Как мы росли

Это он, Потапыч, с утра до поздней ночи не уходил из цехов. Никто ему за это не давал ни денег, ни хлеба. А он никогда не жаловался, что голоден. И умел других поддержать — кого словом, а кого и последней крохой. Вот и закончена тяжёлая работа. Кто сегодня герой? Потапыч! Потапыча подняли на руки и принялись качать. А он взлетал над толпой, счастливый и беспомощный.

Майское знамя

Накануне праздника Оксана Григорьевна с ребятами пришивала к яркому, красному шёлку золотую бахрому и буквы. Когда знамя прикрепили к древку, ребята оценили всю его красоту: знамя спадало тяжёлыми складками, и золото на нём горело праздничными блёстками. Хорошее получилось знамя!

— А почему знамя всегда красного цвета? — спросила Клавка.

— Это цвет крови и огня боёв, цвет зари перед восходом солнца, это самый лучший цвет для знамени, — сказала Оксана Григорьевна.

— А почему цвет боёв? Ведь завтра не бой, а праздник небось!

— Ты, Клава, права — завтра праздник. — Оксана Григорьевна посмотрела на неугомонную Клавку и добавила: — Для того чтобы завтра был праздник, надо было сначала пройти через много боёв. Вот вы все москвичи — помните бои осенью? Ну, кто помнит?

— К нам тогда принесли раненого, — сказала Варя, — я помню.

— А у нас на крыше дома стоял пулемёт. Если кто, бывало, выйдет на улицу — начнут стрелять и непременно убьют. А когда стрелять кончили, по улице народ пошёл — тоже со знаменем, — сказал Наливайко.

— И у нас в отряде было знамя, — сказал Васька. — Как бой — знаменосец его к себе на грудь за шинель спрячет и тоже стреляет; а бой кончится, соберут в деревне митинг — он тогда на коне со знаменем впереди всех! Только то знамя было не шёлковое, оно было обгоревшее и даже в одном месте простреленное… вот здесь, — показал он. — Знаете, Оксана Григорьевна, Чебышкин один раз сказал комиссару: «Надо бы нам знамя-то обновить». А комиссар обиделся и говорит: «С ним начали воевать, с ним и победим». Так ему и сказал.

И все ребята стали вспоминать, кто из них, где и когда видел красное знамя.

— Я тоже про знамя помню, — сказала Оленька Орлова. — Я тогда под дедушкиным одеялом спала. Моё было мягкое, а дедушкино колючее.

— Мы, Оленька, говорим про знамя, — поправила её Оксана Григорьевна.

— И я про знамя… — сказала Оленька. — Я тогда плакала: «Где моё одеяльце?» А мама сказала: «Молчи, его дедушка с собой взял». А я всё плакала: «Зачем взял?» А мама сказала: «Они из него знамя сделали». Оно было красное, только с одной полоской. Мама говорила: «Не плачь, он принесёт его обратно, он только на пока его взял»… — Оленька замолчала.

И никто не спросил её, принёс обратно дедушка её одеяльце или нет, потому что знали, что теперь у Оленьки нет ни мамы, ни дедушки — никого.

Ребята смотрели на своё знамя, с которым они завтра пойдут на праздник Первого мая.

— Я думаю, знамя потому красное, — сказала Клавка, — что лучше цвета на свете нет. Глядите, какой замечательный!

Персик сопровождает Чапурного

Уже совсем вечером Чапурной возвращался из похода. Он обегал все московские базы: ему хотелось непременно раздобыть к празднику что-нибудь из одежды, чтобы получше одеть ребят.

Институтские жакеты, как их ни старались переделывать, были какие-то убогие.

Чапурному повезло: он сумел разыскать и выпросить партию верблюжьих свитеров. Это было то, что нужно. Ребята пойдут на праздник в полном великолепии.

Чапурной на радостях простил даже Персика, который следовал за ним по пятам целый день по всем складам. Персик счастливый шагал рядом с Михаилом Алексеевичем. Глаза у него сверкали.

— Если ещё раз меня поймаешь, сразу убей, — говорил он.

— Не буду я тебя убивать, я тебя прогоню, но тогда уже насовсем. Так и запомни, не забывай! — отвечал ему Чапурной.

— Зачем забывать, я не буду забывать, дядя Миша. Ты только скажи: умри, Персик, и я умру, честное слово! — говорил Персик и размахивал руками, шагая с Чапурным в ногу.

Чапурной остановился, посмотрел на него строго и сказал:

— У тебя пока ещё нет честного слова. Вот будет, тогда я тебе буду верить.

Остальной путь они шли молча. Персик понял: чтобы Чапурной ему поверил, нужны не слова, нет! Слово сказать очень легко. Персику нужно во что бы то ни стало, чтобы этот человек ему поверил, а это очень трудно.

Когда Персик был совсем маленьким, его уже учили обманывать и его самого обманывали. Обманывал хозяин — обещал дать пятачок и не давал; обещал накормить и часто не кормил. Персик утаивал от хозяина одну — две копейки и покупал на них грошовые сладости. За это его хозяин бил.

Персик не обманывал только обезьяну, которая вместе с ним плясала и кувыркалась. Он делился с ней тем, что доставалось ему, заступался и не давал её бить, но она сдохла: это была больная обезьяна.

Персику никогда не хотелось сказать хозяину правду. А Чапурному он боялся соврать.

— Вот мы и пришли, — сказал Михаил Алексеевич, когда они вернулись в детский дом. — Такую красоту достали — залюбуетесь! Завтра привезут.

Чапурной рассказывал про то, где он был, как хлопотал. А Персик поддакивал ему. У него делалось печальное лицо, когда Чапурной говорил, что ему пытались отказать в его просьбе. Он прищёлкивал пальцами, когда Чапурной рассказывал про удачу.

Когда Михаил Алексеевич кончил рассказывать, началось общее ликование, и Персик, у которого отнимались ноги от усталости, прошёлся колесом. Вот, мол, мы какие!

Даже дядя Егор, который был удручён, что у него к празднику нет ни муки, ни масла и придётся ребят кормить опять чечевицей, и тот похвалил Персика:

— Пойду на базу — тебя возьму. Может, вдвоём чего и добудем, если ты такой счастливый!

А Оксана Григорьевна хвалила обоих. И все думали, что Персик ходил с Михаилом Алексеевичем, чтобы ему помогать.

Первый праздник

Наступил день Первого мая, день солнечный, холодный и ветреный. Ребята детского дома — в тёплых, пушистых свитерах, у каждого на груди — кумачовый бантик. Они построились по четыре в ряд. Впереди со знаменем на плече — Федя Перов. Его будут сменять Васька Жилин и Клавка.

— Пошли! — скомандовал Чапурной.

Наливайко широко распахнул ворота, и старшие ребята детского дома пошли на парад.

Теперь, в праздничный майский день, улицы Москвы заполнены демонстрантами. Колонны, сплошные колонны… Район за районом входит на Красную площадь. А тогда, в восемнадцатом году, демонстранты шли без остановки до самой площади; там был сбор всех колонн всех районов.

Вот она, площадь! Красная площадь!

Чапурной глядит на своих воспитанников. Они стараются идти в ногу.

— Это детский дом. Наш московский детский дом! — говорят в колоннах и ласково машут этому самому юному отряду.

На площади — маленькая трибуна, украшенная хвоей и кумачом.

Сегодня праздничный митинг. Будет говорить Владимир Ильич Ленин. Он выходит из машины и тоже поднимается на трибуну.

Он здоровается с товарищами, поздравляет их с праздником.

— Прекрасный день! — говорит Владимир Ильич. — Смотрите, говорили — будет пасмурно, а небо абсолютно ясное.

Вокруг трибуны говор, Красная площадь заполняется. Подходят всё новые колонны демонстрантов. Идут колонны рабочих, железнодорожников, бойцов Красной Армии.

Ленин с трибуны видит ребят детского дома. Видит, как Федя Перов старается высоко держать красное знамя.

— Пусть дети пройдут вперёд! — говорит Ленин.

И ребята в ногу подходят к трибуне.