Полночь

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Уилл, не разжимая рук.

— Пошли, я покажу тебе.

Мы забрались на чердак и вместе перебрали детские вещички. Уилл долго молча разглядывая фотографии.

— Интересно, в раннем детстве я был на него похож? Разве что чёрные волосы… — Уилл посмотрел на последнюю фотографию с мёртвым ребёнком и вздрогнул. — Давай уберём все это на место.

— Ужас какой! Эта коробка — как гробик маленького Уильяма.

— Может, где-нибудь отыщется урночка с его прахом?

— Уилл, прекрати!

Но нам было хорошо вдвоём на чердаке. Только когда спустились на лестничную площадку, стало неловко. Мы оба невольно посмотрели на дверь комнаты Уилла.

Я спросила:

— Значит, Жасмин теперь — твоя подружка?

— Н-не знаю… Она с тобой хочет дружить. Позвони ей, что ли. Скажи, что благополучно вернулась домой.

— Не хочу.

— Фиалка, она волнуется.

— Тогда сам звони.

Уилл набрал номер и тут же прижал трубку к моему уху.

— Алло? Фиалка? Это ты? Ой, пожалуйста, пусть это будешь ты! — Голос у Жасмин осип, будто она плакала.

Я прошептала:

— Это я.

— У тебя все в порядке? Ты уже дома? Ах, Фиалка, я прошу тебя, скажи, что мы по-прежнему друзья.

— Тебе ведь на самом деле не нужна моя дружба, так? Ты просто хотела познакомиться с Уиллом?

— Неправда! Ну, верно, я хотела познакомиться, но с тобой я подружилась раньше. Разве ты не помнишь? В классе, в самый первый день? Я прямо-таки упрашивала тебя стать моей подружкой, я тогда даже не знала, что у тебя есть брат.

Я задумалась.

— Разве не так? — требовательно спросила Жасмин. — Я хотела дружить с тобой! Ты не похожа на других и так по-доброму ко мне отнеслась, и мы как-то сразу поладили, будто были давным-давно знакомы. А теперь я все испортила, да?

Я набрала побольше воздуху.

— Нет. Мы друзья по-прежнему. Все равно друзья.

— Самые лучшие?

— Самые лучшие, что бы ни случилось, — сказала я и повесила трубку.

Уилл пошёл в кухню и набросился на остатки нашего «пикника». Я вдруг почувствовала, что умираю с голоду, и тоже присоединилась к нему, набила полный рот сыра, креветок, хлеба и винограда.

Когда мы все подъели и уже не могли пошевелиться, с улицы донёсся шум мотора. Это вернулись мама с папой. Вошли в дом, розовые от ветра. После визита к бабушке они долго гуляли по берегу моря. Мама с трудом удерживала на весу огромный пакет с китайской едой.

— Мне так совестно, что мы бросили вас на произвол судьбы, без нормального обеда, — сказала она.

— Я же говорил, что у них все в порядке. У вас точно все в порядке, безобразники? — Папа посмотрел нам в глаза. — Знаете что, забудьте все, что я наговорил. Я маленько погорячился. Кто старое помянет, тому глаз вон. Пошли, заправимся.

Уилл одолел целую тарелку, но я не смогла впихнуть в себя ни кусочка.

— Это же твоё любимое, Фиалка, — морская капуста и креветки. Почему ты ничего не ешь? — забеспокоилась мама. — Что-нибудь случилось, золотко?

— Ну… — Я заколебалась, но не смогла удержаться. — Да, случилось. Я кое-что искала на чердаке…

— Не надо! — запротестовал Уилл.

— Вам не разрешается лазить на чердак, и ты это прекрасно знаешь, — сказал папа.

— Да, но дело не в этом. Я нашла… Я нашла вещи того малыша, Уилла.

Мама и папа перестали есть. Как будто я произнесла волшебные слова и превратила их в камень. Их руки сжимали ножи и вилки, рты были раскрыты. Уилл качнулся на стуле, сморщился.

— Помолчала бы ты, Фиалка, — буркнул он.

— Нет. Мы и так слишком долго молчали. Почему нельзя об этом поговорить?

— Потому что мама расстроится. — Папа бешено швырнул вилку и ножик на тарелку.

Мама покачала головой, словно очнувшись от транса.

— Ничего, — тихо сказала она, хотя по щекам у неё покатились слезы. — Знаю, надо было давно вам рассказать. Просто было невыносимо вспоминать об этом. Все произошло по моей вине…

— Не было никакой твоей вины! Это внезапная смерть, такое случается с грудными детьми. — Папа взял маму за руку. — Ты же знаешь.

— Нельзя было спать. Надо было сидеть с ним. Он был болен…

— Небольшая простуда, только и всего. Мы оставили включённой систему связи с детской, чтобы слышать, как он хлюпает носиком, — сказал папа.

— Но когда проснулись… — Мама заплакала.

— Мы сразу поняли, что его уже нет, мы сразу это поняли, хоть я и пытался сделать ему, бедненькому, искусственное дыхание. — У папы тоже были слезы на глазах. Он посмотрел на меня и объяснил: — Нам пришлось пережить очень тяжёлое время. Мне дали отпуск, чтобы я мог прийти в себя, и в тот самый день, когда я снова вышел на службу, прямо как знак судьбы — я расследовал один несчастный случай. Молодая мать, передозировка наркотиков, остался грудной ребёнок в состоянии ломки. Мы пошли навестить ребёнка, и удивительное дело — у него были голубые глаза и густые чёрные волосики, совсем как у нашего Уильяма. Мы не могли его не взять, хоть и пришлось несколько месяцев оформлять всевозможные бумаги, и со здоровьем у малыша были проблемы. Но в конце концов он все-таки стал нашим. Я сказала:

— У нашего Уилла глаза зеленые.

— У всех младенцев поначалу голубые глаза. Потом они меняются. — Мама вытерла щеки тыльной стороной свободной руки.

— У меня-то точно изменились, — произнёс Уилл.

— Прости, что мы не рассказали тебе раньше. Мне хотелось забыть обо всем, но это неправильно, что я не рассказала тебе про нашего первого маленького Уилла.

— Я второй, — вздохнул Уилл. — Второй сорт, — прибавил он с горечью.

Мама выпустила папину руку, встала, обошла вокруг стола, положила руки Уиллу на плечи. Он хотел вырваться, но она удержала его.

— Теперь ты первый, — сказала она. — Все равно ты наш сын, что бы ни случилось. Правда?

Теперь она смотрела через стол прямо на папу.

Несколько секунд он молчал. Может быть, пытался разобраться, что он на самом деле чувствует. А может, просто был слишком смущён, чтобы сразу ответить. Но потом он вдруг кивнул головой.

— Конечно, ты наш сын.

Я стиснула руки под столом и молилась про себя — только бы Уилл чего-нибудь не ляпнул! Но он вообще ничего не произнёс. Просто кивнул и медленно вышел из комнаты.