Сад под облаками

– Папа, ну хоть раз возьмите меня с собой на машине!

– Эх, Алимджан, – сказал отец, – ты же ещё маленький, а поездки у меня дальние. Устанешь, беда мне будет с тобою!

Тут Алимджан не выдержал – заревел. Да так громко, что Лали выскочила на улицу.

– Ревёт, как ишак, – сказала она, – людей пугает!

Маме стало жалко Алимджана.

– Ладно, сынок, пойдём с нами хлопок собирать, глядишь, килограмма два наберёшь.

– Десять наберу! – крикнул Алимджан. – Давай фартук!

Но фартуки, в которые собирают хлопок, очень большие. Поэтому мама вместо фартука подвязала ему свой старый зелёный платок.

– Вот сюда, в платок, и будешь класть хлопок!

Только вышли за калитку – появился Юсуф.

– Алимджан, ты куда?

– Хлопок собирать, – ответил Алимджан.

И даже не взглянул на Юсуфа – так он важничал.

– И я с тобой, Алимджан!

– Иди, иди, Юсуф, – сказала мама, – хлопка всем хватит.

Хлопковая плантация раскинулась по всей долине. Коричневые кустики стояли тесно друг к другу. И на всех кустиках, будто искорки, белели комочки хлопка. Среди хлопковых кустиков, как цветы, цвели яркие платья, красные, оранжевые, жёлтые – собирать хлопок пришли всем колхозом. Мама тоже была нарядная: в розовом платье и в зелёной безрукавке. А у Лали платье было малиновое и лиловая тюбетейка.

Алимджан и Юсуф клали хлопок в платок. Но дело у них плохо двигалось. Хлопковые коробочки на кустиках маленькие, а в коробочке комочек белого хлопка ещё меньше. Да и не скоро эти белые комочки соберёшь с куста, ветки цепляются, мешают. У мамы руки проворные, раз-раз – и кустик стоит пустой. И Лали от неё не отстаёт. А вот Алимджан торопится, сердится, а всё догнать их не может. Руки у него очень скоро устали. Собираешь, собираешь, а в зелёном платке всё никакой тяжести. И одного килограмма не соберёшь никак, а он хотел десять!

Юсуф на восьмом кустике остановился. Он положил в платок последнюю горсть белого пуха и сказал:

– Домой пойду.

И пошёл с плантации.

Но Алимджан терпел. Солнце припекало голову, руки стали совсем вялыми. А тяжести в платке всё не прибавлялось. Мама посмотрела на него и сказала:

– Иди и ты, сынок. Спасибо за подмогу.

Алимджан обрадовался. Но виду не показал.

– Я ещё мало набрал. Я ещё могу.

– Ничего, на твою долю хватит. Вот будем сдавать хлопок стране, ты скажешь: «Моё белое золото тоже здесь есть!» А теперь иди.

Ну что ж, после такого разговора можно и уйти. И ноги Алимджана сами собой помчали его с плантации.

День в кишлаке катится, как камушек с горы. Не увидишь, как и прокатится. Вот уж и солнце село. И люди с плантации идут. И ночь подступила.

Когда легли спать, взошла большая жёлтая луна. Алимджан, прижавшись к маминой руке, смотрел на луну.

– Мама, – спросил он, – а как это люди могли туда залететь – на луну? И как это по луне тележка каталась? Ведь луна-то маленькая, с арбуз.

– Луна не маленькая, она большая, – ответила мама сквозь сон, – а про тележку спроси у отца, он лучше знает.

Луна тихо шла по небу, пробиралась среди крупных осенних звёзд. Осветила горы, осветила и деревья, которые стоят там, далеко-далеко, на самом гребне…

«Сад… – думал Алимджан. – Какой же там сад? На высокой горе. Всякие яблони там растут… Груши… айва…»

Заснул и сразу очутился в этом поднебесном саду. Ну и сад! Груши по ведру, сами падают на землю. Берегись, если такая груша упадёт на голову! И виноград – розовый, жёлтый, чёрный… Гроздья висят до самой земли…

«Эй, Нельзя, где ты?» – крикнул Алимджан.

Никто не отозвался. Значит, можно взять винограду. Только ведь за это надо работать в саду?

«Эй, Надо!» – крикнул Алимджан.

И опять никто не отозвался. Алимджан обрадовался – значит, их тут нет.

«Ага! – сказал он. – В гору-то им не подняться!»

Такой весёлый сон снился Алимджану.

Белые горы

Алимджан сидел во дворе около очага, на котором варят плов. Очаг сложен из кирпичей и глины. Внутри разжигают маленький костёр. А над костром на кирпичи ставят тяжёлый котёл с крышкой, и там варится плов.

Сейчас в очаге огня не было, а лежала кучка золы. Алимджан сидел и чистил золой закопчённую миску. Лали велела.

– Эй, Алимджан!

Это прибежал Юсуф. Алимджан угрюмо посмотрел на него. Ему не хотелось чистить миску, и поэтому у него было плохое настроение. Юсуф присел около Алимджана на корточки.

– Чистишь, да?

– Сам видишь. А что тебе?

– Надоело.

– Что надоело?

– Дома надоело. То одно делай, то другое. Прямо как ишак какой. Теперь вон шерсть разбирать надо! Бабушка прясть хочет, а там колючки всякие…

– А ты?

– А я взял да убежал. Только, наверно, бабушка сейчас сюда за мной придёт. Разве от неё спрячешься!

Алимджан сунул миску в золу и посмотрел на Юсуфа.

– А мне, думаешь, не надоело? Думаешь, я не ишак?

– Давай уйдём куда-нибудь, – сказал Юсуф.

Алимджан сразу поднялся.

– Давай.

– Только ты умойся, – сказал Юсуф, – а то весь в золе.

Алимджан побежал к крану, поплескал в лицо водой, утёрся полотенцем, которое висело тут же, на гвоздике. На полотенце остались серые пятна, – сразу видно, что это Алимджан умылся.

– Пойдём.

Они вышли на улицу, захлопнули калитку.

– Куда? На канал?

– Нет, – сказал Алимджан, – мы пойдём на гору. Вон в тот сад, который на горе.

Юсуф согласился. И они дружно зашагали по дороге в гору.

Казалось, что сад на горе не так уж и далеко. Но идут, идут, а сад всё не приближается. Уже и кишлака не видно совсем, одни жёлтые каменистые склоны поднимались кругом, бугры, горные вершины. А дорога уходила всё дальше, всё выше. Стало жарко. Захотелось пить. Ноги еле двигались. То Юсуф вздохнёт, то Алимджан вздохнёт. А сад всё так же далеко, под самым небом.

Вдруг на дороге за поворотом загудела машина. Юсуф и Алимджан остановились. Из-за горы вышел большой грузовик, гружённый хлопком. Хлопок лежал в высоком кузове, как огромный снеговой сугроб. Машина прошла было мимо, но тут же замедлила ход и остановилась. Шофёр высунулся из кабины, и Алимджан сразу закричал:

– Папа! Уй, папа!

Отец вёз хлопок на хирман. Хирман – это место, куда со всех колхозов привозят хлопок.

– Почему вы здесь оказались, ребята? – спросил отец.

– Мы в сад идём, – ответил Алимджан. – Вон на гору.

– Ах, неразумные вы головы! – сказал отец. – Да ведь туда и до ночи не дойдёшь. Ну-ка, влезайте в кабину.

Алимджан, а за ним Юсуф уселись в кабину и поехали. Вот-то весело им было! Сколько раз Алимджан просил отца взять его с собой на хирман, так отец не хотел. А сегодня Алимджан и не собирался ехать, так отец сам позвал! Следом за отцовой машиной шли и другие машины, гружённые хлопком. Жёлтая пыль взвивалась из-под колёс. Так и ехали будто в тумане. Потом машины вышли на асфальтовое шоссе, и пыль сразу отстала.

Вот и хирман – большая площадь. На хирмане возвышались огромные кучи хлопка, такие высокие, что наверх ни за что не взобраться. Эти белые горы назывались бунтами. Отец высадил ребят, а сам подъехал к бунту, свалил хлопок. А отсюда на транспортёре хлопок пополз на верх бунта.

– Вот здорово! – сказал Алимджан.

– Да-а… – согласился и Юсуф.

Отец скоро управился. Ребята снова уселись к нему в кабину, и машина помчалась обратно. Но поехали они не в кишлак, а свернули в долину.

– Слезайте, – сказал отец, – отсюда до дома недалеко.

Алимджан и Юсуф слезли. Но домой не пошли. Здесь плантация была ещё больше, чем у них, возле кишлака. Коричневые кустики были густо покрыты белыми хлопьями, будто их снегом занесло. А народа не видно было.

– Ух ты! – сказал Алимджан. – Когда весь этот хлопок соберёшь!

– До зимы не собрать, – согласился Юсуф. – Ай, Алимджан, – вдруг закричал он, – гляди-ка! Машины!

– Машины! – закричал и Алимджан. – Вижу! Голубые корабли!

По широкой плантации шли четыре машины, которые сами собирают хлопок. Они шли рядом, ровно, как солдаты в строю. И каждая захватывала четыре ряда. Машины были голубые, как небо, они шли по хлопковой долине, будто корабли по морю. Поэтому их и называют голубыми кораблями.