Колька и Наташа

— Брось дурака валять, — горячо сказал Генка.

Каланча показал ему кулак.

— А это ты видел?

— Я Марии Ивановне все расскажу.

— А пошли вы к черту, — ответил Каланча и повернулся ко всем спиной.

Глава 2. Что произошло в доме

И в эту минуту во двор вошла комиссия по приемке дома. Возглавляла ее Мария Ивановна, одетая по-праздничному, в свое лучшее ситцевое платье. Вместе с ней была молоденькая учительница Ольга Александровна, Оленька, как ласково называла ее Мария Ивановна, черненькая, остроносенькая, с большими смешливыми глазами. Была тут и работница консервного завода тетя Валя, тихая женщина, вечно озабоченная тем, как ей прокормить двух внучат (дочь ее, медицинская сестра, вместе с мужем воевала против белых под Царицыном). Ребята с громкими криками бросились навстречу комиссии.

Мария Ивановна засмеялась:

— А, пострелята! Тут как тут? Время не теряли даром? — показала она на вздутые карманы Генки.

Генка смутился.

— Гена, — продолжала Мария Ивановна, — угости-ка нас… Ну, ну не жмись, доставай. А то по жаре шли — в горле пересохло.

Генка растерялся. К нему подскочила Наташа, сунула руку в карман. Но тут же ойкнула и отдернула руку. На землю упало несколько разноцветных осколков.

Генка стал красным…

Колька молнией сбегал в сад и принес яблоки, груши и сливы.

Компания расположилась в тени дерева.

— Ну вот, значит, — сказала Мария Ивановна, — горисполком отдал этот дом под школу. Чуток отдышимся и за работу.

Она вынула из портфеля толстую тетрадь с сургучной печатью на обложке и витиеватой надписью: «Опись дома, надворных построек и всего недвижимого имущества Кирилла Федорова, реквизированного Советской властью».

— Бери, — протянула она тетрадь Кольке. — Принимайте. Что налицо — крестик ставьте, чего нет — минусы. Глядите, не перепутайте.

Порывшись в портфеле, она достала ключ.

— Вася, — позвала Мария Ивановна Каланчу, — вот тебе ключ, беги отопри. — И, видя, что он в нерешительности мнется, рассердилась: — Не стой, пошевеливайся! Мы — за тобой!

Учет начали с гостиной. Мария Ивановна и тетя Валя перебирали вещи.

— Ковер персидский, — диктовала Мария Ивановна Кольке и Наташе, — нашли? Ставьте крестик… — Вдруг она вскрикнула. Красивый ковер был изрезан в нескольких местах.

— Такую вещь испортить, — прошептала Мария Ивановна, — ни себе, ни людям.

Из другой комнаты донесся встревоженный голос Ольги Александровны.

— Мария Ивановна, Мария Ивановна, идите сюда!

— Что там еще такое? — Мария Ивановна, а за ней все остальные ринулись в библиотеку, обставленную дубовыми застекленными шкафами.

Ольга Александровна держала две книги. На лице было недоумение, в смешливых глазах — испуг и удивление. Книги были в желтых пятнах, пахли керосином.

— Это что ж такое, Мария Ивановна? — голос учительницы вздрогнул.

Мария Ивановна бережно взяла томик.

— Что ж от них ожидать! Пакостливы. Всю жизнь пакостили. Ну и здесь тоже: «давитесь, мол». Ладно…

— Давайте-ка все книги вытащим на веранду, на ветерок.

За два часа дружной работы книги были вынесены из помещения.

Дальнейшая проверка тоже ничего хорошего не принесла. Часть мебели и вещей оказалась испорченной, обивку разъела какая-то едкая жидкость.

Но ничто так не огорчило Марию Ивановну, как разбитые почти во всех окнах стекла: в городе их негде было достать.

Первое посещение особняка миллионера Кирилла Федорова принесло немало огорчений.

Глава 3. Заколдованный угол

А через день веселый шум всполошил обитателей домов, окружавших особняк миллионера.

Перестук топоров, визг пил, голоса строителей, перебранка возчиков, привозивших строительный материал, пение женщин, протиравших окна, — все привлекало любопытных. Народ собирался, чтобы посмотреть, как переоборудуется дом миллионера в первую советскую трудовую школу.

Колька, Наташа, Генка и Каланча выпросили разрешение побелить в нижнем этаже комнату. С этим они успешно справились, если не считать одного пустяка… Несколько раз Наташа самым усердным образом белила угол комнаты, но проходило короткое время, и предательская сырость, словно издеваясь, выступала серым пятном. На что уж Генка любил подтрунивать над Наташей, и тот признавал, что стена у нее выглядит не хуже, чем у заправского маляра.

И лишь этот угол портил всю картину.

Наташа устало опустила мочальную кисть и задумалась. Она стояла на стремянке. С кисти шлепались на пол капли известки. Девочке хотелось запустить ею в проклятый угол и заодно уж выплеснуть в него всю известь.

Со двора доносился веселый галдеж ребят. В гардеробной плотники судоремонтного завода стучали молотками, устанавливая вешалки. Из учительской слышались напеваемые Ольгой Александровной одни и те же слова шуточной песни:

«Дался ей этот комар, — с раздражением думала Наташа, — не надоест же человеку. Не ладилось бы у нее с углом, небось, не то бы запела…»

Генка, видя плохое настроение Наташа, незаметно удалился из комнаты.

— Наташа, что с тобой? — спросил вошедший Колька. — Случилось что-нибудь?

Девочка жалобно посмотрела на него.

— Как ты думаешь, черти есть на свете? Восьмой раз белю угол, а он все сырой и сырой.

— Черти? Вот придумала! Слезай, я погляжу. Ага! — Колька соскочил со стремянки. — Подожди, я сейчас прибегу!

Через несколько минут он разыскал Марию Ивановну.

— Идем к Ермолаичу, — после некоторого раздумья сказала она, выслушав рассказ о Наташиных горестях.

На ходу отдавая распоряжения работавшим, она говорила Кольке:

— Он у нас на все руки мастер. Ты его не знаешь? Он и плотник, и штукатур, и печник.

Дмитрия Ермолаича, рабочего судоремонтных мастерских, они застали на третьем этаже. Коренастый, немного сутулый, он молча, кивком головы ответил на приветствие Марии Ивановны, ни на секунду не прерывая работу. Рубанок так и летал в его руках. Мария Ивановна рассказала ему, зачем они пришли.

— Скажи, — спросила она, — как быть?

Ермолаич, слушая ее, продолжал свое дело. Мария Ивановна повторила вопрос, но плотник опять ничего на ответил.

«Он глухонемой, — решил про себя Колька. — Ему надо на пальцах рассказать». Колька живо зажестикулировал. Ермолаич с недоумением и любопытством посмотрел на мальчика. Взгляд его будто говорил: «Это еще что такое?» Удивилась и Мария Ивановна.

— Ты это зачем, — спросила она у Кольки.

— Да он же не слышит и не говорит, тетя Маруся.

Но тут «глухонемой» выплюнул изо рта в ладонь мелкие гвоздики и, к изумлению сконфуженного Кольки, сказал:

— Ты чего, парень, руками крендели вывертываешь, чай, я не туг на уши. А насчет угла штука немудреная: сырость. Надо, Ивановна, соскоблить да протереть известкой, песочком и глиной. Тут, как говорится, и весь сказ.

«Вот так глухонемой!» — Колька с трудом дождался возможности убежать.

В комнате он поведал Наташе о разговоре с Ермолаичем.

Вместе посмеялись.

— Ну, а как с углом? — спросила Наташа.

— Сейчас сделаю.

— Ты не обманешь?

— Конечно, нет.

Уверенность Кольки успокоила Наташу.

— Знаешь, Коля, возьму-ка я и вымою окна! — Она сбегала к Ольге Александровне, выпросила у нее тряпку, развела мел в тазу.

Учительница снова затянула:

Теперь Наташе эта песня очень нравилась. Она даже стала подпевать Ольге Александровне. И когда Генка в открытое окно выкрикнул: — Что это ты там комара тянешь за хвост? — она даже не обиделась.