Время нас подождёт (СИ)

«Не рождаются» — ответило внутри меня эхо. Тогда как? Они забывают добро? Или забивают на него? Или просто падают в болото, как тогда зимой сказал Юрка:

«Сделал зло — свалился в болото…» А потом — привыкают барахтаться там? Вернее, там жить.

Но ведь и я… также… свалился в болото. Я предал Володьку, не вступился за него, когда видел, как бьет его Перец, а теперь вот сам попался ему. И этот груз вины тянет душу до сих пор, оттого, что я трус. Тогда я удивлялся, как Денис не боится потерять дом, испытывая самолёты, как Юрка не боится рисковать, заступаясь за незнакомого человека? Я уже почти потерял дом и семью, хотя ничего не делал.

И не спасла меня моя трусость.

Значит, я стану таким же?

Как Перец? Холодным, жестоким… трусливым — она ведь не никуда не денется эта трусость…Как он — буду унижать других?!

Нет!!!

Так, но ведь было же что-то за этим, за теми словами зимой, в машине… Я напрягся, вспоминая — мысли крутились, трудно было их собрать в кучу…

«Бог протягивает человеку руку… Всегда… Остается только…»

Я не мог вспомнить, что «остается только»… Что?!

Тогда я слушал Юрины слова и воспринимал их, как сами собой разумеющиеся, а теперь словно стоял перед высокой стеной.

Бог…

Он создал этот мир, меня… Так Он ведь может спасти меня, вытащить отсюда… Только как? Это уже неважно, лишь бы как-нибудь, вытащил же он Юрку с того света, а я пока здесь… Важно то, что я обидел Бога и жил так, с этим… Простит ли Он? Но кто ещё поможет мне? Кто?

Мамочка, как же ты далеко, почему тебя нет рядом со мной? Кажется мне, что ничего бы не случилось, будь ты рядом, почему ты так рано ушла? Не придумали ещё лекарство от рака…И папа, хоть бы он остался, но нет… Бог распорядился так, наверное, решил, что так лучше… Но что делать мне?

И надо же, только что был в белом спокойном храме, а оттуда — в грязный вонючий подвал. А я ведь сам ушёл оттуда — никто меня не торопил, останься и расскажи я всё священнику, глядишь — не было бы такого…

Я вспомнил доброго батюшку, золотые подсвечники, скамейку с находками, мои глупые сбивчивые слова:

— Я тороплюсь… я потом…

Куда ты торопился, дурень?! Сюда?!

И кто-то стоял над нами, и слышал это, глядя на меня внимательно и грустно, я поднял голову и спросил…

Точно! Архангел Михаил! Мама писала, что он — мой небесный покровитель, а ещё — что при крещении Бог посылает человеку Ангела-Хранителя, и он с ним всю жизнь! Значит он здесь, рядом? Или где-то поблизости, готовый прийти на помощь и защитить меня, стоит только его позвать… Конечно, я ведь ни разу в жизни не звал его!

Я закрыл глаза. Прошептал:

— Ангел-Хранитель, пожалуйста, помоги! Я не знаю, где ты, но мама писала, что ты есть! Прости меня, что я никогда тебя не звал… Пожалуйста, не оставляй меня здесь… одного… Ты ведь видишь, как, — горло сжалось в слезах. — Никого нет рядом, совсем… Пожалуйста, помоги мне!

Так неумело я молился и шептал разные слова, и мне становилось легче. Потом я решил обратиться к более сильному, как мне казалось, заступнику:

— Архангел Михаил! Ты ведь первый начал сражаться со злом! Ты победил, ты защищал Бога! Пожалуйста, защити и меня! Победи это зло… Я не ради себя прошу. Я знаю, что заслужил. Я вел себя как предатель, обижал Наташу, хотя она не делала мне ничего плохого, грубил бабушке, врал им… Я обидел Юру… Сам просил отвести меня в детский дом, и врал ему… Я заслужил, но ведь Наташка, она будет волноваться, и так будет ещё хуже… И бабушка старенькая. Я ради них прошу, пожалуйста, помоги… Помоги Наташе пережить это. Помоги мне вытерпеть и не сломаться, и выбраться из этой пропасти…

«Бог, Мишка, протягивает человеку руку всегда! Остается только схватиться за Неё крепко… А для этого нужно осознать, что был не прав и — раскаяться…»

Я вспомнил наш разговор в машине! Весь, целиком!

«Всего-то?»

«Да, но как это бывает нелегко сделать! Гордость мешает… Ты сам-то можешь признаться, что ты был неправ?»

Могу… Сейчас это легко — то, что казалось мне тогда невозможным!

— Архангел Михаил! И ещё, ты, пожалуйста, попроси у Бога, чтобы Он простил меня! Я сильно обидел Его! Пожалуйста…

Я понял, что хотел сказать мне Юра. Риск погибнуть есть каждый день. Каждый день ты выбираешь — стать подлецом или поступить по совести. Поддаться своему страху и злости, или, стиснув зубы, сделать добро, вопреки чувствам, которые тебя мучают. Для того, чтобы делать героические поступки не обязательно участвовать в войне. Достаточно просто оставаться собой…

Я долго ещё шептал что-то, кажется тоже самое, только другими словами, до тех пор, пока силы мои не иссякли, и меня не накрыл густой и зыбкий, как темнота, сон.

Глава 40.

«Что имеем — не храним»

Мне снилось море. Я никогда в жизни его не видел, только на фотографиях и в фильмах, но тут мне снилось оно живое. Был шторм, и по небу двигались быстрые клочки сероватых облаков, то закрывая, то снова открывая яркое солнце. Дул сильный, свежий, но не холодный ветер. Он приносил с собой капельку соли и морские брызги. Волны с грохотом падали на камни, бурлили, переворачивая их, и затаскивали в море, потом снова обрушивались на них. Не все волны были одинаково огромные — были и поменьше: за то время, пока шла большая волна, галька успевала высохнуть на солнце. И снова исчезнуть в сине-зеленой воде…

Я шёл по песку, босиком, в штанах до колена и чёрной ветровке. Свежий ветер трепал её, как флаг на корабле, а мне было тепло и весело. Песок щекотал пальцы. Волосы задирались от ветра. Чайка с тонким писком пронеслась надо мной, и исчезла где-то за серой скалой, на которой росла одна изогнутая сосна. Гибкие её корни выступали из-под земли, цепляясь за острые камни. Зеленые иголки отчетливо вырисовывались на фоне синего неба.

Я был один. Брёл по пустынному пляжу, не зная зачем. Я просто шёл, чувствуя, что должен что-то отыскать, но пока для меня это оставалось загадкой. Один раз нашёл ракушку — пустую, перламутровую, маленькую… Сунул в карман ветровки и пошёл дальше.

Иногда волны лизали мне ноги. Они были прохладные и мягкие, и я не чувствовал никакой усталости. Когда я обошёл скалу с одинокой сосной, то вспомнил, что иду к своему дому — он стоит где-то дальше, за лесом, на высоком берегу. Ждет ли меня кто-то? Или нет? Я не знал. Кажется, когда-то меня там ждали, но теперь дом был пуст — так чудилось мне, пока я брёл по песку, навстречу ветру. Я должен был дойти до него, чтобы посмотреть, узнать, быть может, там ещё кто-нибудь остался.

Один раз я наткнулся на воробья. Откуда он взялся здесь? Он застрял между камней и мог погибнуть от сильной волны… Я поднял тяжелый камень, взял взъерошенную птицу на руки и бережно понёс её на прибережную траву. Он оказался лёгким, как пушинка, тёплым и маленьким, как частичка моего сердца… Наверное, лучше, чтобы я донёс его до дома, если он вдруг не надумает улететь.

Пока я нес его, прикрывая от ветра и брызг, в душе слабым родничком пробилось воспоминание о том, что когда-то давным-давно мне отчаянно хотелось так же греться в чьих-то сильных и заботливых руках… Маленькая птица притихла в моих ладонях и доверчиво вертела круглой головкой с чёрными, как бусинки, глазками.

Кто-то окликнул меня с берега. Эхо слилось с шумом волны, и я не расслышал слов. Волна с грохотом понеслась навстречу, разбилась о камни, окатив меня с ног до головы крупными брызгами. Я рассмеялся и отбежал подальше, прикрыв руками воробышка. Кто-то снова окликнул меня…

— Э, да проснись же ты!

— Слышь, чё это он?

Море покачнулось, но мне так не хотелось просыпаться — сейчас бы ещё пробежаться по мокрому песку…

— Лис, он что-то совсем умотался… Как бы не того… Пешкин, эй, как тебя там! Миха!

В лицо мне брызнула холодная вода, и сон совсем пропал. Я увидел перед собой четыре испуганных глаза, бледные лица, почувствовал, как затекли руки и неожиданно для себя охнул и снова закрыл глаза.