Как я был вундеркиндом

К нам подошёл директор бассейна — широкоплечий мужчина с короткими седыми волосами и с глазами холодными, замёрзшими, как будто он целыми днями не вылазит из воды. А что? Если бы я был директором бассейна, я бы плескался в воде день и ночь.

— Нет, нормальные, — защищает мои ноги Янина Станиславовна.

— Коротковаты, — не сдаётся директор.

— Но зато какие руки. — Янина Станиславовна велит мне вытянуть руки. — А грудная клетка?!

— Крепкий парень, — соглашается директор, но я чувствую, что восторга Янины Станиславовны он не разделяет, и добавляет: — Засиживается на старте…

— И нет совсем спортивной злости, — огорчается Янина Станиславовна.

— Чего нет, того нет, — наконец улыбается директор.

Правда, глаза его не теплеют. Здорово застудил их директор в бассейне.

Мы остаёмся вдвоём с Яниной Станиславовной. Она огорчена и раздумывает над словами директора.

Я понял лишь одно, что директору что-то во мне не понравилось. И он совсем не уверен, что из меня выйдет толк. То есть, что я когда-нибудь установлю мировой рекорд.

А Янина Станиславовна уверена, что я установлю рекорд. Пусть сперва не мировой, а городской, но установлю. Поэтому её так огорчили слова директора.

Мне очень нравится Янина Станиславовна. Она совсем не похожа на взрослую. Янина Станиславовна никогда нас не ругает, а когда у нас что-то не получается, расстраивается, как девчонка. Да и похожа она на девчонку-семиклассницу, тоненькая, с коротко стриженными волосами.

Я очень бы хотел, чтобы из-за меня Янина Станиславовна никогда не огорчалась. Но не выходит.

— И потом, как ты ныряешь? — наконец прервала молчание Янина Станиславовна. — Плюхнулся животом… После тренировки мы с тобой отдельно займёмся…

— Я не могу после тренировки, — протянул я. — У меня после бассейна музыка…

— Я и забыла, — вздохнула Янина Станиславовна. — Тогда займёмся сейчас.

Она велела ребятам взять доски и отрабатывать движение ног. А со мной направилась к стартовым тумбам.

Я взобрался на одну из тумб, пригнулся, подготовился к прыжку.

— Пригнись, — командовала Янина Станиславовна. — Ещё, ещё… Прыгай!

Я прыгаю и ударяюсь животом о воду. В бассейне раздаётся оглушительный всплеск. Будто прыгнул с тумбы кит крупных размеров.

Я снова взбираюсь на тумбу, незаметно поглаживаю живот.

— Не отрывай ноги, — советует Янина Станиславовна. — Входи в воду, входи…

Я вхожу и снова хлопаюсь пузом о воду. По всплеску в бассейне можно предположить, что с тумбы плюхнулся кит средних размеров.

Кожа на животе красная и ужасно жжёт, будто я обгорел на солнце.

Янине Станиславовне стало меня жалко:

— На сегодня хватит… Беги в раздевалку…

Я мотаю головой и снова влезаю на тумбу.

Я прыгаю до тех пор, пока не чувствую, что наконец-то в бассейн плюхнулся кит маленьких размеров, может быть, даже дельфин.

— Молодец, — хвалит меня Янина Станиславовна. — Продолжим в следующий раз…

В раздевалке уже нет никого из наших ребят. Я вытираюсь насухо, быстро одеваюсь и бегу на улицу.

Вот и мой трамвай. Поглядел на часы. Ехать мне двадцать минут, успею. А пока можно и вздремнуть. Я здорово устал сегодня в бассейне.

Я закрываю глаза и снова вижу Гришу. С биноклем в руках он стоит на балконе и что-то высматривает. Но что?

МНОГОСЕРИЙНЫЙ ДЕНЬ

Уже совсем темно, когда я стучусь в дверь одноэтажного деревянного домика.

Слышатся быстрые лёгкие шаги. И тут же возглас: «Ой!» Я улыбаюсь. Юля снова потеряла тапочку. Она так торопилась открыть мне дверь, что тапочка слетела с ноги и теперь Юля, бедняжка, ищет её в темноте. Ведь хозяйка не разрешает зазря палить свет в коридоре, она считает, что и так всё видно.

Я больше не стучу и терпеливо жду.

«Ой!» — снова долетает до меня. Но это уже радостное «ой». Значит, тапочка нашлась. И вот уже Юля отворяет мне дверь.

— Здравствуйте, Всеволод! Вы приготовили урок?

— Добрый вечер, Юля! Конечно, приготовил.

В тёмном коридоре Юля помогает мне снять и повесить на вешалку куртку. А потом берёт меня за руку и ведёт в комнату. Как она умудряется видеть в сплошной темноте, я не представляю. Но спросить — не спрашиваю. Знаю, что надо вести себя тихо, ведь за стеной живёт хозяйка.

Юле скоро семь лет, на будущий год она пойдёт в школу, но меня она почему-то называет на «вы» и полным именем — Всеволод. Честно говоря, мне очень нравится, когда меня так зовут — Всеволод.

А когда мне Юля первый раз сказала «вы» (это было больше года назад), я покатился со смеху. Юля обиделась и не разговаривала со мной весь вечер. С тех пор я стараюсь её больше не расстраивать и принимаю «вы» как должное.

Наконец этот длиннющий мрачный коридор оканчивается, и Юля открывает ещё одну дверь — дверь комнаты, где она живёт с мамой и папой.

Я не знаю, оттого ли, что пианино такое большое, или оттого, что комната маленькая, но пианино занимает половину комнаты, оно только и заметно.

Я здороваюсь с Юлиной мамой, Валентиной Михайловной, и мы начинаем урок.

При первых звуках пианино за стеной резко поворачивают рукоятку громкости телевизора — чтобы нас не слышать.

Валентина Михайловна вздрагивает. Я делаю вид, что ничего не слышу, и играю очень старательно.

Валентине Михайловне, я чувствую, моя игра нравится, и она постепенно успокаивается.

Я изредка бросаю взгляды на Юлю. Она сидит на диване, тихая, как мышь, и играет с куклами. Но я знаю, что Юля всё видит и всё слышит.

— Молодец, ты отлично подготовился, — хвалит меня Валентина Михайловна.

Краем глаза я вижу, как сияет Юля, будто её похвалили.

— Начнём новый материал… Этюд № 14… Послушай, как он звучит…

Пальцы Валентины Михайловны опускаются на клавиши. Я слышу, как за стеной приглушили телевизор. Наверное, хотят послушать Валентину Михайловну. А играет она здорово. Так здорово играют только по радио или на пластинках.

Я повторяю за ней следом, по нотам. Раньше, когда я видел, как играет моя мама по нотам, я ничего не мог понять. Ноты мне казались загадочными письменами древних народов. А теперь я знаю, что за каждым нотным знаком прячется звук, и когда я гляжу на ноту, я уже слышу, как звучит весь этюд.

— Не останавливаться, — поправляет меня Валентина Михайловна. — Ритмично играть. Больше уверенности…

Я прошу разрешения снять пиджак. Мне уже жарко.

Засучив рукава рубахи и расстегнув верхнюю пуговицу, я снова принимаюсь за этюд № 14.

— Плотнее звук… Выше стоять на пальцах… Ярче звук…

Я начинаю этюд сначала.

— Концы фраз — тише… Следи за ритмом… Точно выполняй штрихи… Играй с оттенками…

И так бесконечно. За стеной уже выключили телевизор. То ли передача кончилась, то ли устали бороться с музыкой.

— На сегодня, пожалуй, всё, — наконец говорит Валентина Михайловна.

Она записывает в мой дневник домашнее задание. У меня есть особый музыкальный дневник. И отметки там есть. Правда, не музыкальные, а обычные.

— За домашнее задание и за сегодняшний урок я ставлю тебе пятёрку, — объявляет Валентина Михайловна.

Я оборачиваюсь, чтобы поглядеть на Юлю, но девочка уже спит. Свернувшись калачиком и прижав к груди куклу с золотыми волосами.

Каждый раз Юля хочет дождаться, когда мы с её мамой кончим урок, и каждый раз не выдерживает — засыпает. Ничего не поделаешь — детям пора спать.

— Я тебя провожу до остановки, — шёпотом говорит Валентина Михайловна.

— Не беспокойтесь, — отказываюсь я. — Я сам дойду, не маленький.

— Скоро переедем в свою квартиру, — словно не слыша меня, продолжает Валентина Михайловна. — Весной обещают сдать дом. Будет у нас три комнаты. На всех хватит. И Серёжа не будет так часто ездить в командировки.

Я знаю, что Валентина Михайловна с Юлиным папой, которого зовут Серёжей, уже два года строят кооперативную квартиру. Все они ждут не дождутся, когда переедут.