Невероятно насыщенная жизнь

А какая у него биография, в самом деле? И вот оказалось, что я ее, в общем-то, и не знаю, эту его биографию. Знаю только, что он не воевал — мал еще был. Хотя вот Машкин отец тоже еще молодой, а успел повоевать: был сыном полка, в разведку ходил, своему командиру жизнь спас, награды имеет… Знаю еще, что до милиции мой отец был рабочим, а почему он в милицию пошел служить — и не знаю. Не знаю толком, что он на своей службе делает. Участковый и участковый. Следит, наверно, за порядком на своем участке. С пьяницами ругается, следит, чтобы после одиннадцати в квартирах радиолы или магнитофоны на полную мощность не пускали, за ребятами вроде Фуфлы и Хлястика посматривает, чтоб не очень хулиганили. А впрочем, что-то он не больно за ними и посматривает.

Был я поменьше — ребятам врал, что он у меня знаменитый сыщик и чуть ли не тридцать бандитов и жуликов выследил и задержал. А потом как-то и думать об этом перестал. Ну, в милиции, ну, участковый: надо ведь кому-то и участковым работать — тоже дело нужное. Вон у Пашки Волкова — это в старой моей школе был такой парень — отец на кладбище работает, могилы роет. Ну и что, надо ведь кому-то и на кладбище работать… А милиция — это… в общем, без нее пока не обойтись… Добро… кулаками. Как это? Добро с кулаками?

… На кухне шумела и смеялась тетка Поля, и все смеялись и шумели, а мне не хотелось смеяться. Не хотелось, и все. Меня даже зло взяло — чего это она все время хохочет, хотя и смешного-то вроде ничего нет.

Пока завтракали, тетка Поля все рассказывала, какой у нее сад, да какая усадьба, да какой дом — всего полная чаша.

— Вот соберитесь да приезжайте ко мне, посмотрите, как мы с Петей живем, да и сами поживете. Всех накормлю, всех напою и еще останется! — кричала она и все время посматривала на батю.

А он улыбался и кивал головой, а глаза у него были хмурые. Только раз он спросил:

— А вы, Полина, что, не работаете уже?

— То есть как это не работаю?! — возмутилась тетка. — А дом? А хозяйство? А сад?!

— Нет, я про почту спрашиваю, — сказал батя и как-то странно посмотрел на нее.

— А-а, — протянула тетка Поля, задумалась чуть-чуть, потом резко так махнула рукой, как отрубила, и сказала: — Хватит! Наработалась. Устала.

— Ну, понятно, — сказал батя с каким-то непонятным выражением и встал из-за стола. — Спасибо. Ну и накормили вы нас! Прямо не подняться.

Я посмотрел на маму. Она сидела очень прямо, почти ничего не ела и только глаза переводила с отца на Полину, с Полины на отца. Тревожно так, словно волновалась — не случилось бы чего. А я сразу ночной разговор вспомнил. Вот то-то и оно-то…

— Ну, раз сыты, значит хорошо! — сказала тетка. — У меня всегда так! Вот мы сейчас со стола приберем, посудку помоем. И гулять пойдем. Пойдем, Василий Семеныч?

Батя остановился в дверях кухни и развел руками.

— Вы уж извините, Полина, совсем я забыл. Мне… позаниматься надо — зачеты скоро, а у меня, как говорят, конь не валялся. Вот ребята с вами пойдут. Сеня. А меня уж извините. — Он повернулся и вышел.

Тетка Поля ужасно удивилась.

— Какие еще зачеты? — спросила она у мамы.

Мама смущенно засмеялась.

— Да вот, — словно виновато сказала она, — на старости учиться задумал. В прошлом году в университет на юридический поступил. Вот и занимается. Мало, правда. Времени не хватает.

Вот номер-то! А я и забыл, что батя действительно в прошлом году на заочный поступил. Хотя понятно, почему забыл, — он дома почти и не занимался. Поэтому я тоже удивился, когда он сказал, что не пойдет гулять. Ведь мне он сказал, что пойдет. Наверно, он просто не хочет с теткой Полей идти, вот и выдумал предлог. Ну, ладно, он не хочет, а меня-то зачем втравил? Хотя откуда он мог знать, что мне тоже расхотелось идти с теткой? А мне совсем расхотелось — факт! Я еще почему-то вспомнил, что вот она и останавливается около каждого красивого дома и ахает и охает, но только на секунду, вроде по обязанности, и сразу бежит дальше, и самое главное время у нее на магазины уходит. И с каждой такой прогулки мы возвращаемся, как верблюды, навьюченные. И провожать тетку Полю потом — одно мученье: никак в такси все ее пакеты, коробки, сумки, чемоданы не впихнуть. Я всегда удивлялся, куда ей столько барахла разного, но, в общем-то, не очень сердился — и нам с Мишкой и Ольгой из этих покупок обязательно кое-что перепадало. Нет, она не жадная, тетка Поля, и подарки любит делать, вот и яблоки нам каждую осень присылает, но только… только… сам не знаю, что «только»… вот сейчас расхотелось мне что-то от нее подарки принимать. Подарит, а потом опять кричать будет — вот, мол, я какая, всех одариваю, всем добро делаю. Да нет, и не кричит она вовсе, это я чего-то придираюсь уже, но все равно мне здорово расхотелось с ней по магазинам носиться, и я начал быстро придумывать, как бы отказаться.

А тетка Поля допрашивала маму.

— Ну и что? Кончит он университет, — говорила она громким шепотом, — уйдет из милиции? Адвокатом или судьей будет?

— Не знаю, Поля, — говорила мама устало.

— А может, ему в милиции повышение дадут? Пора бы.

— Не знаю, Поля, — опять повторяла мама, и видно было, что ей неприятно на эту тему говорить, — он ведь, знаешь, какой…

— Да уж знаю, — сказала тетка Поля и поджала губы.

— А куда пойдем, тетя Поля? — спросил я, чтобы перебить этот противный разговор.

— А? — встрепенулась тетка. — Куда? По городу пройдемся — очень я люблю Ленинград ваш. Ну, посмотрим, конечно, какие магазины открыты. Мороженого поедим. И так и далее. А ты, Люда, с нами не ходи. Ты устанешь — мы ведь галопом. — Она засмеялась.

«То-то и оно, что галопом», — подумал я.

— Ладно, — согласилась мама, — а я дома посижу, мне кое-что поштопать, починить надо.

— Вот и хорошо, — опять засмеялась тетка, — жена носки штопает, муж уроки учит, а детишки со старой теткой гулять пойдут. Куда как славно!

Мне захотелось заорать, что никуда я не пойду, но не заорал я — мама расстроится, тетка обидится, ведь предлога-то настоящего у меня нет, а отрицательные эмоции надо уметь сдерживать.

Тетка прогнала всех одеваться, а сама быстро и ловко принялась мыть посуду.

— Чего ж ты, пап? — спросил я, входя в комнату.

Он и верно сидел за столом с тетрадками и книгами и занимался. Или только притворялся, что занимается.

— Да вот, — сказал он, не глядя на меня, — вспомнил…

Вид у него был такой, какой у нас в школе бывает, когда знаешь, что тебя вызовут, а урок-то не готов. Я засмеялся. Он посмотрел на меня исподлобья и тоже засмеялся. Громко. Но сразу испуганно прикрыл рот ладонью и подмигнул мне.

— Ладно, — сказал я, — погуляем с теткой Полей.

— Вот, вот, — сказал он, — погуляйте.

Смешно, но все-таки в этот раз я тоже не пошел гулять с теткой. А получилось вот что. Я собрал все книжки и альбом про Ленинград, которые мне дядя Саша накануне дал, и понес ему. Все равно уж ничего не прочитаешь, да и не нужно это, наверно, тетке Поле. Вот я и оставил только две книжки — для себя, а остальные понес.

Постучал к дяде Саше ногой — руки были заняты. Никто не ответил. Я сложил книги на пол и вошел — дядя Саша никогда не запирал своей комнаты, даже когда улетал надолго. Сейчас его дома не было, и похоже, он, как ушел вчера, так и не возвращался. С ним такое очень редко бывало. Не случилось ли чего, подумал я. Но потом я, кажется, кое-что сообразил и даже заулыбался про себя. Вот такие, значит, пироги, Сенька! Ну, что ж…

Я втащил книги, расставил их по полкам и пошел к себе. И тут раздался звонок. Я открыл входную дверь и… На площадке стояла — кто бы вы думали? Сама Маша Ба-со-ва! Собственной персоной! Я так удивился, что прямо застыл в дверях, держась за ручку, и молча смотрел на нее во все глаза. Она тоже молчала, потом покраснела и сердито сказала:

— Ничего себе, вежливый! Даже не здоровается.