Дарю тебе велосипед

И папа засмеётся и не станет её останавливать.

«Катайся, — скажет он, — что с тобой делать».

И она полетит по двору, счастливая девочка Саша на своём новом велосипеде. И все лужи расступятся перед ней. Она будет мчаться вперёд, как птица.

Вот раскрывается дверь подъезда, и Сашенька видит совсем не Сашу. Никакой Саши нет. Выходит из подъезда Сашин папа. И держит на плече — ну да, оранжевый, новый, складной велосипед. Он несёт его через двор под дождём и уходит медленно. Лицо у него теперь совсем другое — растерянное, не похожее на то, какое было недавно.

Что произошло?

Саше не нужен велосипед

Мама ушла в магазин, а Саша стала слушать музыку.

Саша ставила все пластинки подряд, и каждая казалась ей замечательной. Она не слушала своих пластинок целое лето. Зазвонил телефон.

— Я слушаю, — сказала Саша в трубку. Но ей никто не отозвался. В трубке только еле слышно вздохнули. — Чего сопите? Нечего сопеть, — рассердилась Саша. — Говорите как следует. — Но тот человек говорить с Сашей не хотел.

Саша положила трубку, но позвонили опять. И опять молчали.

— Черенков, не валяй дурака, — сказала Саша. — До пятого класса дожил, а ума не нажил.

И вдруг приятный женский голос сказал:

— Я не Черенков. Попроси, пожалуйста, к телефону папу.

— Папу? — растерялась Саша. — Его нет дома.

— Извини, — сказала женщина, — я позвоню позже.

— А вы зачем молчали? — спросила Саша.

— Так получилось, — ответила женщина и повесила трубку. Запищали короткие гудки.

От этого звонка Саше стало неуютно в собственном доме. И не захотелось больше слушать музыку. И вообще неизвестно было, что теперь делать.

И тут пришёл папа. Он закричал весёлым голосом:

— Саша! Иди сюда! Смотри, что я принёс!

Она медленно вышла в переднюю. Новый взрослый складной велосипед. Оранжевый. Тот самый. Капельки дождя на раме, на крыльях. Чистенькие шины в ёлочку.

— Дарю тебе велосипед! — Папа сиял.

А Саша?

Она подвинула роскошный оранжевый велосипед к папе.

— Я не хочу, — сказала она тихо и грустно. — Мне не нужно.

— Как? — Папа удивлённо и обиженно смотрел на Сашу. — Почему? Что с тобой? Ты же хотела! — Он толкал велосипед к Саше.

Но она заложила руки за спину и упрямо наклонила голову. И твёрдо сказала:

— Не возьму. Сам катайся на нём, если хочешь. Мне не надо.

— Но почему, почему?

— Ты знаешь, почему. Притворяться стыдно. — И ушла.

— Мала ты ещё рассуждать о таких вещах! — закричал папа. — Новости какие!

И вдруг замолчал. «Притворяться стыдно». Это были его слова. Он не раз говорил их Саше, ему так хотелось, чтобы она росла правдивой и честной. И говорила всё прямо в лицо. Вот она и говорит всё прямо в лицо. За что на неё обижаться?

Он вышел вместе со своим подарком. Он брёл через двор. Наступал в лужи и даже не замечал этого. А велосипед казался ему очень тяжёлым. Надо сдать его обратно в магазин. Обязаны принять.

Сашенька видел в своё окно, как Сашин папа унёс велосипед в сторону метро.

Сашенька хотел закрыть окно, наверное, Саша не выйдет сегодня. И тут она появилась во дворе.

Плащ незнакомый, и причёска другая, но всё равно красиво. Саша остановилась около большой лужи. Неужели пройдёт мимо? Сашенька далеко высунулся из окна. Нет, не прошла. Влезла в своих зелёных сапожках в самую середину и стала носиться туда-сюда. Сашенька быстро схватил с вешалки куртку и побежал во двор.

И вот он стоит и смотрит на Сашу. А она носится по глубокой луже, волны поднимает. А по щекам текут капли дождя, похожие на слёзы.

— Саша, здравствуй, — говорит Сашенька и сияет.

— Здравствуй, — отвечает она.

Они знакомы так давно, пятый год, а она в первый раз поздоровалась с ним нормально. Не сказала: «Уходи», не пообещала убить вот этими самыми руками. Саша, Саша. Даже удивительно — не кричит, не мчится. Влезла в воду и бродит, голову нагнула и Сашеньку опять не замечает. И тут он понимает, что Саша Лагутина плачет. Это слёзы, а вовсе не дождь. Она тихо всхлипывает. Саша Лагутина!

— Саша, ты почему плачешь?

Он готов весь мир перевернуть, только бы она не плакала. Но что он может сделать? Чем ей помочь?

— Саша, ты не плачь, — говорит Сашенька.

— Ещё чего! Ну какое твоё дело? Пристал. Я никогда не плачу! Понятно?

И Саша убегает от него. А он остаётся под дождём один.

Клюква знает новость

Первого сентября в школьном дворе, конечно, суматоха.

Белые передники и яркие гладиолусы. Шум и растерянные первоклассники. И все рады друг другу, потому что не виделись целое лето. А это очень долго, особенно для тех, кто привык видеться каждый день…

Директор школы Алла Васильевна стоит перед всеми и собирается сказать речь. Она, конечно, скажет о том, что некогда раскачиваться и надо с первых дней браться за учёбу засучив рукава. И все с ней согласны. Только очень это трудно, браться за учёбу засучив рукава, совсем уж сразу. С первого сентября. Почти никто не может. Настроение какое-то нерабочее первого сентября.

В этот день чаще всех других слов учителя повторяют одно слово. Это слово «тише!».

А пятый класс «А»?

Конечно, все шумят. Как же без шума? Тем более, что Лидии Петровны почему-то нет. Ох, кутерьма!

— Эй, Лагутина! Зачем меня портфелем по спине? Я же тебя просто так толкнул.

— А я тебя просто так портфелем, Воронин.

— В знак приветствия! — хохочет Клюква. — Вместо «здрасте».

— Ну, Клюква! Ну даёт!

— А что? Французский парик. И чего орать? Как маленькие.

— Ха! Кто сейчас носит парики, Клюква? — Катя пожимает плечом. — Вчерашний день. А мне макси-форму сошьют. Ага!

— Не ставь из себя — макси.

— У Лагутиной причёска — высший класс!

— Черенков! Ты чего такой чёрный?

— Загар.

— А может, умыться забыл?

— Не забыл.

Никак его из терпения не выведешь, этого Сашеньку Черенкова. Женька Воронин отвернулся и смотрит, глазами по классу водит — к кому бы прицепиться. Скучно так сидеть. Клюква какая красивая стала — с ума сойти.

А тут Клюква:

— Я новость знаю во! — И большой палец выставила.

Но никто не услышал её голоса тоненького и не увидел её большого пальца. В этом вопящем, скачущем, заводном теперь уже пятом классе «А» надо не так говорить. Орать надо, чтобы услышали.

Ну что ж, Смородина и поорать может. Сложила руки рупором и как крикнет:

— Новость знаю! Сейчас все упадёте!

Услыхали. И ещё громче зашумели. Наперебой вопят:

— Ну, у Клюквы всегда новости!

— Говори, Клюква!

— Ничего она не знает — ставит из себя!

— Не тяни, Клюква!

— Молчит. Нарочно нервы треплет!

— Дать по шее, сразу скажет! Спорим?

— За шею ответишь, Воронин!

— Не толкай! А то я тебя так толкну!

Тут ещё сцепились два голубчика. Первого сентября, при всём параде, в новых костюмах, в белых рубашках, по полу покатились, пыхтят, взмокли. А чего не поделили, сами не знают. В любом классе есть такие петухи, ни с того, ни с сего налетят — и драться.

Наконец навоевались досыта. Давай, Смородина, сообщай свою новость.

А Смородина?

Влезла на скамейку, чтобы быть выше всех и сказала:

— Орёте и не знаете. У нас будет новый классный руководитель! Поняли?

Вот это новость. А почему — новый? Нам и так было неплохо. А теперь-то как будет? Ещё неизвестно. В том-то и всё дело. Вдруг злой? Ещё придираться начнёт. Или начнёт гайки завинчивать. Кому приятно, когда учитель гайки завинчивает? Дисциплина там всякая, успеваемость.

Наконец Женька Воронин опомнился:

— А Лидия Петровна? Она у кого? Клюква!

— Лидия Петровна ушла на пенсию, — сказала Клюква и села на своё место. — На заслуженный отдых.