Верная собака Уран

— Ладно, что с вами делать! Прощу на первый раз. Но только смотрите: если ещё что натворите, приму меры. — И он поднял карандаш и ещё раз строго повторил: — Приму меры.

Так окончилась тогда наша история с трубой и милиционером. Но сейчас…

ЧТО БЫЛО ПОТОМ

— Ну конечно же, старые знакомые! — сказал милиционер. — Так-то вы своё слово держите? Красиво, нечего сказать! А ну ведите-ка меня к себе домой! Придётся мне познакомиться с вашими родителями!

Мы шли домой с милиционером. Я шла красная как рак, а Люська — белая как мел.

Все на нас смотрели.

Я шла и думала:

«Дарья Семёновна, миленькая, уйдите, пожалуйста, на рынок. Или в магазин. Или в гости. Но только дома не сидите. Дома вредно сидеть. Пойдите погуляйте, какая погода хорошая! Или засните крепко-крепко и дверь никому не открывайте. Ну пожалуйста, не открывайте никому дверь! Мало ли какие воры ходят!»

Мы поднялись по лестнице. Милиционер позвонил один раз. И сразу же за дверью зашаркали шаги Люськиной бабушки Дарьи Семёновны. Всё пропало!

Дарья Семёновна открыла дверь и схватилась за сердце. Мы вошли.

…Милиционер не уходил долго. Мы сидели в соседней комнате и ждали. Потом мы услышали, как хлопнула входная дверь, и Люськина бабушка мрачнее тучи вошла в нашу комнату.

— Марш за уроки! — приказала она Люське. — Всё доложу родителям! А ты ступай домой, — кивнула она в мою сторону. — Когда мать с работы приходит?

— В шесть, — сказала я и поплелась домой.

Я долго ковыряла ключом в двери… Скажет Дарья Семёновна моей маме? Скажет или не скажет?

Я места себе не находила. Чтобы ни о чём больше не думать, я легла на диван и заснула.

МАМА СЕРДИТСЯ

Когда я проснулась, мама уже была дома.

Мы сели ужинать вдвоём. Папы с нами не было. Он уехал в командировку.

Есть мне не хотелось. Я ковыряла в тарелке еду и всё думала: «Скажет Дарья Семёновна или не скажет?»

Мама поглядывала на меня так, как будто происходит что-то очень интересное. Потом она вдруг спросила:

— Ну и как, ничего?

— Что «ничего»?

— Да то, что ты ешь?

— А-а… Ничего.

— Люсь, да ты что?

— А что?

— Да ведь это шампиньоны в сметане!

— Ну и что?

— Люсь, ты нездорова. А ну, давай сюда лоб!

Она встала и притронулась губами к моему лбу.

— Странно, температуры нет. А ну, покажи горло!

Я открыла рот и высунула язык.

— И горло нормальное. Странно. Очень странно.

В это время зазвонил звонок.

Я вскочила как ужаленная и побежала открывать.

«Скажу, что мамы нет дома», — решила я. Но за дверью никого не оказалось. Когда я вернулась в комнату, мама клала на рычаг телефонную трубку.

— Ошиблись номером, — сказала мама. — Да, ты ведёшь себя очень странно. А ну-ка, скажи, как у тебя дела в школе?

— Всё хорошо. Сегодня уроков не было. И завтра не будет: Вера Евстигнеевна заболела.

— Так что же с тобой делается?

— Ничего не делается. Мам, а тебе не хотелось бы пойти в кино?

— Что-о?!

— Ты пойди. Ну пойди, пожалуйста, очень тебя прошу! А я тут одна побуду. Ты, главное, не волнуйся. Я люблю одна по вечерам дома сидеть.

— Что-то мне всё это не нравится, — сказала мама. — А ну, покажи-ка мне свой дневник!

Я рылась в портфеле полчаса — делала вид, что никак не могу разыскать свой дневник. Но всё-таки мне пришлось его вытащить. Я нехотя протянула дневник маме.

— Ну вот, теперь всё понятно, — сказала мама. — Как же я сразу не догадалась! Ведь от тебя, кроме безобразного поведения, ничего не дождёшься. В кого ты только такая уродилась?! Возмутительно! Никакой ответственности! Брала бы пример со своей подруги — и милая, и аккуратная, и послушная, и в школе у неё всё в порядке, и бабушка ею не нахвалится…

И вдруг опять зазвонил звонок. Теперь уже точно в двери. Я вскочила.

— Сиди! — приказала мне мама. — Я ещё не всё тебе сказала! — И она пошла открывать дверь.

МАМА УЖАСНО СЕРДИТСЯ

Щёлкнул замок. Так и есть. Дарья Семёновна. Она заговорила прямо с порога и без остановки:

— Здрасте, Лидия Сергеевна. Ваша-то хороша, нечего сказать! Нашу так и подбивает, так и подбивает! Пользуется, что старшая. И как ей только не стыдно!

— В чём дело, Дарья Семёновна? — растерялась мама. — Я что-то не понимаю!

— Участковый Милюков приходил, вот что. Обеих за шкирку привёл. Дожили. А всё ваша! Так и подбивает, так и подбивает!

— Да на что подбивает?! — уже чуть не плача проговорила мама. — Я вас не понимаю, Дарья Семёновна!

— Как на что? — подбоченилась Люськина бабушка. — То по помойкам ходить, то чужих собак подбирать!..

— Этого не может быть, — прошептала мама. — Тут какое-то недоразумение! Я знаю свою дочь… Боже мой, какие помойки? Какие чужие собаки? Люсенька, в чём дело? Скажи, что это не так!

— Да нет… — сказала я.

— Вот видите? — обрадовалась мама.

— Да нет, — сказала я, — по помойкам ходить, это, правда, я придумала, но зато про собак…

— Вот видите? — перебила меня Люськина бабушка. — Эх, балуете вы дочку, Лидия Сергеевна! А с ними построже надо! Построже!

Они ещё о чём-то говорили. Я уже не слушала. Я поняла главное: Люська всё свалила на меня.

Что было потом, мне даже рассказывать неохота.

— Какой ужас! Какой кошмар! — твердила мама. — Ты бегаешь по улицам, ты шатаешься неизвестно где! Ты хватаешь чужих собак! Тебя приводят домой с милиционером!.. Какой позор! И это моя дочь! Со всех сторон на тебя сыплются жалобы! Ты совершенно не жалеешь свою мать! Ты пользуешься тем, что отец в командировке! Ты совсем разболталась! Поведение твоё действительно безобразно!..

Так она ругалась, и ругалась, и ругалась…

Ну неужели говорить столько всяких слов легче, чем просто немножко помолчать и спокойно выслушать другого человека?

Но молчала я, а мама всё говорила и говорила. Я знала, что, когда она так сердится, спорить с ней невозможно.

МЕНЯ ЗАПЕРЛИ

Я проснулась, когда мамы уже не было. Я быстро поела и хотела выйти во двор. Но дверь оказалась закрытой на два замка.

Итак, меня заперли. Прекрасно! Замечательно! Изумительно! Человеку десять лет, а его заперли. Ну прямо как кролика. Как мышку какую-нибудь… Человек в третьем классе учится! В третьем классе! Всё папе расскажу. Всё! Он бы никогда меня не запер! Ни за что на свете! Я ведь не разбойник. И не вор. Откуда я знала, что собака чужая?.. А милиционер этот — тоже хорош. Сразу жаловаться! Ни за что маме не прощу! Вот она придёт с работы, откроет дверь, а я как выскочу! Как запру её! И уеду к папе в командировку. А мама так и останется запертая.

И Люську тоже запру… И почему так бывает? На одних все шишки валятся, а другим хоть бы хны. Меня заперли, а она гуляет. Её все любят — и мама, и папа, и бабушка, а меня — только папа. Даже бабушки у меня нет!.. И вообще, она такая милая, такая аккуратная и ещё какая-то… А я просто чудовище! Вот меня даже в клетку заперли!..

Тут у меня защипало в глазах и потекло из носа. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я открыла окно и села на подоконник. Люська увидела меня и сразу закричала:

— Люсь, выходи гулять!

— Я с предателями не гуляю!

— Это я предатель? Бессовестная! В чём я тебя предавала?

— Предавала, и всё. Не хочу с тобой разговаривать.

— Ну и не надо! Подумаешь какая! Я сама первая с тобой не хочу разговаривать.

И она закричала:

— Павлик, выходи!

Павлик вышел, конечно, с самокатом. Я стала за ними наблюдать. Люська подошла к Павлику и так нежненько сказала:

— Павлик, ну до чего же ты замечательно катаешься на самокате!

— Правда? — обрадовался Павлик.

— Провалиться мне на этом месте! Я бы так, как ты, ни за что не смогла бы прокатиться!

— Ну, может быть, и смогла бы, — сказал Павлик.