Ожидание

Вдвоём мы быстро сучья перетаскали. Дедушка слез, говорит:

— Надо бы выше срубить, да синиц жалко…

Он синичкам самую большую ветку оставил. Не будут же они на обрубке сидеть! Эта ветка, конечно, мешает теплице. Но уже не очень, можно терпеть. Зато наши синицы довольны. К себе в скворечник лезут. Толкаются. Всем хочется залезть первым, проверить, цела ли квартира. Может, дедушка что-нибудь там испортил?

Нет, всё в порядке. Синички уже убедились. Совсем другим голосом сверху кричат. Кричат, что им хорошо, у них дом и дети — всё цело, солнце светит и ольха шелестит.

Наша ольха теперь набекрень, так её дедушка подстриг.

— Прямо кокетка, — смеётся бабушка.

— Уже могу говорить, — сказал дедушка Григорию Петровичу.

Григорий Петрович снял очки и их протирает. Трёт, трёт…

— Ну! — говорит дедушка.

— Принимаю шестую школу, — сказал наконец Григорий Петрович.

— Прыткий паренёк, — засмеялся дедушка. — Всё-таки принимаешь?

— Я с одним условием согласился, — говорит Григорий Петрович.

— Ещё и с условием! Условий там много. Ты ещё их прочувствуешь, эти условия.

— С таким условием… — говорит Григорий Петрович. Подул на свои очки и на нос их надел. Смотрит теперь на дедушку. — С условием, что вы, Василий Дмитриевич, пойдёте завучем…

— Ему пионервожатым сподручней, — фыркнула бабушка.

— Занятное условие, — сказал дедушка. — А меня ты спросил?

— Вот я и спрашиваю вас, — сказал Григорий Петрович.

— А тут и спрашивать нечего! — закричал дедушка. — Я сразу говорю: нет, нет, нет! Мне в феврале семьдесят будет!

— Знаю, — сказал Григорий Петрович.

— Ничего ты не знаешь! — закричал дедушка. — Там старик не нужен! Там длинноногий нужен! Зубастый! Кудрявый!

— Кудри пока есть, — сказала бабушка.

Дедушка руки за спину заложил и мимо нас забегал — туда-обратно. Это он думает, раз уж руки за спину заложил.

— Глядите: он ещё думает! — сказала бабушка.

— У меня же нынче десятый класс! — закричал вдруг дедушка. — Ты соображаешь? Я ведь должен их выпустить?!

— Глядите: он ещё согласится! — сказала бабушка.

— Даже речи не может быть, — сказал дедушка.

Я тут всё время была. Сгребала листья. Так чисто сгребла! А дедушка вдруг говорит, как будто только увидел:

— Саня, ты чего тут толчёшься? Разговоры неинтересные. Иди, брат, играй! У тебя гость. Займи-ка гостя!

Я про этого Игоря и думать забыла. Тоже мне — гость. Он совсем не ко мне приехал. Даже не знаю, как с ним и говорить.

Но раз дедушка сказал, я, конечно, пошла.

Этот Игорь за дачей стоит и малину ест. Так смешно ест! По ягодке. Сорвёт одну ягодку — и в рот. Ягодку — и в рот. Так никогда и не наешься. Малина мягкая. Она сразу проскакивает, а во рту пусто…

— Надо горстями, — говорю я.

А этот Игорь как шарахнется из малины! И сразу есть перестал. Будто мне ягод жалко, даже смешно. Я говорю:

— У нас малины много. Просто не знаем, куда её девать…

— Чего я — малину не видел?

— В ней червяков совершенно нет, — говорю я. — А у Нечаевых — червяки. Всё равно в малине невредные червяки, они же ягодные. Мы с молоком малину едим…

Теперь этот Игорь молчит. Прямо не представляю, как с ним разговаривать. Может, ему неинтересно про червяков? Но червяк же не виноват, что он червяком родился…

— У нас ещё смородина есть, — говорю я. — Ты смородину любишь?

— А тебе-то чего?

Это какой-то вопросительный мальчик. Одними вопросами разговаривает. Других слов, наверное, не знает. Нет, я больше его занимать не буду, хоть он и гость. Пускай что хочет делает.

А он ничего не делает. Сел на крыльцо. Ну и пусть.

Я лейку взяла и огурцы поливаю. У меня своя грядка есть. Кто же будет за ней ухаживать? Она моя. Такие огурцы лежат крупные, все в пупырышках. Уже желтеют. Но мне их жалко срывать. Может, они ещё подрастут? Будут как кабачки. Такой новый сорт! У меня на грядке нора появилась. Вчера её не было.

— Тут крот живёт, — говорю я.

Это я просто так сказала: никому.

— А у крота глаза есть? — вдруг говорит этот Игорь.

Я удивилась.

— У крота? — говорю.

— У крота! — говорит он.

— У крота? — говорю я.

— У крота, — говорит Игорь.

Я уж сама не знаю — у крота или у крота? Мы так запутались!

На корточках друг против друга сидим и глаза таращим. Я прямо чувствую, как я таращу. А Игорь щёки надул, сейчас лопнет.

— Это ты про кого? — говорю я. — Про крота?

Ой, я не так сказала.

— Конечно, про крота, — говорит Игорь. — Ведь он крот?

— Крот, — говорю я. — А то кто же?

Вдруг как захохочу! В грядку свалилась, на огурцы. Игорь рядом свалился. Он так хохочет! У него очки слетели. В ботву. Мы никак их не можем найти. У нас просто сил от хохоту нет.

— Я ему эти очки дарю! — хохочет Игорь.

— Кому? — хохочу я.

— Кроту! — кричит Игорь.

— Кроту! — кричу я.

Ой, я больше уже не могу… Я по грядке катаюсь. Ногами дрыгаю. Лейка в сторону отлетела. Игорь по ней сандалией бьёт. Это такой барабан. Я буду под барабан плясать. Уже пляшу!

— А давай его выманим из норы, — предлагает Игорь.

Я, конечно, согласна. Только как крота выманить? Морковкой? Крот хитрый! В своей шубе сидит под землёй и попробуй достань! Я позавчера его видела. Так шмыгнул!

— Большой? — говорит Игорь.

— Как барсук.

— А барсук большой?

Игорь барсука в зоопарке видел, но уже забыл. Он катался на пони, не до барсука было.

— Как медведь, — говорю я.

Нам опять так смешно — ужас!

Но Игорь считает, что крота можно в два счёта выманить. Нужно воду в нору налить. Сколько влезет! Тогда крот обязательно выскочит сушиться. Он воды совершенно не переносит. Ведь дождь под землёй не идёт! Где он в мокрой норе будет шубу сушить?

Мы воду из бочки таскаем. Можно, конечно, из-под крана. Но под краном вода холодная. Вдруг крот простудится? А эту бочку дедушка утром наливает, и весь день она на солнце стоит. Чтоб вода прогрелась. Тогда вечером можно тёплой водой поливать огурцы.

Огурцы подождут. Ничего с ними не будет, если один раз вообще не полить. Подумаешь — огурцы! Их в магазине полно. А крота в магазине не купишь. Мы с этим кротом, может, в цирке будем выступать. У нас будет учёный крот!

Эта нора какая-то бесконечная… Прямо пьёт воду! Я лью, лью… Не знаю, сколько ведёрок уж вылила. Сто. Может, даже пятьдесят. Я знаю, что сто — больше.

— Он уже по колено мокрый, — говорит Игорь. — Сейчас выскочит!

Я ещё ведёрко тащу. Мимо. Вода с грядки течёт.

— Уже по пояс!

— По шейку! — кричит Игорь.

Можно в эту нору хоть целую бочку вылить. Я не боюсь, что наш крот утонет. У крота несколько выходов, мне бабушка говорила. Бывает три выхода. Или пять. Наш крот всё равно где-нибудь в картошке из своего дома вылезет, и ему ничего не будет. Может, он давно вылез. Откуда-нибудь сейчас подглядывает. Ага, они ещё тут! Ладно, я подожду, мне не к спеху, картошки пока поем…

— Нос высунул! — кричит Игорь. — Ты видала?

Я ничего не видала. Ну и что ж? Я всё равно как будто тоже видала. У нас с Игорем такая игра. Мы учёного крота ловим.

— Чёрный! — кричу я. — Ты видал?

Я никогда не думала, что мы с Игорем будем так играть. Игорь тоже не думал. Он на дачу не хотел ехать. Он хотел вечером мультфильмы смотреть по телевизору. А Григорий Петрович говорит: «Едем! Хоть подышишь!» Игорь тогда поехал. Как будто в городе он не дышит? Что он, ходит с заткнутым носом? Игорь ничего хорошего от этой дачи не ждал. Он тут никого не знает.

— Меня знаешь, — говорю я.

— Ага! А что я, знал, что ли?

Если бы Игорь знал, что он меня встретит, он бы пешком пришёл. А если бы я знала, что я его встречу, я бы…

Вдруг Игорь говорит:

— А он всё равно не задохнётся, правда? У него запасной ход есть!

Я обрадовалась, что Игорь так сказал.

Значит, ему нашего крота тоже жалко. Пусть мы даже этого крота не поймаем. Даже лучше — пусть не поймаем! Может, у него кротята в норе, а мы бы его поймали!