Дом с волшебными окнами. Повести

— Мы ему ноты принесли, мы ему поможем! — горячо подхватила Марина.

— Вот за это спасибо! — ласково сказала Евдокия Петровна. — Но вот ведь несчастье какое, — продолжала она с огорчением. — Сколько раз ему говорили: «Не хочешь заниматься, так бросай!» Отец даже скрипку забирал, прятал. А он — в слёзы, плачет: «Отдайте скрипку!» Ладно — решили: последний год попробуем. А он, оказывается, что вздумал… Прогульщиком сделался.

— Ему Колька не позволяет, — снова сообщил Шурик.

— Ох, уж этот мне Коля! — вздохнула Евдокия Петровна. — Когда-нибудь весь дом своими опытами спалит. Верите ли, девочки, проходу ему этот Коля не даёт. Лёня ведь даже по двору со скрипкой стеснялся, бывало, пройти. Уж я ему скрипку вынесу, а он тогда скажет тихонько: «Ну, вы идите, идите, мама», а сам скрипочку под пальто — и бежать! Словно ворованное несёт. Вот горе какое! И отец-то как переживать будет… Ведь он музыку любит знаете как? Когда в отпуску — ни одного концерта не пропустит. И сейчас в каждом письме спрашивает: «Как Лёнины музыкальные успехи?» И ведь способности есть у мальчика, и позанимался уже сколько… Ещё бы два годочка протянуть — и закончил бы семилетку.

В это время открылась дверь и на пороге показался Лёня со скрипкой в руках. Увидев девочек, он мрачно опустил голову и прошёл в другую комнату. Все молчали. Молчание первый нарушил Шурик.

— Лёня! — закричал он. — Ты чего прогуливаешь?

— Молчи ты! — процедил сквозь зубы Лёня; он стоял, отвернувшись к окну.

Вдруг громко заплакал на кровати ребёнок, и Евдокия Петровна бросилась к нему.

— Подожди уж ты у меня! — пригрозила она на ходу Лёне. — Вот дождёшься, отец приедет… Да что же ты стоишь как пень, — рассердилась она вконец, развёртывая ребёнка, — к тебе ведь пришли!

Лёня нехотя подошёл к порогу.

— Ну что? — спросил он хмуро.

— Лёня, мы тебе ноты принесли, — робко сказала Марина.

— Лёня, это концерт, — сказала строго Галя. — Знаешь, какой концерт! Алексей Степаныч велел тебе его разобрать.

Лёня взял ноты и стал рассматривать их.

— Ого! — сказал он, перелистав ноты.

— Очень трудный, — подтвердила Марина. — Зато какой красивый!

— Интересно! — процедил сквозь зубы Лёня, разглядывая ноты. — Как же это?..

— Как это играется? Хочешь, покажу? — с готовностью предложила Марина.

— Покажи, — нехотя согласился Лёня.

Марина вынула свою скрипку из футляра и с увлечением начала проигрывать Лёне трудное место.

Галя исподлобья внимательно следила за ней. Шурик бросил своё вырезывание и тоже смотрел.

— Видишь, — возбуждённо говорила Марина, — не так трудно… Ой, вот тут не выходит!

— Дай я, — сказала Галя.

Она взяла у Марины скрипку и проиграла трудное место.

Нечего было и сравнивать — она сыграла его гораздо лучше Марины, хотя играла на чужой, неудобной для неё скрипке.

Но Марина зависти не почувствовала. Она была так рада, что Галя играет.

— Лёня-а! — послышалось в открытую форточку.

Чьё-то лицо прижалось снаружи к стеклу.

Евдокия Петровна, кормившая в это время ребёнка, молча сделала сыну угрожающий жест рукой, и Лёня хмуро отвернулся от окна.

— Идёмте, провожу, — буркнул он девочкам.

Девочки торопливо собрали свои вещи. Галя взяла папку, Марина — футляр со скрипкой.

— Это у тебя какая? Трёхчетвертная? — спросил на ходу Лёня.

— Трёхчетвертная, — гордо ответила Марина. — И звучит хорошо, правда?

— У меня целая, — небрежно ответил Лёня.

Они вышли на крыльцо. У крыльца дожидался небольшого роста, коренастый, плотный мальчик.

Свет от фонарика над крыльцом падал ему прямо в лицо, и Марина его хорошо разглядела. У мальчика было обыкновенное круглое веснушчатое лицо с твёрдыми чертами, с упрямым подбородком. И он вовсе не походил на того злодея-разбойника, который уже представился ей после рассказов Шурика о таинственном Кольке, имеющем такую власть над его братом.

Увидев девочек, Коля даже довольно вежливо с ними поздоровался, но тут же тихо заговорил о чём-то с Лёней, не обращая на них больше никакого внимания.

«У меня уже один состав готов», — разобрала Марина. И ещё: «Ты что, снова за эту музыку взялся?» В голосе его слышалось нескрываемое презрение. И ещё Марине послышалось какое-то неприятное слово, как будто… «пиликалки».

— Ну, мы пойдём, — сказала она.

— Так ты смотри выучи! — строго добавила Галя. — А то весь класс подведёшь!

— Если хочешь, мы поможем, — сказала Марина.

— Да уж сам как-нибудь справлюсь! — буркнул Лёня.

Девочки пошли к воротам. Неожиданно их догнал Лёня.

— Скажите Алексею Степанычу, — проговорил он тихо, — что я на следующий урок приду. — И побежал обратно к крыльцу, где его ждал Коля.

Девочки молча прошли тёмный дворик и вышли на улицу. Тут им сразу стало веселее. Они шли рядом, не держась за руки, как бывало, но уже не так отчуждённо.

— Она его ругать будет? — спросила Галя.

— Наверно. Но только ему, Галя, концерта не выучить! Он ведь летом ничего не делал, а там такие трудные двойные ноты…

— Выучит. Он всё-таки старше нас классом, — ответила Галя. — И, знаешь, наш концерт вовсе не такой уж трудный.

«Наш концерт, — подумала Марина. — Вот как! Галя сказала: наш концерт!»

— Только я думаю, — сказала она, — что ему этот Коля помешает учиться. Такой небольшой, а Лёня его боится.

— Это он только с виду небольшой, — мрачно заметила Галя. — Ну, до свиданья, — сказала она неожиданно и повернула направо.

— Галя, постой! — крикнула Марина. — Когда же мы увидимся? Приходи ко мне.

— Не знаю, мне некогда видеться, — ответила Галя не оборачиваясь.

Марина даже остановилась от удивления. Вот как! Оказывается, они не до конца помирились. Ну и характер у Гали! «Кремень, а не девочка», — говорит про неё её бабушка. Да, правда кремень.

21. ДОЖДЬ ИДЁТ

Марина проснулась потому, что по стеклу постукивали дождевые капли.

Она сунула ноги в тапочки и подбежала к окну.

Всё-всё — и крыши долгов, и деревья, и небо — было покрыто серой пеленой.

— Дождь идёт, — сказала себе самой Марина и юркнула обратно в постель.

Она любила дождь, осень. В такие дни особенно хорошо сидеть в классе, слушать учителей, заниматься дома — музыкой, уроками, чтением.

Другие девочки любят весну, лето, жаркие дни. Марина тоже их любит, но осень и зиму, кажется, больше. Вот перед самым отъездом в город бывали такие дни…

«Марина, твой дождик идёт», — говорила тогда мама. И Марина надевала плащ и бежала в сад.

Ей нравилось сидеть на скамейке под старой-старой, раскидистой елью, с которой только изредка падают тяжёлые капли. Сидеть и смотреть на сырые дорожки, на тёмные сосны и вдыхать свежий горьковато-влажный воздух, пахнущий мокрой землёй, листьями и хвоей.

А как хорошо бывает после дождя в сосновом лесу! Стволы у сосен после дождя темнеют — из золотистых делаются коричневыми, а тёмная хвоя светлеет.

И так прозрачно и свежо делается тогда в лесу…

прозвучали в ушах у Марины какие-то строчки. Хорошо лежать и слушать, как шумит за окном дождь…

— Мама, ты спишь? — тихонько окликнула Марина.

Елена Ивановна подняла с подушки голову.

— Марина, твой дождь идёт, — сказала она сонным голосом. — Не забудь сегодня надеть калоши. И плащ. — И она повернулась на другой бок.

Ох, уж эта мама! Обязательно ко всему примешает калоши!

Но мечтать уже больше не хотелось! И как раз в эту минуту отчаянно задребезжал будильник. Семь часов! Марина сразу же вскочила и начала одеваться.