Догоняйте, догоняйте!..

— Какая сумка?

— Моя, с записной книжкой, — он оглянулся на троллейбус.

— Вот видите, как… — скорее всего она хотела произнести что-то назидательное. Но ей стало жаль Жору, и она сказала: — Как же вы теперь?

— Догоню, — сказал он и опять оглянулся. — Какой ваш номер?

— Это излишне.

— Говорите. Я должен бежать.

— Куда бежать? Вы с ума сошли!

— Догоню. Говорите номер.

Жора нервно переминался с ноги на ногу и оглядывался.

Конечно, она могла назвать ему неправильный номер. Но человек был в беде. К тому же Наташа где-то чувствовала, что он и сам стеснялся тех банальностей, которые слетали с его языка. Это немного располагало ее к Жоре. Но главное — человек находился в бедственном положении.

Нехорошо говорить неправильный номер в такой момент. Тем более, что беда находилась в прямой пропорции с расстоянием до троллейбуса, а оно увеличивалось с каждой секундой.

— Ну что ж, если не забудете… — Она назвала номер.

Жора сорвался с места, словно начинал эстафету четыре на двести. Разница была лишь в том, что все четыре этапа бежать предстояло одному.

Не остановись троллейбус у перекрестка, был бы побит мировой рекорд. Но Жоре пришлось сбавить темп: в светофоре зажегся красный свет.

Все это было вчера, а сегодня…

…Сегодня в обеденный перерыв Жора хотел заскочить в парикмахерскую, чтобы подстричься и вымыть голову, затем он собирался купить новый галстук в галантерейном магазине рядом со «стекляшкой».

Это было на руку Жоре, потому что «стекляшка», или небольшой только что выстроенный стеклянный павильон, в котором открыли кафе, находилась неподалеку. Жора мог убить сразу двух зайцев — приобрести галстук и перекусить, потому что наедаться сегодня Жоре не следовало: в пять часов ему предстояло бежать за общество «Сокол» на пять тысяч метров.

«Нет, легкий перекусон не помешает, — думал Жора, выходя на улицу. — Но прежде всего в парикмахерскую».

В семь тридцать Жора должен был встретиться с Наташей. Понятно, что к такой встрече нельзя не подготовиться. Поэтому он пошел не в ближайшую простенькую парикмахерскую, а в ту, которая находилась на площади и имела элегантную вывеску «Парикмахерская-салон». Перед Наташей нужно было «выступить во весь рост», как говорил в таких случаях Жорин приятель аккумуляторщик Васька Спиридонов. Наташа!.. Он позвонил ей вчера. Разговор был недолог, но о встрече они договорились.

И вот теперь, чтобы «выступить во весь рост», Жора торопился в парикмахерскую.

Уличная толпа отражалась в огромных зеркальных стеклах витрин. Прохожие поглядывали на свои отражения — и походка их менялась, становилась тверже, красивее, голова держалась ровнее.

Жора Копытин на стекла витрин не смотрел. Некогда было ему заниматься такими пустяками. А если бы и взглянул он на свое отражение, то никакого удовольствия не получил: он увидел бы там плотного, среднего роста парня. Только и всего.

Как завидовал Жора высоким! Сухощавый, длинноногий мужчина, рассуждал Жора, это класс. Какой бы прыгучестью обладал Жора!.. А подача в теннисе!.. А Наташа!.. Ну, куда это годится — он с ней одного роста. Мужчина должен быть на полголовы выше женщины. Как минимум. Жора даже на танцы не мог пригласить Наташу. Ну что это за парочка?!

До парикмахерского салона было две троллейбусные остановки. Жоре и в голову бы не пришло ждать троллейбуса: на своих двоих он добрался бы куда быстрее. Но на этот раз он взглянул на подходивший к остановке троллейбус, и его охватило приятное волнение. Это был тот самый троллейбус, в котором он познакомился с Наташей. Жора запомнил его по номеру: как-никак гнался за ним почти три квартала.

Счастливый троллейбус! Нельзя не сесть в такой троллейбус.

Пропустив перед собой старичка, Жора ступил на подножку. Старичок был щуплый, зато имел такие пушистые усы, что казалось, будто над верхней губой расположены у него две кисточки для бритья. Отличные белые кисточки, еще не бывшие в употреблении.

Троллейбус не был пустым, как в прошлый раз. Все места были заняты. Жора и старичок стали в проходе. Перед старичком сидели двое длинногривых парней — у одного были прямые волосы Джоконды, другой словно бы надел завитой парик короля Луи-Филиппа.

«Король», взглянув на старичка, толкнул в бок «Джоконду».

— Лёха, — сказал он, — посмотри на экспоната.

Сосед его обернулся и, увидев усы старичка, изобразил такую радостную, отнюдь не загадочную улыбку, что можно было бы сразу понять: нет, это не Джоконда.

— Дает! — восхитился он. — Ну дает!

— Паноптикум! — проговорил «король».

— Отец, с твоими усами в цирке выступать, — остроумно, на его взгляд, заметил Лёха.

Оба засмеялись.

Старичок сердито шевельнул кисточками — парни зарыдали от хохота.

— Ну дает! — кое-как успокоившись, выдохнул Лёха. — Почище цирка. Снимай, отец, шляпу — тугрики так и посыплются.

— Лучше б место уступили, молодежь, — сказала впередисидящая женщина.

— Слышь, старый, — толкнул «король» Лёху. — Уступи место.

— Садись, папаша, — предложил Лёха и тут же приподнялся.

Старичок нерешительно шагнул.

— Садись, садись, — подбодрил его «король».

Но когда старичок сделал было последнее движение, чтобы сесть, Лёха опередил его и плюхнулся на свое место.

— Папуля, я передумал.

Парни снова загоготали.

— Хамье, — проговорил старик, отвернувшись.

— Смотри, — сказал «король», — обижается.

— Шуток не понимает, — объяснил Лёха. — Стар стал.

Жора подскочил к парням, схватил Лёху за плечо.

— Ну-ка извинись перед дедом и выметайся. Живо.

— Отцепи грабли, — прошипел Лёха, тряхнув волосами.

— Ты, плебс, — лениво проговорил «король», взглянув на Жору, — закрой транзистор.

Драчуном Жора не был, и скандалов он не любил, но тут не стерпел — оторвал Лёху от сиденья и вытолкнул в проход. Лёха зацепился за чью-то сумку — по полу расплылась лужа сметаны. По сметане покатились помидоры.

Лёха подхватил один помидор и попытался запустить им в Копытина. Тот увернулся, и помидор разбился о стенку водительской кабины, окропив своими брызгами пассажиров.

«Король» набросился на Жору сзади, но Копытин ловким приемом перекинул его через себя, и «Луи-Филипп» распластался на полу в луже сметаны.

— Я свидетель. Это все они… они, — приговаривал старичок, показывая на длинноволосых.

Но голос его тонул в общем гвалте.

Водитель без остановок гнал «счастливый» троллейбус к ближайшему отделению милиции.

Глава четвертая ПРОЩАЙТЕ, ДРУЗЬЯ, ИЛИ ЖОРА ПРИБЫВАЕТ К МЕСТУ СОБЫТИЙ

Вот уже четыре дня Жора крутился как заводной. Дела, дела, дела. То в завкоме, то в комитете комсомола, то на складе спортинвентаря…

Где он еще не был? Кажется, в гараже. «Нужно заскочить попрощаться, — решил Жора, — все же на два месяца исчезаю».

Едва Жора ступил на асфальт родного гаража, пропитанный бензином и отработанным маслом, как перед ним появился Васька Спиридонов. Вылез он из-под старого «газика», у которого вечно что-нибудь барахлило.

— Физкульт-привет! Везет же некоторым… — Васька схватил грязными лапищами отмытую за последние дни Жорину руку. — Тут ковыряешься в пыли да копоти, а другие, глядишь, на природу потянулись. Одно название чего стоит — «Ромашка»!

Улыбка оживляла мокрое чумазое лицо Васьки, но в глазах его — маленьких, в желтую крапинку — Жора прочитал искреннюю зависть.

— Эх, лагерь! Лагерь! Хрупкая мечта детства, — Васька взял тряпку, стал оттирать перепачканные руки. — Знаете ли вы, что такое пионерский лагерь?

Копытина вдруг обожгла мысль, от нее даже лицо запылало: знает ли он, что такое пионерский лагерь? До сих пор он не задумывался, некогда было, а все считали, лагерь — очень простое и известное дело. Никому и в голову не приходило, что Жора никогда не был в лагере. В детстве каждое лето его отправляли из Москвы к бабушке в деревню. Конечно, книжки он когда-то читал про развеселую жизнь в пионерских лагерях, но теперь ничего не помнил.