Двое на одном велосипеде

Вася не раз просил папу с мамой сходить на это красивое лесное озеро с песчаным берегом, с прозрачной ключевой водой и хорошей рыбалкой. Но родителям было всё некогда.

Скоро Санька свернул с дороги направо и поехал по неширокой лесной дорожке. Теперь Вася то и дело подбирал ноги, чтобы не задеть ствол берёзки, не обстрекаться о высокую крапиву, не поцарапаться о сухие нижние сучья ёлок.

Санька по-прежнему вовсю жал на педали, ритмично покачиваясь из стороны в сторону, переезжал через толстые, как вздувшиеся жилы, корни, перерезавшие дорожку, в одном месте лихо перескочил через валявшееся деревцо.

Спустя полчаса он свернул влево и поехал по длинной, росистой, голубевшей от колокольчиков просеке, мимо шеренги чёрно-белых, как шлагбаумы на переезде, берёзок, мимо мощных, коренастых, плечистых дубов и тоненьких рябинок.

— А не заблудимся? — робко спросил Вася, не оборачиваясь. — Ты хорошо помнишь дорогу?

— А чего здесь помнить? Проще пареной репы! — в самое его ухо прогудел Санька. — Ты запоминай, а то вот нарочно убегу от тебя, тогда будешь знать!

Вася, откинув голову, громко засмеялся и нечаянно стукнул Саньку в подбородок.

— Бодаться? — крикнул Санька. — Сейчас столкну с машины, будешь бежать за мной, как цуцик…

— Не смеши меня и не буду бодаться!

— Условия ставишь? Ну и ну! Я всерьёз говорю — не будь лопухом, не хлопай ушами и запоминай дорогу. Поедем в обратный путь — будешь мне показывать…

— Чего же ты сразу не предупредил? — спросил Вася. — Я бы раньше начал запоминать…

— Всё на дядю надеешься? — заметил Санька. — А сам-то, сам-то? До чего же вы с Крылышкиным похожи! Зачем тебе даны глаза и руки?

— Чтобы держаться за раму велика.

— Уж это точно! — засмеялся Санька. — Люблю тебя, Васька, за откровенность! Эх, если бы руки пригодились тебе и для другого. Что из тебя получится? Нельзя быть таким робким…

— А вот Эдька… Он не робкий… Значит, из него что-то получится?

— Да что про него говорить! — рассердился Санька. — Он и быть никем не хочет… Всю жизнь будет ловчить, надувать, и ничего ему больше не нужно.

— Зато сколько он книг прочёл, — слегка поддел Саньку Вася, — наверно, больше тебя…

— Другие от книг становятся лучше, а он? Всё он делает для себя, хочет, чтобы весь мир вертелся вокруг него. Только ему должно быть хорошо, а на остальных наплевать! И на тебя, и на меня… На всех! Плевать вон с той высоченной сосны!

— А почему он такой, Сань?

— А ты как думаешь?

— Я? — чуть растерялся Вася. — Да никак… Не могу понять, и всё.

— А ты попробуй! Сам думай! А то всё живёшь и думаешь, как мама с папой велят, за их спину прячешься…

Это уж он слишком. Раззадорить, наверно, хочет.

— А ты знаешь, какой Эдька бывает нечестный? — начал Вася и подробно рассказал, как тот выдал себя за него, Васю, как без зазрения совести взял себе чёрный пистолет.

— А ты что, и не пикнул, и рта не раскрыл? — не поверил Санька.

— Да неловко было. И ничего такого я не сделал, только удочку протянул ему…

— Трижды слюнтяй ты — вот кто! — заорал Санька. — Таких, как Эдька, учить надо! Носом совать куда следует! Спесь и нахальство сбивать! А ты? — Санька весь клокотал от негодования, и Вася уже пожалел, что завёл об этом разговор.

— Сань, а кем ты будешь? — спросил Вася через несколько минут.

— Спроси что-нибудь полегче… — ответил Санька, помолчал, безостановочно вертя педали, потом сказал: — Неплохо бы придумать приборчик, который точно предсказывал бы землетрясения и помогал людям жить: направил стеклянный глаз на робкого, скучного человека, нажал кнопку — и человек стал совсем другой: храбрый, преданный, умный, весёлый… Да разве придумаешь такой приборчик? Бред, да и только! Если бы всё было так просто…

— А что ты будешь делать, когда вырастешь? — не отставал Вася.

— А я и сейчас не маленький! А когда буду ещё больше и ни от кого не буду зависеть, стану жить как хочу: в технический пойду или в университет или стану простым работягой — тоже ведь дело. Главное, чтобы нечестные, лодыри и лжецы боялись тебя и испарялись при твоём появлении, как вот эти капли росы от солнца. Люди должны жить по правде, хорошо и весело…

Вася молчал. Он был рад, что наконец-то выбрался в такую даль с Санькой, слушает такие взрослые и умные речи его, чувствует на щеке и шее его горячее дыхание, весь подчиняется упругой и весёлой силе его ног, упёршихся в педали.

Надолго ли их дружба? Разве Саньке так уж интересно с ним?

Нет, не надолго. И от предчувствия, что всё это когда-нибудь — и, кажется, очень скоро — кончится, оборвётся, Васе стало грустно. Когда грусть немножко прошла, он спросил:

— Сань?

— Ну чего тебе? Надоел ты уже своими вопросами, — сердито проворчал Санька. — Задавай последний вопрос.

— Только не обижайся и не злись… А твой дед — он почему такой?

— Про деда не отвечаю! Он мне дома осточертел! У меня с ним это давно и всерьёз, мы с ним на разных полюсах Земли, и я поехал сюда, чтобы не видеть его, а ты… Хотя со вчерашнего дня дед почему-то ни разу не крикнул на меня…

Вася про себя улыбнулся.

— Знаешь что? — сказал Санька. — Спрашивай лучше про Маринку.

— Идёт! — обрадовался Вася. — Она очень хорошая, Маринка, как родная тебе, а ведь не совсем же родная, дед вроде бы родней, а никакого сравнения, и со своей мамой она, по-моему, не очень…

— Думаешь, её мать плохая? — внезапно спросил Санька и поверг Васю в полное смущение, потому что он в самом деле думал: уж если не то, что она не плохая, то уж по крайней мере — не очень хорошая.

— Не думаю… — пролепетал Вася. — Я… я совсем не знаю её… Она ведь не злилась на тебя за то, что ты оторвал её от дела и попросил отвезти, и всё же деду в чём-то поддалась…

— Немножко, и всё равно она неплохая — это я недавно понял, — совсем неплохая, но времени у неё маловато на всё… Она же, кроме того, что инженер, она же ещё и наездница, в манеж дважды в неделю ходит, холит свою Звёздочку, в соревнованиях участвует, призы когда-то получала и очень любит, чтобы это ценили в ней…

— Ну да! — вскрикнул от удивления Вася. — Первый раз слышу!

— Ты ещё многое будешь слышать в первый раз, — вздохнул Санька. — Время придёт умирать, а всё будешь слышать что-то новое…

— А ты? Ты тоже будешь? — в упор спросил Вася, дёрнул головой и опять чуть не стукнул Саньку по зубам.

— А я что, лучше тебя? — Санька резко отклонил назад голову.

— Не лучше? — искренне изумился Вася.

— Ни капельки… А про тётю «Перу могу сказать: завтра студенты после работы придут к нам строить душ и сарайчик поправлять…

— Попросила их?

— Да вроде нет, сами решили…

— Даром будут работать?

— С какой стати! Но по ценам божеским, а не дедовским… Мне что: хотят — пусть приходят.

— Слушай, Сань, а взять Бориса…

Однако спросить про Бориса Вася не успел, потому что неожиданно они вылетели к озеру.

В стороны разбежались деревья и кусты, и перед ними открылось длинное озеро, наполовину зелёное от отражённых деревьев, наполовину синее от неба. И чего это прозвали его Чёрным? С одной стороны озеро было порядочно заболочено, обмётано ряской, в камыше и осоке, с другой — совершенно гладкое и чистое.

Санька затормозил и упёр в землю ногу.

— Ну стряхивайся, насилу допёр!

Вася слез, чуть обидевшись на такие слова, подвигал затёкшими ногами. Попрыгал, кинул руку на руль, нажал рычажок звонка. Длинная прерывистая трель спугнула застоявшуюся утреннюю тишину.

Санька стукнул его по руке, и Вася отдёрнул её.

— Тебе что, тишина надоела? — Санька повёл велосипед по берегу к низко склонившимся над водой толстым ивам.

— Сань, скупнёмся! — заканючил Вася. — Здесь такая чистенькая водичка и жарко с дороги… И пить хочется… Сань!

— Напейся, но никаких купаний… Мы с тобой купаться поехали? Вначале дело, а потом забава… Запомнил?

Вася притих и не сказал больше ни слова, пока Санька не дошёл до длиннющей поваленной берёзы с чёрной бугристой корой у комля, перекинутой на небольшой, заросший ивняком и ольхой островок. Корень берёзы был наполовину выворочен, но она не погибла, а продолжала тянуть из земных глубин соки и была зелёной. Метрах в трёх под ней опасно чернела гладкая, застывшая вода.