Закон тридцатого. Люська

Черное небо вдруг прорвалось. Дождь яростно застегал по асфальту.

Свернуть за угол… Второй дом…

«Пусть глупо! Пусть у нее другой парень! Но пусть он и не думает… Не думает…» О чем она должна «не думать», Макар так и не решил. Но уехать надолго, не повидан Люську?..

Парадное.

Лестница с широкими ступенями.

И чего это сердце размахалось? Отдышался у двери. Нажал беленькую кнопку звонка.

— Люся дома?

— Дома, кажется.

Темный коридор. Дверь. Постучал.

— Да.

— Здравствуйте, Афанасий Ильич!

— Здравствуй, Макар!

— Макар! — Глаза у Люськи сияют. — Молодец, что пришел! Я к тебе заходила. Говорила мама?

— Да.

— Садись. Рассказывай. Чаю хочешь?

— Нет. Спасибо.

— Ну, рассказывай. Мы с тобой вечность не виделись…

— Я в училище завтра уезжаю.

— Как уезжаешь?

— Учиться. Вот пришел проститься.

— Проститься?..

Что это губы у нее дрогнули?

— А ты в ларьке работаешь? Я тебя видел.

Люська потупилась.

— Видел?.. Что ж… Что же не подошел? — Я подходил.

— И в какое ты училище? — спросил Афанасий Ильич.

— В артиллерийское. Сейчас везде техника. Радио.

— Да-а… Не в наше время. Познания требуются.

Люська вдруг порывисто встала. Схватила пальто.

— Папа, мы пойдем погуляем.

— Дождь же идет!

— Не сахарные. Не растаем. Идем, Макар.

Макар тоже поднялся.

— До свидания, Афанасий Ильич.

— До свидания, Макар. Желаю тебе успехов!

— Спасибо… Спасибо…

Афанасий Ильич потряс руку Макара.

На лестнице Люська вдруг остановилась и прижалась щекой к Макарову мокрому пальто. Макар легонько, одной рукой обнял ее. И замер в смятении.

Люська подняла лицо. Посмотрела в глаза Макару ласково и тревожно.

— Как же так, Макар?..

И неожиданно отпрянула от него. Он не смел ее удержать.

— Пойдем. Побродим. Мы же с тобой никогда еще не бродили по нашему городу. Никогда!..

Люська взяла Макара за руку, и они вышли на улицу. Лил дождь. Искрился в свете фонарей. Пузырились, кипели лужи. Вдоль тротуаров беззвучно текли ручейки.

— Пойдем, — сказала Люська и повела Макара, не выпуская его руки из своей. Они шли молча, и Макар забыл о «другом парне» и о том, что она «не должна думать». Он испытывал такое необыкновенное счастье оттого, что они идут вот так, взявшись за руки, навстречу дождю и ветру! Такое счастье, которое отметало все маленькие и большие обиды, все горькие и тревожные мысли. Оно не могло сосуществовать с ними. Оно было огромным, всепоглощающим, это счастье.

Миша просидел в приемном покое около часа. Здесь было тихо. Пахло лекарствами.

Он думал о девушке, которую торопливо и бесшумно увезли по длинному коридору. Выживет ли? И почему это она? Ведь должна была стрястись какая-то беда с человеком, чтобы решиться на такое… Вдруг шальная мысль: «А если Люся так вот?..» Похолодело сердце. Черт его знает, какой бред придет в голову!.. Люся бы никогда этого не сделала. Она сильная. Сильная и чистая. К ней никакая грязь пристать не может.

Пришел врач, немолодой, с неправдоподобно белой щеточкой усов на усталом загоревшем лице.

— Вы еще здесь, молодой человек? — обратился он к Мише.

Миша порывисто вскочил.

— Как она, доктор?

— Плохо. Постараемся сделать, что сможем. Вы ей родственник или знакомый? Как ее фамилия?

— Она работает продавщицей в магазине, против нашего завода.

— Никаких документов при ней нет. Вы не смогли бы, молодой человек, узнать ее адрес? Известить родных?

— Постараюсь.

Лил дождь. Миша поднял воротник и зашагал по улице, не разбирая луж. У Люсиного дома чиркнул спичкой, отыскал в списке жильцов: «Телегин. А. И.». Верно, отец. Квартира № 7.

Миша поднялся на третий этаж и позвонил.

— Мне Люсю Телегину.

— Вторая дверь направо.

Миша постучал.

— Войдите.

— Здравствуйте! Мне Люсю Телегину.

— Ее нет дома. Что ей передать? Может быть, я смогу…

Миша мял мокрую кепку в руках. Стекавшие с нее капли глухо разбивались об пол.

— Мне надо узнать у нее адрес одной девушки. Продавщицы из магазина.

— Продавщицы? — Афанасий Ильич неодобрительно посмотрел на Мишу, на щелкающие по полу капли. — Тут я ничем помочь не могу.

— Передайте ей, пожалуйста, что заходил Михаил Кротов. По очень важному делу.

— По важному. Передам.

— До свидания. Извините.

Миша задел что-то в коридоре, ушиб колено. «Все-таки надо бы обождать. Может, умирает девушка. Надо бы родным сообщить».

Он спустился вниз и присел на ступеньку, поднял воротник.

Полумрак лестницы и мерный шум дождя убаюкивали. Он прислонился к стене и задремал.

Разбудили его голоса.

Миша открыл глаза.

В сумеречном проеме двери стояли две фигуры: маленькая, девичья, и мужская, неуклюжая. Они стояли, взявшись за руки. Повернув лица друг к другу.

— Если ты завтра не уедешь, Макар, приходи. А проводить тебя я не смогу. Завтра я первый раз буду заведовать секцией, — сказала девушка Люськиным голосом.

Неуклюжий кивнул.

— И пиши мне, Макар. Слышишь? Я буду ждать тебя. И скучать. И плакать, если ты будешь редко писать. Да-да…

— Чудачка! — Неуклюжий вдруг обнял ее. — Я буду писать утром и вечером, днем и ночью, в наряде и на строевой подготовке.

— Тебя за это посадят под арест.

— Тем лучше! У меня будет больше свободного времени, чтобы строчить тебе письма.

Она приподнялась на цыпочки, взяла руками его голову.

— Прощай, Макар.

И они поцеловались.

Миша зажмурился.

Ему было обидно, горько и неловко, что сидит он здесь, на каменной ступеньке, и подглядывает за ними, за Люсей и за этим, неуклюжим.

Морду бы ему набить! Сейчас же, немедленно. Но он сидел, боясь шелохнуться, будто оцепенел. Нога затекла и ныла.

— Иди, Макар. Я посмотрю, как ты пойдешь.

Он еще постоял мгновение и ушел.

Она осталась одна в сумеречном проеме двери. Подняла руку, помахала тому, ушедшему. Потом не спеша начала подниматься по лестнице.

Миша встал. Люська обернулась, испуганно спросила:

— Кто здесь?

— Это я. Кротов, — ответил Миша.

— Кротов? — удивилась Люська.

— Я к тебе по делу пришел.

— Да…

— Как эту девушку зовут, что с тобой вместе работает? Светленькая такая.

— Галя?

— Отравилась она.

— Отравилась?.. Как отравилась? — Люська была еще переполнена ощущением счастья и не сразу поняла смысл этого слова.

— В сквере мы ее нашли. В тяжелом состоянии. Таблеток она наглоталась.

Люська зажала рот рукой, чтобы не закричать.

— В больнице она. А адреса не знаем. Родным сообщить надо.

— Она одна живет.

— Одна?

Они стояли друг против друга. Мише хотелось обнять ее так, чтобы дыхание перехватило, чтобы никогда не поцеловала больше того, неуклюжего.

Но лишь спросил:

— Это кто ж был?

— Где?

— Вот сейчас. С тобой.

Люська поняла, о ком он спрашивал. Ей было стыдно, что Миша видел, как они целовались.

— Это был мой друг. Мой самый главный друг…

…Лил дождь. Всюду шумела вода, равняя тротуар с проезжей частью. Миша шагнул в густую пелену воды.

Лицо стало мокрым-мокрым. Он не утирал его. Он с обидой думал о Люське…

Часть вторая. Начало

В больницу к Гале пустили только через неделю.

Люська звонила в справочное. Три раза носила ей передачи. Фрукты, масло, сахар. Писала короткие записочки с новостями, будто ничего и не случилось, будто Галя просто заболела.

Ответов не было.

Люська не знала, что каждую записочку Галя перечитывает по десятку раз и плачет тихонько, уткнувшись в подушку. Она была еще настолько слаба, что не могла написать ответ. Врачам пришлось повозиться с ней, прежде чем дело повернулось на поправку.