Тинко

— Да я был у них, господин учитель Керн. Они вовсе не читали. Он все время что-то делал с моими пальцами, но я все равно не научился отдавать салют, как они.

— Как кто?

— Как Белый Клаушке и другие все.

— Белый Клаушке?

— Ну да, кооперативный Клаушке.

Учитель Керн вытаскивает носовой платок и делает вид, что ему нужно высморкаться. И при чем тут носовой платок, когда человеку просто хочется посмеяться? Учителю Керну, наверно, смешно, что я в окно выпрыгнул.

— Это я улажу, — говорит учитель с красным от сдерживаемого смеха лицом. — Ты приходи к нам. Посмотришь, как у нас. Тебе понравится.

Но учителю Керну очень некогда, он не может улаживать все сразу. Он должен проводить с нами уроки в школе. Ходить на собрания. Ему велено вдохнуть новую жизнь в пожарную команду, чтобы она из кишки поливала огонь, если где загорится. Ему приходится спорить с мужским хором и доказывать ему, что он теперь называется народным хором и что не следует все время петь песни про студентов и про пьянство. Он должен собирать с нами картофельного жука и крепко стучать кулаком по столу, а то у нас в Мэрцбахе и в будущем году не будет работать трактор. Он должен смотреть за пионерами и ездить на курсы в город. Еще учителю Керну надо успеть исчеркать наши тетрадки красными чернилами, а ему самому тоже ставят отметки и всё проверяют, хватает ли у него науки в голове.

Серенький ноябрьский день. Учитель Керн снова поручает пионеров Белому Клаушке. У учителя скоро экзамены, и ему надо ехать в город набираться ума-разума.

— Сегодня мы будем осматривать природу и потом проведем об этом дискуссию, — говорит пионерам Белый Клаушке.

— Белый Клаушке, а где мы будем ее осматривать?

— Вы должны говорить мне «председатель совета дружины».

— А где мы будем осматривать природу, белый председатель совета дружины?

— Сейчас узнаете. Я все уже реконсервировал. Осмотр природы мы осуществим в лесу и в поле, там, где она теперь устраивается на зиму.

— В поле мы природу и так каждый день видим, когда свеклу копаем.

— Но сегодня мы будем осматривать ее очень пристально, не так, как вы это делаете каждый день. Нам необходим более подробный осмотр. Так положено по инструкции. — Белый Клаушке стучит пальцем по тоненькой книжечке.

— Давайте лучше играть в «лисицу и охотников»!

— Да, да, давайте! — сразу же кричат девчонки.

— А я буду лиса! — вызывается Инге Кальдауне.

— Ты и так лиса, — говорит ей большой Шурихт. Это потому, что Инге рыжая.

— Тише! Вы нарушаете дисциплину! — кричит на нас Белый Клаушке. — Ведь сказано, что мы будем осматривать природу, — значит, мы должны ее осматривать. Нельзя подрывать дисциплину, я не потерплю этого!

— Ох, уж этот Белый Клаушке! И всегда он! И почему он у нас все время председателем?

— Мы можем выбрать другого!

— Я так и скажу господину учителю: мы хотим выбрать другого председателя!

Белый Клаушке хмурит лоб. Его отец начал откладывать деньги, чтобы купить ему велосипед. Это за то, что Белого Клаушке выбрали председателем совета дружины. Если теперь пионеры выберут другого председателя, то отец возьмет да и купит матери новое зимнее пальто.

— Приступим к голосованию. Кто за то, чтобы организовать игру «лисица и охотники»? — спрашивает Белый Клаушке.

Все поднимают руки. В конце концов он сам тоже поднимает руку.

— Ну, вот видишь, ты же сам голосуешь «за».

— Да уж…

— Фрау Керн, дайте нам ключ от подвала. Нам нужно побольше бумаги.

— Это зачем? У вас же сегодня кружок рукоделья. Скоро ведь рождество.

— Нет, фрау Керн, у нас сегодня другой кружок. Мы будем играть в «лисицу и охотников».

В подвале пионеры рвут старую бумагу на мелкие кусочки. Скоро на коленях у девочек вырастают целые горы бумаги.

— Что же, Инге и будет лисой?

— Да нет! Все девчата будут лисами, а ребята — охотниками. Ты хоть раз видел, чтобы баба была охотником? Бабьё — оно никогда следов не найдет.

— Фи! — пищит Стефани. — Как вам не стыдно такие слова говорить!

Снова вмешивается Белый Клаушке:

— Мы выступаем за равенство женщин…

— За равноправие женщин, — поправляет его Пуговка.

— А этого совсем не может быть! — кричит большой Шурихт из своего угла. — Девчонки — они не умеют на деревья лазить, они стыдятся…

— Дурак ты! — заявляет Инге Кальдауне и кидает в большого Шурихта бумажным катышком.

— Прения окончены. Я приказываю: всем девчонкам быть лисицами! — выкрикивает Белый Клаушке и велит нам собрать бумажки в мешок.

Вот девчата и побежали. Только пятки сверкают!

Зепп Вурм кричит им вдогонку:

— Вы не забывайте оставлять следы, все время бумажки кидайте! А как только бумажки кончатся, садитесь и не разбегайтесь кто куда.

— Тебе нас никогда не найти! Ты утром книжки свои никак не найдешь, старый ты Чех! — откликаются девочки.

Зепп обижается:

— А я виноват, что мы в чулане живем, точно кролики…

Белый Клаушке строго смотрит на свои ручные часы. Ровно четверть часа спустя мальчишки, громко стуча деревянными туфлями, выскакивают на улицу. Они гонятся по бумажному следу. След идет сначала по берегу ручья, потом через старый помещичий парк, мимо только что отстроенных домов новых крестьян. На лугу след раздваивается.

— И куда же эти суки побежали? — еле переводя дыхание, спрашивает маленький Шурихт.

Дальше мы бежим по бумажкам мимо домика Шепелявой Кимпельши.

— Надули они нас!

— Вон куда настоящий след пошел! Через кимпельское поле!

— Через кимпельское поле, говоришь? Придется нам тогда побегать.

— До кимпельских паров я еще добегу, а там хватит с меня!

Мы подбегаем к паровому полю Лысого черта. Большой Шурихт бросается на землю:

— Не буду я больше гоняться за ними! Что я им собака, что ли?

Зепп тоже, тяжело дыша, валится на землю:

— И куда это они спрятались? В лес небось побоятся идти. Наверно, в песчаных ямах сидят, знаем мы таких!

— Давайте лучше отдохнем. Девчонки сами прибегут. Любопытные они, как трясогузки, — говорит большой Шурихт. Он вынимает из кармана горсть сушеных тыквенных семечек и лузгает их.

— Слушай, Белый Клаушке, а что, если нам, пока эти чертовы бабы не придут, в чушки поиграть?

— Пионерки они, а не чертовы бабы, чтоб тебе пусто было!

— Подумаешь!

Белый Клаушке никак не может забыть про свой велосипед и поэтому не лезет на рожон:

— А где ты тут биты возьмешь? Чушки?

— Да вон они стоят! — И большой Шурихт, не поднимаясь, показывает рукой в сторону.

— Какие там чушки! Это ж яблони Лысого черта. А ты говоришь — чушки! — недоумевает маленький Шурихт, глядя на своего долговязого брата.

— Сейчас увидишь какие… Эй, Кубашк, скачи домой, мигом! Тащи сюда ручную пилу! Вот мы и напилим себе чушек.

Всем нам ясно, что большой Шурихт захватил командование в свои руки, и маленький Кубашк, стараясь угодить новому начальству, несется во всю прыть домой.

Пуговка подходит к большому Шурихту:

— А ты забыл, что юные пионеры охраняют природу?

Сто́ит только Пуговке сказать что-нибудь, как Белый Клаушке обязательно должен возразить ему:

— Пуговка, ты опять недоволен? Задаешься небось, что тебя выбрали в совет дружины? И вообще я тебе советую заняться самокритикой. На прошлой неделе ты опять занятия кружка пропустил. Ты у садовника Мачке свеклу помогал копать. Мы о тебе всё знаем.

На Пуговку слова Белого Клаушке не производят никакого впечатления.

— Юные пионеры, — настаивает он на своем, — должны охранять природу. Это моя точка зрения, и я не отступлюсь.

— Тоже мне природа! Высохшие яблоньки!

— А что ж они тогда такое?

— Они… они… как это… собственность классового врага.

— Яблони?

— Что Лысый черт классовый враг — это факт. Кому-кому, а мне это хорошо известно!

— А яблоневое дерево не классовый враг!

— Чего разорались-то? — прикрикивает большой Шурихт. — Нам же чушки нужны, и нечего тут про Лысого черта толковать! Он нашу маму совсем на работе замучил. Хлебом с лебедой ей платил, гад такой! Я сам потом этот хлеб ел.