Двое на одном велосипеде

— Вы опять за своё? Долго ли в такое жаркое лето вспыхнуть пожару? — Он снял старую соломенную шляпу без ленты, выразительно кхекнул, вытер вспотевший лоб и угрюмо покачал головой. — Вам забава, а какая может быть беда, одной искорки достаточно…

— Погасим, — бросил Санька.

Дед хотел что-то возразить, но вдруг ойкнул, сморщился и шлёпнул себя по голове.

Вася удивлённо уставился на него.

— Пчела, — дед Кхе перекосился от боли.

— Надо вытащить жало, — сказал Санька, — а то может раздуть. Давайте вытащу…

— Ничего, не раздует, — слегка даже обиделся дед Кхе и нахлобучил на голову шляпу. — А вы вправду занялись бы делом, мостики бы починили на дороге, толк был бы…

Эти слова Санька пропустил мимо ушей, и дед Кхе ушёл, продолжая ворчать.

Вася снова стал собирать топливо. И пока он собирал его, Санька что-то выреза́л ножом в ящике с сырой глиной. Потом засовывал новую порцию щепок и сухих сучьев в печурку, а Вася пытался понять, что хочет отлить Санька. Пытался и не мог.

Когда куски свинца и все фигурки, в том числе и великолепный лебедь, осели, расплылись и погибли, превратившись в тяжёлую жижу, Санька взялся толстой брезентовой рукавицей за ручку кастрюли и осторожно, тонкой струйкой принялся лить в форму.

Свинец медленно двигался, заполняя все выемки и углубления, и скоро стал застывать. Санька подцепил палочкой затвердевшую фигуру, подождал с полминуты, поплевал на неё, полил водой, и та закипела, быстро испаряясь. И вот тут-то раздался пронзительный голос бабки Федосьи:

— Васенька, где ты? Вася!..

Васю так и передёрнуло всего. Он решил было спрятаться куда-нибудь, но из-за дома вышла бабка и стала звать его, уверяя, что он зачем-то срочно нужен.

— Иди, иди, — сказал Санька внезапно дрогнувшим голосом, — они тебя напрасно звать не будут.

Вася недоверчиво посмотрел на него, но спорить не стал и пошёл. Конечно же, он срочно был нужен бабушке Надежде, чтобы в который уже раз услышать, что нельзя надолго убегать с участка, не сказав куда, и что если ему очень уж нравится Санька, пусть позовёт его к ним. Они не будут против. Спокойно выслушав это, Вася сказал:

— Я скоро приду… — сорвался и побежал назад.

Навстречу ему по улочке медленно двигался тёмно-синий «Москвич». Тётя Лера вылезла из кабины, когда Вася поравнялся с машиной.

— Тёть Лер… — спросил он и запнулся.

— Тебя, наверно, интересует, как там дела? — помогла ему тётя Лера, открывая двери гаража. — Ещё неизвестно, рентген покажет, есть ли переломы…

К тёте Лере подбежала Марина и быстро, жарко, нетерпеливо заговорила:

— Мам, ну как там? Мам…

Вася юркнул в калитку и рассказал Саньке всё, что узнал.

Санька кивнул и вылил свинец в новую форму.

Вася поднял с травы отливку, сделанную из старой, непонятной ему формы, и опешил. Это был чёрт! Да, да, чёрт с длинным хвостом с кисточкой, на копытцах и с кривыми рожками. Он словно прыгал, плясал и при этом, широко разинув рот, хохотал своим чертовским смехом Васе казалось, он слышит этот смех… Ну и ну!

— Зачем звали? — сухо спросил Санька. — Дом загорелся? Или на участке наводнение?

— Да всё бабушки… — Вася прятал от стыда глаза. — Всё они беспокоятся, что со мной что-нибудь случится… Прямо не знаю, что делать с ними.

Санька вздохнул, потёр большим кулаком лоб и угрюмо пробурчал:

— Не завидую я тебе, Васенька… Думаешь, я не понимаю, в чём дело? Ноги моей больше не будет у вас! Ты живёшь не намного лучше меня… — Санька презрительно сплюнул.

Потом быстро вынул из формы новую отливку, снова сунул её в кастрюльку, из которой она недавно вышла, высыпал на землю верхний слой спёкшейся глины, полил ящичек водой, привычно разровнял рукой оставшуюся глину и вырезал в ней ножом что-то вроде репки. Вырезал ещё одну точно такую же репку, подправил пальцами, отошёл и стал ждать, когда свинец в кастрюльке расплавится.

К ним подошла мачеха.

Санька набычился и, опустив голову, напряг скулы в ожидании того, что сейчас будет.

— Саня, — мачеха остановилась возле печки, — мы её отвезли. Славная девушка… Обошлось бы всё…

— Должно, — невнятно пробубнил Санька и медленно поднял голову.

Мачеха не уходила; она стояла перед ними, зорко посматривая то на печку, то на Саньку с Васей, потом, обернувшись, кинула быстрый взгляд на Марину, уже сидевшую возле куста крыжовника, — от Васи не укрылся этот взгляд, — опять посмотрела на мальчишек, кажется, хотела что-то сказать, но почему-то не говорила. Затем легко нагнулась, подняла пляшущего чёрта и оценивающе прищурила глаза.

— Хм, странно! Что это тебя потянуло на чертей?

Санька напряжённо пожал плечами.

— А чёрт получился выразительный, другие твои отливки — так себе, а чёрт ничего… Не уничтожай его потом, ладно?

Санька сдержанно кивнул.

Мачеха ушла, и тогда Санька начал энергично действовать. Взял рукавицей ручку кастрюльки и принялся быстро лить свинец в две оттиснутые формы.

Когда отливки остыли, Санька вытащил их из формы и подал Васе.

Отлично сделанные, гладенькие, они приятно грели руки, но Вася взял их с каким-то странным, немного даже тревожным чувством: зачем он даёт ему их? Отлил бы что-нибудь необычное, интересное, а то ведь какие-то репки… Отдал бы ему того лебедя, вот бы Вася был рад!

— Подари их своим бабкам, — жёстко сказал Санька, — у них такие мягкие, такие непрочные сердца, так они волнуются за тебя!

Сердца! Конечно же, это были сердца! Как Вася сразу не догадался… Чего только не отливал Санька: и топорики, и кинжалы, и парусники, а вот сердца — первый раз.

Вася как-то смущённо, неловко улыбнулся и спросил:

— А зачем они им? У них что, нет сердец?

— Так я же сказал тебе: пригодятся; эти гораздо прочней тех, и не нужно будет так страдать за своего любимого внука.

Видя, что Вася не очень понимает его и думает, что он насмехается над ним, Санька совершенно ясно и чётко — значит, и так может! — сказал:

— Правду говорю. Авось пригодятся. Ну топай. Потом скажешь мне, как они благодарили тебя…

Вася взял ещё тепловатые тяжёленькие сердца и пошёл на свой участок. «Подарить им или не нужно? — думал он. — Лучше не дарить, могут обидеться».

Не нужно дарить. А собственно, почему не нужно? Боится он своих бабок, что ли? Они-то не очень считаются с ним и почём зря ругают Саньку. А он, Вася? Может быть, получат эти подарки и немножко призадумаются?

Бабка Федосья палочкой размешивала что-то в ведре и, согнувшись, так сосредоточенно делала это, что не услышала, как подошёл Вася. Она вздрогнула всем своим худым, костистым телом, когда он проговорил:

— Баб, вот тебе… От Саньки…

Вздрогнула, выпрямилась, взяла сердце, удивлённо посмотрела сквозь сильные очки и сказала:

— Что это? — Но, видно, сразу догадалась: — А зачем оно мне? Что я буду с ним делать? — И поспешно вернула сердце Васе: — Иди и отдай, у кого взял!

Васе стало жаль бабку Федосью. Ни за что ведь обидел.

Он пошёл к дому, спрятав оба сердца в карман. Он твёрдо решил не вручать Санькиного подарка бабушке Надежде. Мало ли что Санька велел. Так бабок ничему не научишь. У Васи должна быть своя голова. И она есть, есть! Но бабушка Надежда стояла на крыльце и поджидала.

— Ты что это ей давал? Покажи-ка мне.

— Ничего интересного! — Вася, не вынимая рук из кармана, с силой сжал оба тяжёлых, вгорячах отлитых сердца.

— Вася…

— И не проси, не проси, баба! — внезапно крикнул Вася, резко изменил направление и побежал к сараю.

Глава 16. Скользкий берег

— Вась, — сказал Крылышкин, когда они переходили бетонку, — а тебе не страшно идти на Бычий пруд без Саньки?

— А чего бояться? — пожал плечами Вася. — Дом-то рядом.

Он и вправду не боялся, но если быть до конца откровенным, всё-таки непривычно было одному, без папы, мамы или Саньки — ну, Крылышкин почти не в счёт, — идти ловить бычков на Бычий пруд. И наверно, он не пошёл бы, если бы, как говорят взрослые, не особое стечение обстоятельств.