Красобор

Но не ради травы пригнал сюда Костя корову. Вчера вечером был у них сосед, объездчик Лещанин. Долго о чем-то шептался с отцом. Но Костя все же уловил из их разговора нечто важное для себя: возле Кролевого болота прошла воинская часть, и немцы обстреляли ее с самолетов.

«Может, удастся найти автомат? Или даже пулемет?» — распалял он свое воображение, пробираясь к сухому островку посреди болота.

На пригорке виднелись следы от костров, валялись пустые банки из-под консервов. Нашел Костя пробитый осколками котелок, изрядно поношенную пилотку с красной звездочкой. Ни оружия, ни боеприпасов не было…

Он уже повернул было домой, как вдруг услышал в ближних кустах треск сучьев и чей-то тяжелый вздох. От страха у мальчика мурашки поползли по спине. Он замер и прислушался. Было тихо. Только жалобно посвистывали дрозды. Но, видно, и Красуля что-то почувствовала: перестала щипать траву, подняла голову. Костя выждал с минуту, стараясь проникнуть взглядом в темно-зеленую чащу. Наконец решился и медленно направился к зарослям. Раздвинул кусты и…

— Так это же конь, Красуля! Живой конь! — радостно закричал он.

В кустах лежал небольшой буланый конь. На передней правой ноге у него была рваная рана. Рана успела загноиться, и над ней кружили мухи. Конь смотрел большими черными глазами на мальчика, и взгляд его просил о помощи.

— Ах ты, бедняга! — Костя протиснулся поближе, достал из сумки горбушку хлеба, протянул ему на ладони. Конь дрожащими губами взял угощение, съел и снова уткнулся мордой в ладонь мальчика.

У коня была аккуратно подстриженная грива, короткий хвост. По всему видно, что недавно за ним ухаживали заботливые руки.

— Как тебя зовут? Может, Рыжий? — разговаривал с конем Костя, отгоняя от него назойливых мух и оводов.

Рыжий наклонял голову, шевелил ушами.

Вокруг коня трава и ветки были объедены. Костя нарвал и принес ему травы, отломил несколько березовых веток и положил их сбоку, про запас. Немного поколебавшись, мальчик снял с себя рубашку, разорвал на длинные полосы и туго перевязал рану на ноге Рыжего, а натертую спину облепил ольховыми листьями.

Вечером Костя сказал матери:

— Не сердитесь, мама. Рубашка пошла на бинты для друга.

И больше не добавил ни слова.

Какой мальчишка, тем более сельский, не мечтает о собственном коне! Мечтал об этом и Костя. И вот теперь у него конь! Выходить бы его!

Каждый день гонял Костя Красулю на болото — навещал своего подопечного и лечил его. Он смазывал рану Рыжего густой, черной мазью, которую нашел в заводской конюшне. Мазь была противная, резко пахла дегтем, зато рана хорошо затягивалась. Скоро Рыжий поправился, поднялся на ноги, и счастливый Костя привел его домой.

Толик и Валя были в восторге. Они по пятам ходили за старшим братом, заглядывали ему в глаза и с надеждой спрашивали:

— А покататься дашь?

Доволен был и отец.

— Вот это хозяйская находка! — сказал он.

Места для Рыжего искать не пришлось — пустовала целая заводская конюшня. Гнедого кузнец давно уже отдал проходившим мимо красноармейцам, среди которых были раненые. Запряг его без колебаний.

— Берите, раз надо… Сам воевал, знаю.

— Что ты, отец? — качала головой Алена Максимовна. — Вернется директор, отвечать будешь.

— Ничего, товарищи мне расписочку напишут.

И когда уехали бойцы, кузнец спрятал под балку сложенный пополам лист из тетради в клеточку — документ о сдаче воинской части заводского коня по кличке Гнедой.

«Освободители»

В тот день Алена Максимовна с утра полола в огороде свеклу. Прибежала Валя, сказала:

— А Костя уже корову в поле погнал!

— Жарко же! — удивилась жена кузнеца. — Пусть бы еще часок в хлеву постояла.

— Я ему говорила. А он взял кнут, пилку-ножовку и погнал.

— Ножовку-то зачем?

— У него узнаешь. Говорит: языки подрезать тем, кто много спрашивает.

— Ну, доберется до него отец!..

Алена Максимовна поправила сбившуюся на глаза косынку, опять взялась за тяпку и тут увидела на дороге женщин с котомками в руках. И Валя их увидела.

— Смотри, мама, снова беженки. У одной ребенок…

Усадьбы Будников и тетки Мальвины были единственным жилым подворьем на территории лесозавода. Поэтому те, кому случалось проезжать мимо, кто хотел расспросить о дороге или просто напиться холодной колодезной воды, — все сворачивали к хате Будников. Хозяева привыкли к этому, охотно откликались на людские просьбы и двор свой всегда держали открытым.

— Ох и мучается народ! — горестно вздохнула Алена Максимовна. — Пошли, Валя, молока дадим людям.

Мать с дочерью не сделали и десяти шагов, как послышался оглушительный треск. Беженки бросились с дороги к дому.

Из-за поворота выскочили мотоциклы с солдатами в шлемах и в желто-зеленых комбинезонах. Возле усадьбы Будников отряд остановился.

— Ой, мамочка, немцы!.. — испуганно прошептала Валя.

— Они, детка! Молчи… — Мать прижала Валю к себе.

Один мотоцикл, отделившись от группы, мелькнул между деревьями и выскочил прямо к крыльцу. Мотор смолк.

Солдат настороженно осматривал двор.

— Кто ест хозяйн? — наконец отрывисто спросил он.

— Хозяин на заводе, в кузне, — ответила Алена Максимовна и крепче прижала дочь. Девочка с ужасом смотрела на живого фашиста.

— Кто ест они? — немец кивнул в сторону беженок, которые, сбившись в кучку, стояли у крыльца.

— Пришлые. От войны убегают.

Солдат в упор рассматривал худых, усталых женщин, их запылившуюся одежду, стоптанные, разбитые башмаки.

— Гут, — удовлетворенно бросил он. И резко, будто прозвучала автоматная очередь, спросил: — Руссише зольдат ест?

— Какие солдаты? — удивилась Алена Максимовна. — Одни мы.

— Юдэ, комиссары, большевики ест? — последовал вопрос.

— Откуда? Наша семья живет здесь, да еще одна женщина. Вон ее хата. — Жена кузнеца указала на дом Мальвины.

Немец еще раз окинул усадьбу колючим взглядом. Потом мотоцикл развернулся на дорожке и выехал со двора. Фашист подъехал к своим и что-то сказал им. Коротко посовещавшись, мотоциклисты умчались дальше.

Алена Максимовна взглянула на женщин и, словно старым знакомым, сказала:

— Напугались, милые? Такая напасть…

— Мы то ладно, — вздохнула та, что была с ребенком. — Дитя вот никак в себя не придет.

— Ничего! Не век же они у нас будут. Надо как-то пережить лихое время. Валюта, принеси молока.

Валя убежала в хату и вернулась оттуда с большой глиняной крынкой и кружкой в руках. Она налила молока, подала малышке и участливо смотрела, как та пьет, вцепившись в кружку дрожащими ручонками.

Попили молока и женщины, передавая кружку одна другой. Они уже прощались с гостеприимной хозяйкой, когда к ним подошел кузнец.

— Ну, добрело лихо и до нашего тиха, — сокрушенно покачал головой Николай Романович.

Будто в подтверждение его слов на дороге показался конный отряд фашистов.

Первым во двор въехал толстый офицер. Он осадил белого жеребца в полуметре от Вали, так, что морда коня нависла прямо над ее головой, — и ткнул резиновой плеткой в пустую крынку в руках девочки.

— Мильх!

Валя испуганно молчала.

— Млека!

— Нет молока, — развела руками жена кузнеца, выступая вперед и загораживая собою дочь. — Своя семья немалая, да вот людей напоили…

Офицер повернулся к солдатам и что-то приказал им. Те спрыгнули с коней, бросились кто в хату, кто в погреб, кто под навес. Тотчас из-под навеса, суматошно хлопая крыльями, начали вылетать куры. Прямо под копыта коней выскочил большой рыжий петух. Один солдат снял с плеча винтовку. Раздался выстрел. Раненый петух упал, потом вскочил и бросился обратно под навес. Незадачливый стрелок, подогреваемый насмешками остальных солдат, ринулся за ним.

Этот спокойный наглый грабеж казался настолько невероятным, что в первые мгновения и Николай Романович, и его жена, и женщины застыли как в столбняке: да возможно ли все это?..