа. Он и живет там, на территории лечебницы,— сказал Гудим-Левкович, видимо желая расположить к себе следователя.

 — А что значит это приглашение? — взмахнув письмом, спросил Садаклий.— Откуда вы знаете штурмбан-фюрера Дитца?

 — О. я его знаю еще по австро-венгерской армии! — охотно признался Гудим-Ловкович.— Он ведь из-под Львова. Мы вместе с ним служили в «украинской галицкой армии», вместе с ним Киев ходили брать в девятнадцатом, да большевики надавали нам по шее.

 — И Ганса Коха знаете? — спросил Садаклий.

 — Ну разумеется! Он разведкой в «украинской галицкой армии» ведал. Его даже на переговоры с Деникиным командование посылало! — сказал адвокат.

 — Поэтому, прибыв с немецкими войсками во Львов. он поселился в палатах митрополита? Не так ли?

 — Совершенно верно! Ведь капитан Ганс Кох является одновременно и профессором теологии. Они старые друзья с митрополитом.

 — Куда же и по какому поводу приглашает вас штурмбанфюрер Дитц? — спросил Садаклий.

 — Сегодня вечером, в ресторане «Пекелко». он празднует день своего рождения. Мы старые комбатанты...

 — Но ведь ресторан «Пекелко» только для немцев — «нур фюр дейче»? — пошутил Журженко.

 — Пан Дитц человек без предрассудков. Долгие годы он прожил с нами и понимает, что без дружбы с галичанами ему придется плохо,— сказал Гудим-Левкович,— он будет слеп.

 — Кто там будет еще, кроме именинника? — Садаклий опять посмотрел на конверт.

 — Коллеги. Друзья...

 — Какие коллеги?

 — Ну, из гестапо... Из зондердинста... Из криминаль-полиции.

 Садаклий встал и потянулся, как бы разминаясь. Потом он позвал в соседний отсек молчавшего во время допроса Голуба, Журженко и Щирбу. показав Зубарю знаком на адвоката. Когда они очутились в стороне от главного подземного зала, Садаклий тихо спросил Голуба:

 — Вы хорошо знаете расположение ресторана «Пекелко»?

 — Как свои пять пальцев! Сколько раз канализацию там прочищал! Харчили меня за это бесплатно на кухне!

 — Есть у меня идея, друзья,— тихо сказал Садаклий.— А что, если и нам поздравить штурмбанфюрера?

 ...Был пасмурный душный вечер. К ресторану «Пекелко», расположенному в подвале дома на углу Пекарской и площади Бернардинов, подъезжали «мерседесы» и «хор-хи», «оппель-адмиралы» и маленькие «оппель-кадеты», старомодные «стейеры». Расфранченные гости, выходя из машин, стягивали лайковые перчатки и поглядывали на затянутое черными тучами, мрачное небо, озаряемое за аэродромом Скнилов быстрыми зарницами — предвестниками близкой грозы.