Портрет Кати Е.

Голова стала поворачиваться в разные стороны.

Мама налила в столовую ложку молока и поднесла к черепахиной голове. Молоко стало убывать.

— Пьет! — обрадовалась Катя.

— Где же мы ее поместим? — сказала мама.

Черепаху поселили в Катиной комнате в коробке из-под обуви.

— Вот тебе, Петька, подруга, — сказала Катя скворцу Петьке.

— Благодарю! Благодарю! — прокричал Петька.

Весь вечер черепаха спала и утром спала тоже.

— Скоро у нас дома будет зверинец, — сказала Катина мама за завтраком.

В этот день Дорин не пришел в школу. Зато пришла Нина. Нина села за последнюю парту, где сидела раньше с ней вместе Катя, и оглянулась. И увидела Катю. Катя шла как раз к ней. Шла между колонок, улыбалась. Нина тоже заулыбалась.

— А я сижу теперь там, — сказала Катя и махнула рукой куда-то в потолок.

— Где? — сразу насторожилась Нина.

— Она теперь с Дориным сидит, — хихикнули сзади, — исправляется.

— Нин, это не я, это меня посадили.

— Ну и что, сиди, если хочешь, — пожала плечами Нина.

— Нин, у меня черепаха.

— Сиди со своей черепахой на здоровье, — и Нина снова пожала плечами.

— Подумаешь, — тоже дернула плечами Катя и пошла назад к доринской парте.

Так получилась ссора.

Всю перемену Нина болтала с Люськой Бриш. А потом ходила с ней по коридору, обнявшись, и глядела на Катю. А Катя сразу отворачивалась.

Катя и в самом деле принесла с собой черепаху. Черепашка тихо жила в портфеле. На большой перемене Катя стала кормить ее крошками булки, и черепаха их съела. Все стояли вокруг Кати и смотрели, даже Люська Бриш. Только Нина ушла в коридор.

На последнем уроке Василиса Аркадьевна объявила, что Дорин болен.

— Звонила его мама. Леву нужно навестить, — сказала Василиса Аркадьевна.

Класс молчал.

— Кто хочет навестить Леву сегодня?

Все продолжали молчать.

— Неужели всем некогда?

И Катя вдруг почувствовала, что все смотрят на нее. Оглянулась — никто на нее не смотрит. Все заняты своими делами: кто перо у ручки чистит, кто пальцем рисует по парте.

— Я хочу, — подняла она руку, — можно мне пойти к Дорину?

— Очень хорошо, — сказала Василиса Аркадьевна, — у него не опасная простуда.

— Хорошо, что ты пришла, — встретил Катю Дорин, — а я думал, вдруг другой кто-нибудь.

И сразу закашлял и постукал себя по груди:

— Простудился, видишь. Мама не пустила.

В комнате Дорин открыл секретер, и Катя увидела две синие гантели. Такие, только побольше, всегда возил в своем чемодане Катин дядя.

— Вчера купил их. Мама мне денег дала, а еще вот этот эспандер купил.

— А он зачем?

— Чтоб рука была сильная. Сожмешь камень — пыль посыплется. Я теперь ежедневно занимаюсь спортом.

И он начал бить кулаками подушку.

— А мне черепаху дядя из Ферганы прислал, — сказала Катя.

— Черепаху? А зачем тебе черепаха?

Он продолжал бить подушку.

— Будет у меня жить.

— Собаку — это я понимаю. Воспитывается любовь к животным. И собака — она друг, если большая, конечно. — Он положил подушку на место. — А мне скоро никто не будет страшен. Некоторым, знаешь, во сколько раз удавалось увеличить силу? В пять и две десятых.

Тут вошла мама Дорина. Она, оказывается, давно уже пришла, раздевалась в прихожей и все слышала.

— Культурный человек, — сказала она, — не должен применять силу. Он должен действовать методом убеждения. Правильно я говорю?

— Правильно, — покраснел Дорин и убрал гантели в секретер, а подушку поправил еще раз.

— Катя, вам давно дали квартиру в новом доме? — спросила доринская мама.

— Давно. Три года назад.

— А мы скоро уедем.

— Да-да. Нас переселяют.

— Почему?

— По плану реконструкции микрорайона, — выговорил Дорин важно.

— По крайней мере, у нас будет ванна, — сказала его мама.

— Здравствуй, девочка, — сказал кто-то рядом с Катей на улице. Катя оглянулась: стоит парень, улыбается, и лицо у него знакомое.

— А я к вам иду все-таки вожатым. Весь цех ходатайствовал.

И Катя его узнала.

— А потом повезу вас в Выборг. Хотите в Выборг на экскурсию?

— Хочу, — сказала Катя, — я люблю в поездах ездить.

— На автобусе поедем. На нашем заводском автобусе.

— На автобусе я тоже люблю. А у меня черепаха есть. Хотите, покажу? Она из Ферганы.

— Да ну? — удивился парень. — Она не простудится?

— Не знаю, — испугалась Катя.

Она все-таки открыла портфель и вынула черепаху. Черепаха или спала, или просто съежилась от холода. Один панцирь, ни головы, ни ног.

— Талантливая у вас черепаха, — сказал парень и пальцем погладил черепаху по спине, — знает, когда выглядывать.

— А мы вас часто вспоминаем.

— Вспоминаете? — обрадовался парень, — меня друг отговаривал, а я — нет, говорю, пойду.

Тут подъехал автобус, и парень побежал к нему. Он встал на подножку, помахал Кате рукой, и автобус тронулся.

Через несколько дней Дорин выздоровел.

Он пришел в класс рано, посидел рядом с Катей просто так, ничего не делая, потом начал доставать учебники. И вдруг вместе с учебниками он вынул какой-то футляр, очевидно, с очками.

Вынул и сразу спрятал назад в портфель.

— Что это у тебя? Очки, да? — спросила Катя.

— Так, ничего особенного, — сказал Дорин и стал заталкивать портфель в парту.

Потом он спросил:

— А если бы я надел очки, что бы тогда было?

— Не знаю, — удивилась Катя.

— Может быть, у меня в самом деле очки?

— Ну и что?

— Может, мне их носить теперь нужно? Для исправления зрения.

— Носи на здоровье. Конечно, носи.

— Я тебе их покажу сейчас, только ты молчи.

Дорин снова достал футляр и раскрыл его под партой.

— Ой, какие интересные. Можно я примерю?

— Тихо, — оглянулся Дорин, — увидят.

На уроке он один раз надел эти очки, но сразу снял и оглянулся на класс. Никто на него не смотрел. Он надел снова. Снова снял.

— Лева Дорин, ты хочешь что-нибудь сказать? — спросила Василиса Аркадьевна.

— Ничего. Я ничего не хочу сказать, — испугался Дорин.

— Тогда не скрипи партой.

— Это я скриплю. Я нечаянно, — сказала Катя.

— Вот как? — удивилась Василиса Аркадьевна и повернулась к доске.

— Ты теперь как этот… — сказала Катя. Она никак не могла вспомнить какого-нибудь великого человека в очках.

— Как кто?

— Как Лобачевский, — сказала она, хотя ни разу не видела, как выглядит Лобачевский на портрете. Она только слышала о нем по радио вчера вечером.

На следующем уроке Дорин надел очки и больше уже не снимал. Но в коридоре и по улице он ходил без очков.

В классе давно просили Катю, чтобы она принесла скворца Петьку. И Катя решила принести. Она несла клетку осторожно, клетка была завернута в мамин вязаный платок, чтоб Петька внутри не замерз.

Петька все-таки замерз. Или настроение было у него плохое. Он ничего не говорил, сколько ни просила его Катя. И все ребята просили. Кричали вместо него друг другу «здравствуйте» заводными механическими голосами, а Петька молчал. Он сидел в клетке, съежившись, ни на кого не глядел и лишь иногда переступал ногами.

— Наврала ты все, — говорили некоторые ребята Кате.

Но другие еще верили.

И тут вбежал Симоновский. Тот самый Симоновский, который однажды увел класс на «Шпиона лови в себе».

— Ух и фильм! Такой фильм! — закричал он прямо у двери.

— Где? Какой?

— Шведско-итало-немецко-американский.

— Про что? — шумели ребята. — Как называется?

— Называется «Никто, нигде, никогда». Я его летом видел с родителями на просмотре.