Ноги в поле, голова на воле

— А ну, прохладись! — гогочет пятый.

— Снежком освежись! — шипит шестой.

Шестеро Рашет наперебой молотят Штакора, так что седьмому к нему не прорваться. А Ильке не остается ничего другого, кроме как подбадривать братьев Рашет:

— Поделом ему, соседушки, поделом!

Маркела Штакор, пройдя через чистилище Рашетовых рук, с видом безгрешного ангела вернулся домой, напевая песенку:

28

То ли от той потасовки в роще, а может быть от чего-то другого, слышим мы, сильно разболелся плут Маркела Штакор.

— Что делать? — спрашивает нас старший Рашета, Давид. — Надо бы ему гостинцев отнести, как-никак, а он наш приятель.

Все тотчас же согласились пойти навестить Маркелу. Просто даже любопытно посмотреть, как выглядит Штакор, когда он больной. И мы с Иканом присоединились к остальной компании.

Наступило воскресное утро, а мы тут как тут на старостином дворе. Кто-то из его домочадцев заметил, как мы входили в калитку и крикнул:

— Ох-ох-ох, Рашеты припожаловали!

Услышав, кто к нему явился, больной сорвался с постели, забился под кровать и закуковал:

— Пропала моя головушка, сейчас они мне трепку зададут! Мы с гоготом и шумом ввалились в дом, смотрим, а кровать пуста.

— Где же больной?

— Пощадите меня, братцы, я и так мертвым-мертвешенек! — проквакал Маркела из-под кровати.

— Не бойся, вылезай, мы тебе гостинцы принесли! — крикнул ему под кровать старший Рашета, Давид. — Вот, посмотри.

Тут принялись Рашеты выкладывать на низкую скамью принесенные дары: яблоки, грецкие орехи, каштаны, лесные орешки, чернослив. Увидел все это Икан, бросился на пол, растянулся и завопил:

— Я тоже больной! Мне тоже надо гостинцы дарить!

— Не тронь мои сласти, Илькастый! — взвизгнул больной, выскакивая из-под кровати, и, бросившись к скамье с дарами, накрыл ее собой: — Только через мой труп!

— Ну уж ладно, не буду, — успокоил его Икан, вставая, вынул из кармана румяное яблоко и протянул Маркеле: — Посластись и от меня!

Штакор так и просиял счастливой улыбкой:

— Ну, теперь я сразу поправлюсь, раз вы меня так любите!

А мы всей компанией сразу же от него зашли к бабке Ёке и попросили ее полечить хорошенько нашего Маркелу.

Через несколько дней до нас дошли тревожные слухи.

Староста снова шнырял возле бабкиного дома, обнюхивал штабеля заготовленных дров и опять отправился легавым жаловаться, на этот раз на школьников: мол, бабка Ёка подучила ребят дрова из старостиного леса таскать.

Сам жандармский начальник Вука́йло Длиннохвост, этакая громадина с длинными усами, вмешался в эту заваруху с дровами:

— Ага, знаю я этих школьников, от них безобразий только и жди, все они прирожденные нарушители.

— Вполне разделяю ваше мнение! — поддакнул Вукайле староста. — А раз мы с вами так думаем, значит, это самая что ни на есть святая истина.

— Выловим, значит, мы этих детишек как миленьких — и к нам в подвал! — воскликнул жандармский начальник Вукайло Длиннохвост. — Посидят они в темноте и тут же во всем признаются! Отберем у бабки Ёки дрова, а саму бабку Ёку в город спровадим, в настоящую тюрьму, пусть посидит с разбойниками и конокрадами.

— Так ее, в кутузку ее! — поддакнул староста.

Наша ребячья команда друзей и помощников бабушки Ёки страшно всполошилась и собралась на совет.

— Прежде всего надо спрятать дрова, которые мы натаскали к бабкиному дому. Не допустим, чтобы нашими дровами обогревался этот вредный староста!

Когда стемнело, мы с Веей во главе отправились к бабкиной хижине. Старая женщина отвела нас за дом в глубь двора и показала широкую яму, прикрытую досками.

— В этой яме, ребятки, мой покойный муж, дядька Джурица, отсиживался во время первой мировой войны, чтобы австрияки его в армию не забрали. В ней все наши дрова поместятся.

Не мешкая взялись мы за работу, и за один час все дрова, до последнего поленца, были перенесены и спрятаны в глубокой и сухой яме. Потом мы тщательно прикрыли ее досками, закидали снегом, и в довершение ко всему сверху поставили тот самый припрятанный нами с Илькой лошадиный череп с чудовищным оскалом белых зубов.

— Сюда и среди бела дня ни одна живая душа не сунется! — сказал старший Рашета, Давид. — Посмотрите, как вылупилась пустыми глазницами эта лошадиная башка, ну чистый начальник конского жандармского участка.

Для пущей острастки мы вставили в лошадиные челюсти обрывок чьей-то шубы. Так и чудилось, будто страшилище растерзало какого-то зазевавшегося простака.

— Да, но где спрятать нашу бабушку Ёку? — озабоченно заметила Вея.

— А что будет с вами? — горевала бабушка Ёка. — Вас хотят сунуть в подвал, и это в такой-то мороз. Видать, снова собирается вьюга.

Тут Ёю Клячу осенила какая-то мысль, и он запрыгал от восторга на одной ножке.

— Мне в голову пришла блестящая идея! Пошли в Ущелье сказок к мельнику Дундурии. Знаете, как он обрадуется, что мы к нему в гости пришли, скучно ему там одному, занесенному снегом!

Договорились, что завтра же вечером переселим бабушку Ёку в Ущелье сказок. И сами с ней туда отправимся. А домашним скажем, что идем к истопнику Джурачу лущить кукурузу.

Наша учительница еще накануне уехала к своим родителям на новогодние праздники. Защитить нас было некому, на это-то наш староста и рассчитывал.

Весь следующий день мы провели в жутком страхе, боясь, что с минуты на минуту нагрянут жандармы. Но, по счастью, они не явились, по каким-то делам задержались в соседнем селе.

29

Сразу после полудня небо стало хмуриться и все вокруг так потемнело, словно надвинулась ночь.

— Метель собирается страшная, — ворчал мой дед и приговаривал: — И что это вас именно сегодня к Джурачу несет, застигнет вас непогода, не пустит обратно домой.

День медленно движется, а тучи спускаются все ниже, наливаются тяжестью и чернотой. К нашему дому пробрался Давид Рашета и манит нас из-за плетня:

— Ребята, давайте раньше двинемся, вот-вот пойдет снег. Как бы нас метель в пути не захватила, трудно нам будет до мельницы к Дундурии добраться.

— Вот и отлично, что снег, он у бабки Ёки яму с дровами засыплет и наши следы заметет, и никто не узнает, куда мы ушли, — сообразил Икан.

Никем не замеченные в сгустившейся мгле мы добрались до нашей бабки Ёки. Давид Рашета подгонял старушку:

— Давай, бабушка Ёка, твои пожитки, мы их с собой возьмем.

Семеро братьев Рашет навьючили на себя бабкину постель, одежду, обувку и посуду. Мне досталось нести младшего кота Котофея, Икану — старшего Котофея Котофеича, Ёю Клячу обвешали торбами и мешочками с сушеными травами, а Вею приставили к бабке Ёке в качестве личного сопровождающего. Оставшийся скарб бабушка Ёка заперла в доме.

— Пусть теперь поищет нас этот мерзкий староста со своими легавыми.

Узкой стежкой спустились мы к речке и пошли вдоль нее вверх по течению к Ущелью сказок.

Я своего кота засунул в школьную торбу, то же самое сделал и Икан. Оба кота спокойно дремали в торбах, из них торчали две здоровые усатые морды.

В теснине нас встретили предвестники метели. Редкие отдельные снежинки заметались, заплясали в воздухе, закружились роями. Скрылись из виду окрестные горы, заволокло высокие края теснины и дальние деревья, и вскоре в трех или четырех метрах впереди уже ничего нельзя было различить.

— Хорошо, что мы раньше вышли, — сказал Давид. — Как-нибудь уж добредем до мельницы.

Ветер взвыл протяжно над ущельем. Бабка Ёка озабоченно глянула вверх и проговорила:

— Снежный буран собирается! Поторопитесь, дети.

Вея поддерживала старую женщину под руку, чтобы она не упала, поскользнувшись на снегу.