Тоби Лолнесс. Глаза Элизы

— Берете ли вы, Лео Блю, Элизу Ли в жены?

Голос Великого Свечника убаюкивал, словно голубиное воркование. Лео Блю ничего не ответил. Арбайенн, стоявший далеко, у самой скорлупы, не сводил глаз со своего господина. Он понимал, что тот не в себе. Может, от избытка чувств?

На самом деле никаких чувств Лео сейчас не испытывал, на него нашло странное помрачение. Вернее, в нем пробудилось сомнение. Мучительное сомнение… Он посмотрел на закутанную невесту, стоявшую рядом, и…

Великий Свечник выразительно кашлянул.

— Берете ли вы, Лео Блю, Элизу Ли…

В толпе послышался ропот удивления. Лео Блю стоял и не отзывался.

— Господин Блю? Господин Блю? — распорядитель праздника подергал его за рукав.

Внезапно Лео шагнул к невесте. Грубо оттолкнул Великого Свечника, схватил покрывало за край и резко его сдернул. Народ ахнул… Под покрывалом стоял Пюре.

Элиза бежала босиком по белому пуху.

Взмахивая руками, будто крыльями, перелетала с пера на перо. Свобода ее пьянила!

Ей удалось выбраться из Южного Яйца как раз перед торжественным выходом мнимой невесты. По пути ей никто не попался. Гнездо опустело, все праздновали свадьбу. Она беспрепятственно добралась до белоснежного Перьевого Леса.

После того как Тень потребовала, чтобы она ответила «да» Лео Блю, Элиза догадалась, что это совет вовсе не друга. Но решила воспользоваться промахом Тени и бежать.

Отвага Пюре ее восхитила. Тот ответил бесхитростно:

— Мне нечего терять. Меня в любом случае завтра выбросят вон.

Потом слегка покраснел и добавил, потупившись:

— К тому же я всегда мечтал о роскошной свадьбе.

Когда она закутывала Пюре в покрывало, он не выглядел несчастным или обиженным. Скорее задумчивым. Попросил лишь об одном: «Разрешите мне остаться в моих любимых домашних тюфельках».

— Смерть я приму в своих тюфлях, — гордо сказал Пюре и выпрямился с видом героя.

Прыгая по перьям, Элиза с нежностью вспоминала решительный взгляд старого друга перед тем, как он набросил на лицо зеленое покрывало.

Но тут ей пришлось отвлечься от мыслей о Пюре: навстречу двигались две закутанные фигуры.

Элиза метнулась в сторону и спряталась за кустиком белого пуха.

Вглядевшись получше, она удивилась: по Перьевому Лесу шла невеста точь-в-точь такая же, как та, что находилась сейчас в Северном Яйце. А вслед за ней, отдуваясь, спешил толстяк. Его Элиза мгновенно узнала: Гуз Альзан!

— Поспешим, Берничка. Жених тебя заждался.

Значит, невеста — это Берник!

Услышав о приготовлениях к свадьбе, Гуз Альзан ни на минуту не усомнился, что Лео Блю женится на его дочери. Вот и вел ее гордо на церемонию, укрыв зеленым покрывалом.

Элиза расслышала последние указания, которые он давал Берник:

— Ты непременно должна сказать «да».

— Да, — машинально повторила та.

— Ты же знаешь: не сейчас, а потом, на свадьбе. Мы же все отрепетировали. Великий Свечник задаст тебе вопрос, а ты ответишь «да».

— Да.

— Не сейчас, нет.

— Нет.

— Нет же, нет, ни за что не говори «нет»!

— Нет, — упорствовала Берник.

— Да, да!

— Нет.

Элиза подождала, пока они не скрылись из виду, затем продолжила путь.

Само собой, в Северном Яйце никто не ждал бедняжку Берник, но роковая ошибка Гуза Альзана позволила Элизе значительно оторваться от врагов. Вскоре за ней послали погоню, и стражники, встретив в Перьевом Лесу заблудившуюся невесту под зеленым покрывалом, естественно приняли ее за беглянку и немедленно схватили, не слушая жалобных причитаний несчастного отца.

Радуясь удаче, трое злополучных смельчаков доставили Берник к Лео Блю и по лицу господина сразу поняли, что жестоко поплатятся за чрезмерное рвение.

Элиза заглянула в темный лаз — Пюре посоветовал ей туда спуститься. За Перьевым Лесом начиналось Переплетение Соломин, все они были полыми внутри. Съедешь вниз по соломенному туннелю — и ты уже на Ветвях.

Элиза отважно ринулась в темноту.

Лежа на спине, обхватив колени руками, она со страшной скоростью неслась по гладкому спуску.

Наконец-то она могла расслабиться и ни о чем не думать.

Здесь не нужно ни бороться, ни сопротивляться…

Бесконечный золотистый туннель, вполне возможно, выведет ее к свободе и счастью…

Безумная надежда когда-нибудь вновь увидеть Тоби, живого и невредимого, никогда ее не оставляла. Но сейчас ей хотелось лишь одного: крепко обнять маму.

17

Последний облезлый

Сима разбудил ужасающий грохот, он даже подумал, что в камере обвалился потолок. Дверь едва не слетела с петель.

В темноте испуганная Майя схватила мужа за руку.

— Что случилось?

— Лежи тихо, — прошептал он.

Между нарами загрохотали сапоги. Ворвались охранники с факелами. Они кого-то искали. Сдергивали с заключенных одеяла, вглядывались в лица.

Огонь едва не спалил Симу волосы.

— Вот он! — взревел грубый голос. — Следуй за мной, живо! Похоже, Лолнесс, запахло жареным!

— Ну да, это мои брови.

— Чего-чего?

— Уберите факел, не то спалите мне брови.

— Пошути мне еще!

Охранник схватил его за ворот тюремной рубахи и потащил из камеры.

— Подождите, я, кажется, забыл очки. Под подушкой, — упирался профессор.

— Заткнись и сразу прозреешь.

Дверь за ними закрылась, шум стих.

В наступившей тишине кто-то пробормотал:

— Похоже, они обнаружили наш подкоп.

Заключенные знали, что подкоп почти готов. Всеобщий побег должен был состояться на следующей неделе.

В темной камере воцарилось молчание.

Майя обхватила голову руками: «Не могу я так больше, не могу!»

Звериная жестокость. Глупость. Отупляющий страх.

У Майи Лолнесс уже не было сил все это выносить. Мужа снова забрали, куда-то увели! Она уткнулась лицом в грязный матрас и разрыдалась. Старалась плакать бесшумно, но ее всю трясло.

Как же тяжко изо дня в день бороться за жизнь! Сколько лет они уже живут в заточении, а надежда на спасение едва теплится где-то вдали… Если муж не вернется, на кого ей рассчитывать? Она осталась одна-одинешенька на дне этой ямы, чудовищной, отвратительной котловины.

Другие заключенные… Да, конечно, Майя к ним привязалась, но можно ли на них положиться? Разве кто-нибудь тут способен сказать ей слово утешения в горькую минуту, побыть рядом, спасти от одиночества? А ведь все они знают, каково ей пришлось… Грубые, равнодушные люди, хамы! Им неведомы чуткость, деликатность, сострадание…

Майя долго плакала, зажмурившись. Прошел целый час. Наконец, немного успокоившись, она перевернулась на спину, открыла глаза и глубоко вздохнула. Через несколько секунд, когда заплаканные глаза привыкли к темноте, она разглядела стоявших вокруг людей.

Все их сокамерники, тридцать человек, собрались возле нее. Как только Сима увели, они стали подходить один за другим. Голова верзилы Лу Танна упиралась в верхние нары, рядом она разглядела Ролдена: верные товарищи, плечом к плечу, целый час сторожили ее горе.

Возможно, им не хватало сообразительности и такта, и мужчины не знали, что предпринять, что сказать, но они были рядом все это время.

Послышался смущенный шепот Зефа Кларака:

— Если вам что-нибудь нужно, вы только скажите…

Майя улыбнулась, почувствовав радость и облегчение.

Ее не покинули, ее поддержали! Она сказала с искренней благодарностью: