Подлетыши

— Я ведь не шучу, — блестели карие глаза хозяйки. — Здесь можно санаторий или дом отдыха открыть. Тут ли ребятам не приволье: сопки, река, озеро…

Отец Ильи ушел к соседу, мать принялась за домашние дела. Едва заикнется Илья что-либо сказать — мать так и насторожится, — ждет от него чего-то последнего, решительного. Прибирает она комнаты, но Илья видит: не думает о том, что делает, — одну и ту же вещь перекладывает с места на место. Ее мысли о сыне, о гостье. Зачем гостья в доме, кто она все-таки для Ильи?..

Галина Андреевна ходила по гостиной, негромко о чем-то напевала, осматривала роспись на стенах.

— Сыграй, мама, что-нибудь, — попросил Илья.

— Да уж поздно…

Однако Надежда Алексеевна взяла с этажерки баян в присела на стул. Трогала тонкими пальцами перламутровые клавиши, подбирала голоса, созвучные своему настроению.

— Застоялся мой дружок, обезголосился… — Мать чему-то рассеянно улыбалась, продолжая перебирать клавиши.

И вот послышались аккорды. Галина Андреевна сразу представила себе широкий разлив Амура, медленный, неотвратимый накат волн — пенистые волны наступали от вечерней зари, забавлялись камешками, растекались прозрачными ручейками…

Поцеловав хозяйку в щеку, гостья вышла из дома. Илья — за ней.

Речка была залита лунным светом — струилась и трепетала. Полыхающий костер высоко освещал черный вал тальников. От костра доносились говор, громкий смех ребят. В деревне ни огонька, только в окне соседа мерцала свечка: электростанция выключилась в полночь.

Они шли рядом белеющей тропинкой к огню ребят.

— Знаете ли? — сбивчивым голосом сказала Галина Андреевна. — Сегодня, как никогда, я чувствую себя перед кем-то виноватой, будто что-то важное нельзя забывать, а я взяла да забыла, как будто жила без роду, без племени, — ничего не видела, не знала. Но вот увидела ваш дом, и в памяти моей озарилась судьба далеких предков с лесами муромскими, с теремами и соборами. Я, наверно, старомодна, к прошлому тянет, а еще воспитательница…

Илья взял ее теплую, шелковисто-сухую руку, чувствовал лесной, цветочный запах волос, вслушивался в ее голос.

Галина Андреевна нерешительно высвободила свою руку и подумала: «Странно все это… Речка Амгуна, родительский дом Ильи… А свечка все горит…»

Илья остановил Галину Андреевну и вплотную увидел ее большие, с лунным светом глаза.

— Ну, что вы? — тихим, напряженным голосом спросила она. — Что-то непонятное сегодня происходит со мной… С нами что-то творится… Вот и Сергей собрался было плыть сюда, к дому-дворцу — и вдруг отказался. Почему, что с ним?.. Пойду к наследничкам, они для меня палатку поставили. И вам спокойной ночи. Нет, спокойного утра…

У дома, смутно освещенного луной, то и дело поскрипывала калитка. Может быть, стояла мать и в тревоге касалась калитки. Звенела, шумела Амгуна, залитая желтым светом…

Через какое-то время на востоке стала заниматься заря. Покатая сопка осветилась бледно-алым контуром. В тальниках запорхали, робко пробуя голоса, птицы. Крупная рыба взыграла на перекате.

На земле начиналось новое утро.