Ласточка

— Посмотрел вашу лошадь, посмотрел. И вот что скажу…

Он быстрым и решительным взглядом окинул столпившихся мальчиков.

— Это настоящая, думаю, что не ошибаюсь, чистокровная рысачка. Рысачка воронежских кровей. Не лошадь, а богатство. Благородный конь. Молодцы, ребята, что выходили. Ей бы, матушке, разве картошку да глину возить? На скачках, на бегах ее место, на племенной ферме.

— Выходит, на ней работать нельзя? — спросил Юра.

— Ну, почему нельзя? Теперь ей, пожалуй, только и осталось, что работать. Как-никак — переболела лошадь. Это, наверное, отразилось на ней.

Слова старого животновода опечалили ребят. Им очень хотелось, чтобы Ласточка стала самой лучшей лошадью. Они немало слышали рассказов о чистокровных рысаках и мечтали, если не прокатиться на них, то хотя бы вблизи увидеть такую лошадь. И вдруг их Ласточка — рысак, но рысак, который бегать уже не может.

У Семена Половинкина отец был колхозным бригадиром. Как-то днем, проезжая верхом к отцу в бригаду, Семен завернул на будку к Юре. Под ним был молодой жеребчик Резвый, один из самых быстрых в бригаде.

Семен постучал в окно, не слезая с лошади, и, увидев Юру, поманил его к себе. Когда Юра вышел, Семен, словно заговорщик, молча оглянулся вокруг и таинственно прошептал:

— Давай попробуем. А?

Хотя и не было сказано, что именно предлагает «попробовать» Семен, Юра его прекрасно понял.

— Нет, — ответил он, — а вдруг опять с ней что-нибудь случится.

— А что с ней случится? Вон какая она налитая. Скажи, что просто боишься за нее.

— Чего же это мне бояться?

— Будто не понимаешь? А вдруг да не выдержит перед Резвым. Нахвалить-то ее нахвалили, а может еще и не за что.

Семен пренебрежительно улыбнулся и говорил, почти не глядя на Юру. Слова Семена и его улыбка возмутили Юру, ему захотелось поругаться с Семеном, но он сдержался и спокойно ответил:

— Кто же это нахваливал Ласточку? Лошадь как лошадь. И говорить зря нечего.

— Значит, не будешь скакать?

— А зачем я буду на ней скакать? Она не из скаковых, а из рысистых, — ответил Юра.

— Ну и мы давай их в рысь пустим, — настаивал Семен.

— Сказал — не буду, значит не буду, — решительно ответил Юра и хотел уйти домой, но Семен ловко спрыгнул с лошади и схватил его за руку.

— Юрка! Ну, будь другом, — неожиданным для Юры, просящим голосом заговорил Семен. — Ведь мне жалко ее — рысистой породы и не может бегать. Давай попробуем, «а! Ничего с ней не случится, — мы немного, чуть-чуть порысим, вон до того куста. Только попробуем. Может, и неправду говорил дед Егор. Ты знаешь, мне сегодня всю ночь кони снились. Тысячи коней. И Ласточка всех обгоняет. Давай, а? Даю тебе честное слово: если Резвый обойдет Ласточку, я никому, понимаешь, никому ничего не скажу.

Юра никогда не видел Семена таким возбужденным. Он понял, что Семён беспокоится о славе Ласточки и что в его просьбе — пустить Ласточку бежать с Резвым — нет злого умысла. Ему и самому не раз приходила в голову мысль, высказанная сейчас Семеном, мысль о том, что, возможно, дедушка Егор ошибся.

Юра колебался.

А Семен продолжал уговаривать:

— Понимаешь? Может, мы для нее доброе дело сделаем… Мы же не на десять километров пустим, а малость одну.

— Немного ехать — ничего не узнаешь, — ответил Юра.

— Как не узнаешь? Сразу увидим, кто обгонять будет.

Юра долго еще не соглашался, но возражения его становились все менее решительными и твердыми, а желание обогнать Резвого быстро возросло.

Наконец, он не выдержал, побежал во двор и через минуту выехал из ворот на Ласточке.

— Только давай, Семен, не подводить и скакать лишь вон, до того куста. Кто первый придет, — поворачивай назад.

Они выехали на дорогу, встали, насколько было возможно, рядом, и Семен скомандовал:

— Раз, два, три!

Обе лошади рванулись вперед. Юра увидел, как Резвый, скакнув, сразу же на полкорпуса обогнал Ласточку. Не придавая этому большого значения, Юра толкнул каблуками к бока лошади. И в то же мгновение ветер засвистал в его ушах, с головы слетела фуражка. Юра уже не думал ни о Резвом, оставшемся позади, ни о том, что в любую минуту мог свалиться на землю, — он круто натянул повод и старался остановить лошадь, промчавшуюся мимо куста. Но чей сильнее натягивал он повод, тем быстрее неслась вперед Ласточка. И вдруг, чувствуя, что он сползает и сваливается на землю, Юра опустил повод и обеими руками ухватился за гриву. Но это оказалось излишним — лошадь резко замедлила бег и остановилась. Юра сполз на землю. К нему скакал отставший Семен.

— Юрка, друг! — кричал он издали. — Ведь она ж как молния. Так рванулась мимо меня, я чуть не ослеп. Вот лошадь! Давайте будем звать ее не Ласточкой, а Молнией.

Ребята осмотрели Ласточку со всех сторон. Бока ее часто поднимались и опускались. Но не было заметно, что она сильно устала. Наоборот, она стояла, гордо подняв голову, глаза ее блестели, и ребятам казалось, что она улыбается: мол, не подвела я вас.

Юра похлопал ее по шее, и она чуть влажной губой коснулась его лица.

Слух о том, что Ласточка обогнала Резвого — «как щенка», дошел и до деда Егора. Он нимало не удивился и сказал:

— Резвый — что? Рабочая лошадь. Обогнать его совсем не мудрено. Видать, порча у нее проходит. Она еще может взять свое. Только вы ее в галоп не пускайте. Ни-ни, пусть приучается к рыси, она на рыси себя показать может.

После этого случая ребята еще внимательнее стали ухаживать за Ласточкой. Самым частым посетителем будки сделался Семен Половинкин.

Дедушка Егор дал Юре небольшую книжечку — инструкцию об уходе за племенными лошадьми, и для Ласточки был введен строгий режим. Кроме всего прочего по этому режиму полагалось каждый день устраивать для лошади проминку.

Проминали ее по очереди все ребята звена. Иногда это устраивалось возле школы, а не у переезда, и тогда собиралось немало людей, не только школьники, но и пожилые колхозники… Все единодушно восхищались легкостью и быстротой бега Ласточки. А бегала она действительно легко и красиво и когда устремлялась вперед, то казалось, что ноги ее не касаются земли, а вся она, вытянувшись, будто летит по воздуху.

Вскоре добрая слава настолько укрепилась за Ласточкой, что если колхозные конюхи говорили о хорошей лошади, то обязательно сравнивали ее бег с бегом Ласточки.

Дальнейшие события, может быть, развернулись бы по-иному, если бы не произошло одного случая.

Как-то зимой, во время каникул, директору школы нужно было съездить в районное село Екатериновку, километров за двадцать пять от Петровок. На такое большое расстояние править лошадью всегда брали Юру, потому что Ласточка, видимо считая его своим хозяином, очень хорошо понимала и подчинялась всем требованиям Юры. Поскольку в школе не было своего выезда, сани всегда брали в колхозе. Обычно это были розвальни, но на этот раз председатель уступил свои легкие санки.

Ласточка с места взяла крупной рысью, но Юра попридержал ее и перевел на мелкую. Только в степи, где снежная дорога была хорошо накатана, Юра натянул вожжи, и Ласточка пошла быстрее…

В обратный путь из Екатериновки выехали перед вечером. Было тихо. На дорогу медленно ложились редкие крупные хлопья снега.

Директор окинул взглядом сероватое небо и сказал:

— А ведь нас может буранчик прихватить.

И он рассказал, как однажды по дороге из Екатериновки попал в метель. Потом разговор перешел на «Капитанскую дочку» Пушкина. Директор сказал, что никто из писателей так ярко не описал оренбургский буран, как Пушкин.

Закутавшись в тулупы, оба седока увлеклись разговором, не обращая внимания на Ласточку, чуть трусившую по дороге. Не заметили они и того, как красивая серая лошадь, впряженная в легкие санки, быстро настигла их. Они увидели это лишь тогда, когда лошадь, обгоняя, промчалась справа по цельному снегу, выскочила впереди на дорогу и понеслась, заметно удаляясь.

— Вот это рысак, — сказал Юра. — Чей такой? Вы не знаете, Николай Петрович?