Колыбельная для брата

е, как парус…

На зеленом дворе, под мелькающим веселым ветряком и похожим на огонек флагом, жило маленькое морское братство.

Спокойный и улыбчивый получился экипаж. Может быть, это вышло само собой, а может быть, в экипаже не случайно собрались люди, которым было хорошо друг с другом. Ведь приходили и другие – зимой, весной, в начале лета. Но, поработав денек-другой, они появлялись потом все реже и наконец исчезали с горизонта. А эти остались: семеро и Дед ("Волк и семеро козлят", – сказал однажды Валерка Карпов, когда Дед ходил хмурый и ворчал на всех). И наверно, уже не только любовь к судну и мечта о походах держали их вместе.

Наверно, не только это… Потому что не куда-нибудь, а в экипаж принес Алик Ветлугин свой длинный фантастический роман про звезду Лучинор – об этом романе не знали ни Алькины родители, ни его приятели-семиклассники. И не где-нибудь, а именно здесь Кирилл запел наконец не стесняясь, так же, как дома, любимые песни – старые песни, которые не разучивали в хоре и не пели в школе: "В далекий край товарищ улетает…", "Плещут холодные волны", "Море шумит…". Он драил тогда наждачной бумагой рубку и пел, а остальные примолкли, и только Валерка произнес шепотом, на этот раз без шутки: "Во артист…"

Потом, когда Кирилл кончил петь о парусах "Крузенштерна", Дед сказал:

– Хоть бы у тебя голос подольше не ломался, Кир…

– Я еще маленький, – откликнулся Кирилл. – Мне только в августе будет тринадцать…

– У, младенец, – сказал Валерка, которому не было и двенадцати.

Валерка все время подшучивал над другими, и это ему прощали. А Сане Матюхину прощали излишнюю солидность и то, что он иногда любил покомандовать (он был самый старший после Деда, окончил восьмой класс). Здесь понимали друг друга.

Понимали неразлучных Юрок и не обижались, что у них есть свои, им двоим только известные секреты. Понимали и Митьку-Мауса, который боялся привидений, но без страха взлетал по вантам на стеньгу, когда заедало блок у топсель-фала (никого другого, более тяжелого, Дед не пускал на восьмиметровую высоту)…

Здесь, среди "детей "Капитана Гранта", у Кирилла словно сняли с души ограничители.

Раньше, в школе и во дворе, в пионерском лагере и когда гостил у бабушки, он знакомился с ребятами, играл, иногда ссорился, иногда бывал у них в гостях и звал к себе, но никогда не мог подружиться по-настоящему. Сначала стеснялся заикания (хотя никто над ним не смеялся), потом боялся своей стеснительности. В четвертом классе он вроде бы сошелся с Климовым, но летом Климов уехал, а после каникул стал каким-то слишком взрослым, и Кириллу было с ним неловко.

А в экипаже все оказалось иначе.

По правде говоря, друга, без которого жить не можешь, у Кирилла и здесь пока не нашлось. Но что поделаешь? Такой друг встречается, может быть, раз в жизни, да и то не каждому. А товарищи в экипаже были надежные: поймут, помогут, выручат и защитят…

Об этом Кирилл и думал, когда возился с деталями штурвала. Он устроился на ступенях крыльца, зажал чурбак между