Ноги в поле, голова на воле

— А ну-ка, бабуля, ухватись покрепче за ветер! — шутила Вея.

Снег валил такой плотной стеной, что казалось, все небо обрушится на землю. Вьюга закручивала снежные вихри вокруг наших беглецов, так что порой они совсем не видели дороги.

— Охо-хо, давненько такой метели не было, — вздыхала бабка Ёка. — Здесь и то метет, а каково в открытом поле, где ветру вольная воля!

Вдруг пронзительное завывание бури, стонавшей в вышине над ущельем, прорезал мощный голос одного из братьев Рашет:

— Ату ее, держите, бешеную!

Вся команда вместе с бабой Ёкой дружно подхватила этот боевой клич:

— Ату ее, держите, бешеную!

— Гей, кумовья, за хвост ее хватай, не отпускай! — гикнул Икан.

Этот крик всех нас развеселил и ободрил, когда же сквозь вой бурана мы различили хлопотливое лопотанье старой мельницы, мы и вовсе воспряли духом.

— Ату ее, бешеную!

— Держи ее, соседи и родня!

Тут со стороны мельницы до нас долетел ответный призыв:

— Сюда, Рашеты, молодцы! Узнал я ваш клич боевой!

— Ого, да это Дундурия! — воодушевились мы и с новыми силами бросились к мельнице. За нами следом ковыляли Вея с бабкой Ёкой.

Дундурия дожидался нас перед мельницей. Косматый, обсыпанный мукой и снегом, он напоминал огромного, древнего Деда Мороза.

— Эгей, гости мои дорогие! — радушно встретил нас Дундурия. — То-то приснился мне под утро сон, будто гости ко мне припожалуют, так что я и барашка расстарался зажарить. Меня мой сон никогда не подведет, это я знаю.

Когда же из снежной круговерти показались и Вея с бабкой Ёкой, Дундурия совсем развеселился:

— Так и есть, мне и сваты снились, вот тебе, пожалуйста, и молодая явилась. Вспоминаешь ли ты, бабка Ёка, как ты однажды пообещала переехать ко мне на мельницу и остаться тут хозяйничать?

— Так разве ж ты тогда не в шутку говорил, старый бес? — затараторила бабка Ёка.

— Что за шутки! Мне как раз хозяйка требуется, давно уж надоело самому посуду мыть и носки латать, да и проволока у меня вся извелась.

— Какая еще проволока? — удивилась бабка.

— Для штопки. Я носки себе проволокой латаю, нитки на моих носках не держатся.

— Ну уж если так, то куда денешься? — хмыкнула бабка. — Все равно я в бегах. Ищут меня жандармы и староста Крикун. Грозятся с детишками в темницу засадить.

Разбушевался тут старый мельник, раскричался:

— Крикун говоришь? Значит, этот осел по сю пору старостой на селе сидит? Давненько я его сквозь свои пальцы не пропускал, вот он и обнаглел.

Отшумевшись и выдохнув свой гнев, Дундурия повел нас к себе, и мы всей толпой ввалились в его большую комнату. В печке весело потрескивал огонь, а за печкой дремал славный кот Дундурии Котурия.

— Накрывай на стол, бабка Ёка, с этого дня ты в этом доме хозяйка! — воскликнул Дундурия.

На столе мгновенно появились и барашек с вертела, и знаменитые дундуриевские погачи величиной с мельничное колесо.

— Налетайте, ребятишки, да запомните хорошенько, как вы у Дундурии на свадьбе пировали!

— А про меня ты что же и не вспоминаешь? — пискнула бабка Ёка.

— Верно, пусть будет так: на свадьбе Дундурии с бабкой Ёкой. Ну и взвоет же этот староста-горлопан, когда узнает об этом событии.

После обеда мы взялись устраивать себе постели. Натаскали сена из ближнего стога и разостлали его по всей комнате. Постель вышла в полметра высотой. Сено застелили сверху бабки Ёкиными ряднами да одеялами, получилась не постель, а просто царское ложе!

— Ого, да тут можно целую роту солдат спать уложить!

Пока мы сено таскали, метель еще пуще разыгралась, завывает ветер, закручивает снежные вихри, а снег все прибывает и прибывает.

— Видит бог, ребятишки, вовремя вы ко мне пришли, не пробиться бы вам сейчас сквозь пургу, — сказал Дундурия. — Намело сугробов выше плеч.

В тот вечер мы сладко заснули под жужжание мельничного жернова и завывание бури. Нам и в голову не пришло, что родители наши будут волноваться, что мы не вернулись домой.

30

А родители в тот вечер и в самом деле еще не слишком беспокоились. Видимо, Джурач, решили они, оставил нас ночевать у себя, побоялся отпустить в непогоду. Наши домашние и вообразить не могли, что нас в такой буран занесло ни мало ни много, как в Ущелье сказок, к мельнику Дундурии.

Наутро село проснулось погребенным под снегом. Могучие сельские здоровяки и те с трудом прорывали тропинку к источнику или до ближайшего соседа.

Снег все сеял и сеял легкой и мелкой крупой. А к полудню неведомыми путями разнеслась по селу весть:

— Пропали мальчишки! Исчезли братья Рашеты, нет Бранко с Икетой, Ёи Клячи, Славко Араба.

Первый слух подгонял и второй:

— И бабка Ёка сгинула куда-то! Хижина ее ограблена, имущество вынесено и обоих котов нет!

— Не иначе как разбойники обчистили старушку! — строил догадки Джурач Карабардакович. — Узнали, что она живет одна, и обобрали.

— Но для чего же они и ее с собой увели? — недоумевали люди.

Этот вопрос всех ставил в тупик. Вот уж это действительно всем было невдомек.

— А главное непонятно, куда наши дети девались? Сказали, что идут к Джурачу Карабардаковичу, и пропали.

Дядюшка Вук Рашета первый высказал предположение, что в этом деле замешаны жандармы.

— Уж очень они донимали расспросами и бабку Ёку, и ребят, ну и нагнали на них страху. А теперь вот поди-ка разыщи их.

— Это староста Крикун во всем виноват! — возвысил голос Джурач Карабардакович. — Он ко мне раз десять приходил и все допытывался, кто бабке Ёке дрова из леса носит. Легавыми грозился. Придут, говорит, жандармы и пересажают всех до единого.

Наши матери ударились в слезы и запричитали:

— А вдруг наших бедных детишек снегом замело. Кинулись они от жандармов спасаться и погибли в метели.

— Нет, не может такое с моим Давидом случиться! — твердо заявил дядюшка Вук Рашета. — Давид не даст малышам пропасть. Отсиживаются в каком-нибудь укрытии, я за них не беспокоюсь.

— А вдруг их перехватали жандармы и бросили в подвал, в такую-то метель, — высказал сомнение кто-то.

Встревоженные люди высматривали беглецов и там и сям, но их и след простыл…

— Сначала со старосты спросим, он в ответе за наших детей, а уж потом продолжим розыски! — и, предводительствуемые дядюшкой Вуком Рашетой, крестьяне повалили к старостиному дому.

За горло схватили Крикуна:

— Где ребятишки наши, отвечай!

— Откуда мне знать? Интересовались ими жандармы, говорят, они дрова таскали… — бледный с перепугу, мычал староста.

— А не ты ли это завел такие порядки в нашем достопочтенном селе, что нам и ветку сухую с земли поднять запрещается? — раскричались крестьянки и затрясли над старостой прялками, поварешками, скалками и мешалками.

А надо вам сказать, что так уж издревле повелось, что если крестьянские бабки, тетки, кумушки, золовки и матери решат, что кому-то не бывать на селе старостой, то тут сам его величество король бессилен дело поправить, будь у него хоть еще длиннее усы, чем те, что пририсовали ему мы с Икетой.

В мгновение ока радостная весть облетела село:

— Женщины скинули сельского старосту!

А за ней и другая, еще более счастливая:

— Женщины провозгласили старостой Джурача Карабардаковича!

Третья весть всколыхнула все село:

— Идем в жандармерию требовать детей!

Похватали люди вилы, топоры, посохи, мотыги, багры и косы и, пробиваясь через снежные заносы, всем скопом двинулись к жандармскому управлению. Запрудили обширный двор жандармерии и зашумели:

— Подавайте наших детей, не то головы с плеч!

В жандармском управлении поднялся невиданный переполох, защелкали затворы винтовок, но крестьяне не позволили себя запугать:

— Говорите, где наши дети! Не помогут вам винтовки!