Ребята нашего двора. Вот это было лето!

— Мой папа никогда не орет, — обиделся Вовка.

— Все равно. Ребята, кто со мной?

Двинулись почти все.

— Как вам не стыдно! — воскликнул Алька. — Сам полковник нас зовет. Его целый полк летчиков слушает, а вы что? Я как атаман приказываю: поездку отложить и продолжать совещание.

Мальчишки заколебались.

— Ребята, я иду за мячом и — едем! — Майгонис, сунув руки в карманы, поддернул штаны и пошел прочь. За ним последовали Андрис и еще несколько мальчишек.

— Трусы! — крикнул им вслед Алька. Майгонис в ответ высунул язык.

— Скатертью дорога! Мы в другой раз поедем. — Гунтис смирился с печальной участью. Янка провел рукой по глазам. Нет, он не плачет — еще чего выдумаете! Просто в глаз попала какая-то соринка…

И ведь так хорошо все было задумано! Еще ладно, если бы дождь шел, а то нет: весь большой двор, как назло, залит солнцем, а по небу плывут белые пушистые облачка. Такой день, такой денечек! Прямо как на заказ! Ребята не могли скрыть огорчения.

Итак, что же теперь делать?

— Не признаваться! — предложил Янка. — Не признаваться, и все!

— Не пройдет, — вздохнул Алька. — Вовкин отец, наверно, и так все знает. Управдомша все рассказала, да еще прибавила. Дернуло же нас тогда гонять ее кота!

— Остается только признаться, — вздохнул Тонис. Тедис тоже вздохнул.

— Поступило предложение, — Гунтис из двенадцатой квартиры всегда говорил умными словами, — поступило предложение послать Вовку к отцу, пусть выяснит, что ему сказала управдомша.

— Ну да: быть может, полковник вовсе и не знает о наших проделках? — оживились мальчики, и в глазах у них появилась надежда.

Но как бы это разузнать? Ведь не может Вовка пойти к своему отцу и заявить: ребята меня послали выведать у тебя, на что жаловалась управдомша. Это не пройдет. Папа ничего не скажет.

— Тут нужна дипломатия, — поучал Гунтис, — ты не серди маму, ешь все, что дают (всем известно, что Вовка плохо ест). Потом скажи папе: «Какая хорошая у нас управдомша», или еще что-нибудь в этом духе. И про кота спроси. Тогда уж он непременно о чем-нибудь проговорится. Только смотри, сейчас же сообщи нам!

— Так вот, братец, теперь многое от тебя зависит. — Алька хлопнул малыша по плечу, и тот прямо надулся от важности.

— Сколько сейчас времени? — спросил Алька у Гунтиса, который тут же небрежно поднес руку к глазам.

— Двенадцать ноль пять, — с гордостью ответил Гунтис: он единственный во всем дворе имел часы.

— Сбор в пятнадцать ноль-ноль. К тому времени все должны что-нибудь придумать. Явиться в полной форме и в галстуках. При полковнике нельзя кое-как. И, — добавил еще Алька, взглянув на свои ногти, — чтоб руки были чистые.

Мальчишки разошлись, повесив носы. За ними Алька с помойным ведром медленно поплелся домой.

У Воробьевых все сидели за обедом. Вовка уже справился с тарелкой супа. Грибы он терпеть не мог и все же терпеливо глотал ложку за ложкой.

Наконец он решил, что пора начинать переговоры. Не думайте, будто это просто. Вовке всего шесть лет, правда до семи уже недалеко, но в школу он еще не ходит.

— Пап, а пап, — завел он речь, мужественно проглотив последний кусок, — как тебе нравится наша управдомша?

— Она очень славный человек, — ответил отец, еще ничего не подозревая.

«Нечего сказать, славный человек! Настоящая ведьма», — подумал Вовка и продолжал расспросы.

— А кот тоже там был?

— Где? Какой кот? — не понял отец.

— Ну, там, в домоуправлении, такой хорошенький серенький котик.

Полковник усмехнулся.

— Тот, что ли, которому вы хвост в мышеловке защемили?

Вовка потупился. Значит, рассказала все-таки.

— Пап, а у вас там совещание долго было? — снова принялся допытываться малыш.

Полковник насторожился. Этакое любопытство! Что-то не похоже на Вовку.

— Разговор шел серьезный, — уклончиво ответил полковник.

— А про Альку… то есть про мальчишек… — ну про нас — тоже говорили?

— Говорили.

— А управдомша очень злится на ребят?

— Послушай, Владимир, что ты крутишь? — строго спросил отец. — Ты хочешь быть летчиком?

— Хочу, — кивнул Вовка.

— Какой летчик ведет машину не по прямому курсу, а зигзагами? Плохой летчик, верно? Так вот, надо всегда идти напрямик. А ты тут все ходишь вокруг да около. Ну, так что же мальчишки велели тебе разузнать?

Вовка почувствовал, что папа видит его насквозь. Он стал красный, как морковка, и с трудом выдавил из себя:

— Ребята велели выведать у тебя, на что жаловалась управдомша.

— Именно этого я тебе сейчас не скажу. После обеда у нас во дворе собрание, там вы все узнаете. — И в знак того, что разговор окончен, полковник взялся за газету.

Вовка знал: папа не любит, когда ему мешают читать газету. На цыпочках он вышел из комнаты и отправился во двор. Хорошо задуманный план потерпел полный крах.

В семидесятой квартире у стола сидел Алька и думал, так крепко думал, что даже голова разболелась.

Что и говорить, примерным поведением они не отличались. И управдомша ничего не скрыла — это тоже ясно. Припомнила, верно, все их проделки со времен царя Гороха и выложила полковнику. Если полковник спросит: «Зачем запирали девочек в подвале?» — не ответишь ведь ему, что это были не девочки, а пленные гитлеровцы.

А полковник станет допрашивать: «Зачем ободрали сирень?» Но честное слово, ребятам и в голову не пришло, что кусты от этого засохнут.

«Видно, придется во всем сознаться, — с грустью подумал Алька, — и обещать исправиться».

Алькины мысли опять ушли куда-то в сторону.

Почему всем родителям хочется, чтобы их дети были паиньками? Мама тоже — вечно тычет Альке в нос паиньку Альфонса из семьдесят второй квартиры: «А вот Альфонс не ругается, а вот Альфонс не дерется, а вот Альфонс ходит чистенький…» Так без конца — как только не надоест! Конечно, Альфонс всегда ужасно вежливый, со всеми здоровается, ходит павлином и воображает из себя невесть какого артиста. Алька таких Альфонсов одной рукой — на обе лопатки! Альфонс труслив, как заяц. Ребят стороной обходит, ни с кем не играет.

Наконец Алькины мысли снова вернулись к сегодняшним событиям.

Майгонис с ребятами сейчас, наверно, гоняют себе мяч где-нибудь в Шмерли или купаются. А он — сиди тут и потей… Алька — в который уже раз! — тяжело вздохнул.

Близнецы Тонис и Тедис мыли руки.

— Что за проклятые чернила! — ворчал Тонис. — Как попадут на палец, так и въедаются, хоть кожу сдирай.

— Когда вырастем большие, изобретем такие чернила, чтоб не въедались, — сказал Тедис.

— И чтоб их можно было стереть простой резинкой, — добавил Тонис. — Интересно, как там у Вовки.

За обедом оба мальчугана сидели притихшие.

— Разве вы не едете в лес? — спросила мать.

Близнецы замотали головой.

Понемногу на большом дворе собрались все ребята. Вовку встретили вопросом:

— Ну, как?

Вовка рассказал все по порядку — как он ел невкусные грибы, как стал расспрашивать и что отец ответил.

— Разве я что-нибудь сделал не так? — чуть не плача спросил Вовка.

— Ничего, Вовка, ты держался как мужчина! — успокоил Алька и так хлопнул его по плечу, что у малыша подогнулись коленки.

— Ну, что скажем полковнику?

— Признаться и обещать исправиться, — решили ребята. — Ничего другого не остается.

Само собой разумеется, что собранию никто не должен мешать. Ведь если девчонки пронюхают, о чем тут идет речь, они непременно раззвонят на весь дом и на завтра разговоров не оберешься. Поэтому от девчонок надо избавиться. Гунтис направился к песочнице. Тут его сестренка Мара, маленькая Таня, Ильза и Лара устроили свое кукольное царство. Запеленутые куклы спали в колясочках, а их «мамаши» вели нескончаемые беседы.

— Послушайте, уважаемые гражданки! — обратился к ним Гунтис. — Будьте так добры, освободите это место.

— Никуда мы не уйдем. Ишь, чего придумал! — отрезала Мара, коновод всех девчонок во дворе.