Колыбельная для брата

ама – портниха. Бригадир. Сейчас пока не работает, у меня брат маленький.

– И ты, наверное, помогаешь маме?

– Помогаю, – со старательно-скромной улыбкой ответил Кирилл и мысленно проклял всех Черепановых до седьмого колена.

Женькина мама благосклонно улыбнулась. У нее было красивое лицо, но что-то в нем казалось ненастоящим.

Кирилл видел Женькину маму и раньше, но это бывало в классе, и там, издалека, лицо ее выглядело очень молодым. А сейчас Кирилл вспомнил старинное блюдо, он его любил разглядывать, когда гостил у бабушки в Тюмени. Там на фаянсе был нарисован синий дворец, олени и лебеди. Издали блюдо как новенькое, а когда подойдешь вплотную, на блестящей поверхности видна сетка мельчайших трещин. Так же и лицо старшей Черепановой: сквозь тонкий крем и подрисовку проглядывали морщинки и утомление. Вернее, даже не утомление, а какое-то недовольство.

– А как у вас в этом году с самодеятельностью?

"Ну что тебе от меня надо?" – тоскливо подумал Кирилл, и в это время в прихожей спасительно затрезвонил телефон. Женькина мама выплыла из комнаты.

Женька смотрела понимающе и виновато.

– Давай сматываться, – полушепотом потребовал Кирилл. – Узнала адрес?

– Северная улица, дом шесть. Номера квартиры нет почему-то.

– Какие на Северной квартиры! Там домишки… Пошли.

– Нельзя, пока мама не отпустит.

– Чтоб вас…

От огорчения Кирилл до самых пальцев погрузил в варенье вафлю и начал торопливо жевать. Потом еще раз огляделся, увидел большое зеркало, а в зеркале себя.

Да, не похож он был на благовоспитанного гостя. Сбившаяся майка, растрепанные волосы, следы угольной пыли на узком толстогубом лице, облупленная переносица, варенье на подбородке. Черт его дернул сюда прийти…

За дверью слышался приглушенный и, видимо, взволнованный голос старшей Черепановой. Потом звякнула на рычагах трубка, и Женькина мама возникла в комнате. У нее был какой-то замороженный взгляд.

– Странно, – сказала она, глядя мимо Кирилла. – Евгения, что за дикая история у вас в школе? Какой-то кошелек… И Ева Петровна подозревает, что здесь замешан Векшин… Неужели это возможно, Кирилл?

Лучше всего было прыгнуть в седло прямо из окна и потом навсегда забыть об этом доме.

Кирилл не двинулся, только сжал тонкую ложечку так, что она слегка согнулась. Уши у него начали пылать (хорошо, что под волосами не видно). Щекочущая бахрома, обильно украшавшая комнату, вдруг показалась ядовитой, как мохнатая оторочка жгучих медуз, с которыми Кирилл познакомился прошлым летом на Черном море.

– Да что ты, мама! – с отчаянием воскликнула Женька. – Ну, при чем здесь он? Ева Петровна ничего не знает!

– Как ты можешь так говорить про свою учительницу!

– Потому что она не знает! А мы знаем! Мы как раз сейчас должны выяснить!

Кирилл встал.

– Спасибо за чай, – сказал он. – До свидания. Черепанова, я подожду тебя на улице. Если пойдешь…

Уводя из-под окна велосипед, он услышал громкие голоса: отчаянно-слезливый Женькин и деревянно-справедливый ее мамы.