Тайна

Лацо протиснулся к матери, которая пришла позднее других, и стал рядом с ней.

Наконец Матьо сложил палочки и засунул их за пояс. Площадь погрузилась в гнетущую тишину; казалось, что-то тяжелое легло на плечи людей. Всякий раз бирюч сообщал только неприятные новости. Наверно, и теперь власти будут вымогать для армии лошадей, коров или свиней. А может быть, снова объявлен призыв?

Матьо Шуба вытащил из кармана объявление и начал громко читать:

— «Доводится до всеобщего сведения! Командованию Глинковской гарды стало известно, что в горах близ деревни Вербовое скрываются лица, уклоняющиеся от воинской повинности. Призываем всех жителей деревни немедленно сообщить об их местопребывании в отделение жандармерии. Оказание помощи или предоставление ночлега бандитам с гор либо иным подозрительным личностям повлечет за собой арест виновных, а также взыскание большого денежного штрафа. На страж!»

Матьо наконец перевел дух. Лацо стиснул руку матери. Главкова побледнела и, казалось, была близка к обмороку. Крестьяне расходились по домам в угрюмом молчании. Мимо Главковой, жуя торчавшую в уголке рта сигарету, прошел Томаш, перекупщик краденых коней. Он остановился, насмешливо посмотрел на Главкову и злобно прошипел:

— Ну как, довольна? — после чего сплюнул, засунул руки в карманы и хотел идти дальше.

Но дядя Матуш схватил Томаша сзади за рукав, сорвал с него шапку, швырнул ее в грязь и пригрозил:

— Я тебя научу, как разговаривать со старшими!

Томаш вырвался, но ничего не ответил, только недобро сверкнул глазами.

— Иди, Ганка, домой. Стоит ли волноваться? Зачем обращать внимание на всяких подлецов?

Сказав это, Матуш повернулся и большими шагами пошел к трактиру.

Тетя Кубаниха ждала их на пороге хаты. Она с трудом держалась на своих больных ногах. Главкова помогла ей добраться до печки, заботливо усадила на скамеечку. Лацо сел к столу и нахмурился. Впервые в своей жизни он не побежал провожать Матьо до пруда. Ему не хотелось больше слышать барабанный бой и это страшное: «Доводится до всеобщего сведения». Сегодня перед лицом всей деревни его брата назвали бандитом. Томаш даже сплюнул. Ну, Томаш злился на Якуба из-за Катки Соларовой. Она ждет Якуба, а на Томаша глядеть не хочет. Это понятно. А другие? Ведь один только Матуш заступился за маму.

В дверь тихо постучали. В кухню вошла Ганичка Зазворова с небольшим узелком в руках.

— Мамочка вам кланяется и посылает гостинец. А я пришла поиграть с Лацо, — прошептала девчурка и застенчиво улыбнулась мальчику.

В узелке оказались теплые шерстяные носки. Мать Ганички вязала лучше всех в Вербовом и всегда придумывала новые узоры. Под носками лежал завернутый в бумагу кусок сала. Главкова со слезами на глазах обняла Ганичку. От волнения она не могла произнести ни слова.

— Видишь, — сказала тетя Кубаниха. — Наш народ добрый. В беде откликнется, последним поделится, если тебя кто обидел.

— Но ведь я никогда не жаловалась, — ответила Главкова. — Я только беспокоюсь, что наши будут страдать от голода, если им перестанут помогать. Каждый ведь боится и немцев и своих.

— Ничего, станут осторожнее, только и всего. А наши ребята ловкие, не пропадут. Зимы не испугались, так и с голоду не умрут.

Лацо слушал с удивлением. Тете Кубанихе известно про партизан? И Матушу и Зазворовым? Мальчик сразу почувствовал, как давно он не был дома — родную деревню теперь не узнать.

— Хочешь играть, Лацо? — окликнула его Ганичка.

— Пойдем к Ферко, я обещал ему сделать еще один кораблик, — предложил мальчик.

— А хорошо в городе? — спросила девочка, когда они вышли во двор.

— Не очень-то, — бросил Лацо. — Здесь лучше.

Ганичка недоверчиво поглядела на него. Уж не смеется ли он над ней? Лацо нетерпеливо тряхнул вихрами:

— Правда. Там… там все чужое. А здесь и мама и Ферко…

Он замолчал, не зная, что еще добавить. Ганичка маленькая, она все равно не поймет его. И незачем ей рассказывать, что в городе много дурных людей, а директор школы прогнал Ондру за то, что его отец коммунист.

— Лацо, Лацо, посмотри! — захныкал Ферко.

Кораблик больше не плыл. Он размок и упрямо опрокидывался набок. Ферко старался выровнять его, но у него ничего не получалось.

— Я сделаю тебе новый, сейчас принесу бумаги, — утешил малыша Лацо и побежал домой.

«Вот если бы здесь была наша команда, — размечтался Лацо, — все сложилось бы иначе». Может быть, Лацо и не огорчился бы так из-за сегодняшнего объявления. Больше всего его расстроила выходка Томаша. Как жаль, что Лацо еще не взрослый, а то бы он перекинул Томаша через забор. Пришлось бы негодяю просить у мамы прощения. Лацо сжал кулаки. Ох, как медленно растет человек! И ничего нельзя сделать, чтобы расти быстрее!

Лацо вошел в кухню. На лавке сидела бабка Катарина. Все ее так звали. У нее был сын Лойза — невысокого роста, зато необыкновенный силач. Катарина хорошо разбиралась в лекарственных травах и кореньях и лечила народ. А дети ее боялись. И если им доводилось встретить ее в горах, они кидались врассыпную с громким криком: «Бабка Катарина, бабка Катарина!..»

«…ина…ина…» — отвечали горы, и эхо перекатывалось из долины в долину.

Бабку Катарину приглашали и в соседние деревни. Она умела лечить не только людей, но и скотину. Взрослые ее не боялись, только детей пугали ею.

Лацо исподлобья поглядел на старуху и сторонкой прошел в комнату, чтобы взять зеленую бумагу, которую видел утром на шкафу. Он влез на стул и снял сверток. Оказалось, что в зеленой бумаге были инструменты Якуба. Лацо снова аккуратно завернул их и спрыгнул со стула. Он собирался уже войти в кухню и попросить бумагу у матери, но вдруг замер на месте.

— Мой Лойза плюет на их приказы. Он приходит по ночам: взглянет на меня, возьмет буханку хлеба, и только его и видели. Явятся наши ребята на помощь, явятся! Не оставят нас. И мы им помогаем чем можем, — быстро бормотала бабка Катарина.

— Трудно им, — вздохнула мать.

В открытое окно врывался свежий весенний воздух, согретый солнечными лучами и прокаленный утренними заморозками. Лацо незаметно проскользнул через кухню и выбежал на улицу. Значит, сын Катарины, тот самый силач, который на последней ярмарке уложил всех своих противников, вместе с Якубом! Когда Лацо уехал из Вербового, Лойза еще был дома.

Лацо медленно подошел к луже, у которой Ганичка играла с Ферко.

— У меня нет бумаги, — сказал он с виноватым видом.

— А я хочу кораблик! Кораблик! — благим матом заревел Ферко.

— Я ведь тебе говорю: сегодня у меня нет бумаги, я тебе сделаю кораблик завтра, — уговаривал его Лацо.

Но мальчик не унимался.

— Иди сюда, я тебе дам бумаги! — крикнул ему с соседнего двора дядя Барта. — Пусть малыш успокоится.

Лацо подбежал к дяде.

— Что же ты поздороваться даже не зашел, разбойник? Забыл про меня? — ласково пожурил мальчика дядя Барта.

— Я не забыл… я только сегодня приехал, — оправдывался Лацо.

— Бумага там, за шкафом, возьми сколько тебе нужно.

Лацо вошел вслед за Бартой в хату.

— Что у вас нового? Не слышно, когда отец вернется? — тихо спросил дядя Барта.

— Не знаю, нам ничего не говорили, — грустно ответил Лацо.

— Ну, не печалься. Подрастешь, ума наберешься — будешь отцом гордиться.

— Я и сейчас горжусь им и… — мальчик осекся на полуслове, настороженно поглядев на дядю Барту.

А тот весело подмигнул ему и выпустил из трубки облачко дыма.

— И брат твой тоже неплох. Ну, ступай, а то Ферко орет. Ты сейчас старший в доме, обо всем должен заботиться, матери помогать. Она у тебя больная.

— А почему сегодня тех, кто в горах… назвали бандитами? Матьо так сказал, все слышали, а Томаш…

— Беги к Ферко и не обращай на Матьо внимания. Пусть себе барабанит, как ему приказали господа. Они чуют, что им приходит конец, вот и отгоняют страх барабанным боем! А ты не вешай нос, беги!

С новым корабликом дети пошли к ручью. Солнце уже клонилось к горе Высокой, его лучи окрасили багрянцем плотную стену леса. Небесный купол переливался всеми оттенками золота и лазури. В долину спускалась вечерняя тишина.