Ребята нашего двора. Вот это было лето!

Члены домового комитета кивнули головами.

Тут заговорил до сих пор молчавший полковник Воробьев.

— Неужели дело до того плохо, что надо обращаться в милицию? Я, правда, живу здесь недавно, но мне как-то не верится, будто ребята не могут различить, где черное, а где белое. Ведь они же не дефективные?

— Где черное, а где белое! — вмешалась тёть-Силинь. — Ничего они не различают! С утра до вечера мяч гонять, орать, кричать, стекла бить — это они знают! И ваш Вовка тоже хорош, — куда большие, туда и он, все возле них вертится.

— Бить мячом по воротам — в этом еще нет ничего дурного, — попытался возразить полковник, — а стекла бить — не полагается. Надо бы приглядеться, потолковать с ними.

— Мало ли с ними толковали! И мне и управдому по горло надоело с ними возиться.

— Да с этими сорванцами хоть с утра до ночи толкуй, — поддакнула Шульц, — никакого страху. Когда мы росли — разве дети такое посмели бы!

— Когда вы росли, были другие времена. Нынче детям незачем забиваться под стол. Они не зверята, которых укрощают розгой. Дети должны знать, что у них есть свои права и свои обязанности, которые, разумеется, следует выполнять. Только не за страх, а за совесть.

— Втолкуете вы им, как же! Да и у кого есть время? Со своими-то едва управляемся, — рассуждала управдом. — Кому охота возиться с этой шайкой.

Полковник немного подумал и сказал:

— Придется, видно, мне взяться за этих разбойников.

— Ничего у вас не получится. — В голосе управдома не было ни нотки надежды. — Но попытаться, конечно, можно.

И для полного порядка управдом записала в толстой книге протоколов: «Собрание жильцов поручает полковнику Воробьеву (по его личной просьбе) заняться воспитанием детей дома № 46».

Таким образом этот вопрос пока что считался решенным.

В комнате полковника в тот вечер еще долго горел свет. Если бы мы могли заглянуть в окно, то увидели бы, что полковник с женой обсуждают что-то очень серьезное.

Глава 1. Алька размышляет о жизни

Да, последнее воскресенье летних каникул надо провести честь-честью — это ребята решили твердо.

И вот оно пришло — сияющее, прекрасное, солнечное. На небе ни облачка — у Альки будто камень с души свалился.

С первого же слова послушавшись матери, он схватил помойное ведро и, насвистывая, помчался вниз. У помойки атамана поймала тёть-Силинь.

— Алька, — сказала она, — ты сегодня собери всю свою, ну, как там ее звать, — разбойничью шайку, что ли, и чтоб в четыре все были тут, во дворе. Управдом велела.

— Что вы, тёть-Силинь? — возразил было Алька. — Сегодня же как раз…

— Без никаких, — строго прервала его дворничиха. — Спасенья от вас нету, никому не даете покоя. Сколько окон перебили! И не думайте, не увильнете! С вами будет говорить сам полковник Воробьев! — крикнула она, уходя, и погрозила метлой.

Это был ультиматум. Для Альки небо померкло и земля, казалось, разверзлась под ногами.

— Пропади все пропадом! Приспичило именно сегодня, когда у нас все так хорошо задумано! — Алька осторожно поставил ведро и влез на крышу гаража.

Алька сидел там, колотил пяткой о стену и размышлял. Пилотка съехала на самый затылок, черные кудрявые волосы растрепались, а меж бровей залегли две морщины. Дело принимает серьезный оборот. Какое там серьезный — трагический! Их замечательным планам грозит провал.

Если б их собирала управдомша или одна из мам, так можно было бы вовсе не ходить или наврать чего-нибудь. С полковником Воробьевым так нельзя. Вовка говорил: ему врать лучше и не пытайся. А уж Вовка знает, ведь полковник — его отец.

Алька думал, думал, но ничего не мог придумать.

«Надо посоветоваться с ребятами», — решил он и съехал с крыши гаража.

Почти тотчас на оба двора разнесся Алькин свист — тот самый свист, от которого у дворничихи волосы становились дыбом. И если бы у домов были стеклянные стены, поглядели бы вы, какое этот свист возымел действие!

Близнецы Тонис и Тедис, бросив завтрак, выскочили из-за стола и опрометью кинулись вон.

Маленький Вовка, увлеченный единоборством с отцом и вот-вот готовый одержать победу, поспешно слез с отцовской груди и метнулся к дверям.

— Куда это ты вдруг? — удивился отец.

— Дела, — откликнулся Вовка уже из-за двери.

Янку, любившего в воскресенье подольше поспать, свист застал в постели. В одной ночной рубахе он подбежал к окну.

Белобрысые и черноволосые головы высунулись из окон и мгновенно разобрались в Алькиных знаках, совершенно непонятных постороннему человеку.

Вскоре на крыше гаража уже сидела дюжина мальчишек, и все они старались перекричать друг друга.

— Это все проделки нашей вредной управдомши! — выпалил Майгонис и погрозил кулаком кому-то в небе.

— Тише, ребята! — кричал Алька. — Надо хорошенько все обдумать. За что нам может влететь?

— За дрова Заринихи — наверняка! — напомнил Янка.

Алька сосредоточенно загнул один палец.

С дровами вышло так. Инвалидке бабушке Заринь из шестьдесят второй квартиры привезли дрова — всякие обрезки с фанерного завода. Их сгрузили и аккуратно сложили на большом дворе. Там были и квадратные дощечки, и длинные тонкие планки, и всякие чурочки. Мальчишки мигом очутились тут как тут, и каждый отыскал для себя что-нибудь подходящее — саблю, щит или винтовку. Завязались ожесточенные бои. Когда бабушка Заринь вернулась домой, дрова были разбросаны по всему двору, а на куче еще копошились девочки и малыши, выбиравшие себе подходящие деревяшки. Бабушка Заринь всплеснула руками и, конечно, сейчас же к управдому — жаловаться…

— За девчонок, — добавил Майгонис, — это два. Говорил я тогда, не трогайте вы этих плакс!

С девчонками так вышло случайно. Ребята задумали играть в войну, но никто не хотел быть фашистом. Тут Алька предложил: окружить девчонок, которые забрались в ящик с песком и нянчат своих кукол. Преодолев слабое сопротивление девочек, ребята взяли их в плен и заперли в подвал. Едва покончили с этой операцией, как напал соседский Петерис со своими мальчишками. Про пленниц забыли. А девочки тем временем в своей темнице все слезы выплакали.

— Ну и Шульциха, наверно, тоже бегала жаловаться, — сказал Тонис. — Она говорила нашей маме, что так этого не оставит.

— Тут мы ни при чем! Зачем она развесила свои рубахи да штаны там, где мы играем в футбол?

— А как она разоралась! — припомнил Андрис. — Голосище, как труба! Подумаешь, сколько крику из-за каких-то двух-трех пятен! Дала бы нам, мы бы выстирали — и все.

— Вот вы увидите, больше всего нам попадет за сирень, — заявил Алька, — и за кошку.

Да, эти воспоминания были не из приятных. Весной управдом привезла кустики сирени и засадила ими большой двор: пусть цветут и благоухают на радость жильцам. Мальчики захотели вырезать Алькиным кортиком на сирени свои имена, но веточки были слишком тонкие. Тогда ребята содрали с сирени кору, потому что белые палочки выглядели, по их мнению, куда красивее… Кустики, разумеется, засохли, а управдомша страшно разозлилась. В контору домоуправления вызвали родителей, и они после этого принялись за своих ребят всерьез. И понятное дело, некоторые матери не ограничились проработкой.

Ребята затаили обиду. У управдома был ангорский кот, которого она очень любила. Однажды кот забрел во двор, мальчишки поймали его и защемили хвост в мышеловке. От испуга и боли кот одним скачком перенесся через улицу и шмыгнул во двор напротив. Тут его подобающим образом приняли соседские ребята. Вконец замученный кот был доставлен управдому дворничихой соседнего дома.

С этого и началась вражда между управдомом и мальчишками.

— Незачем было затевать тогда эту кутерьму, — с запоздалым сожалением ворчал Алька.

— Что теперь делать?

— Вы как хотите, а я еду в лес, — объявил Майгонис. — Больно надо опять выслушивать осточертевшие нагоняи. Думаете, вас полковник по головке погладит: «Ах, какие вы молодцы, что девчонок заперли в подвал, что дрова раскидали!» Знаем мы, как такие полковники командуют! Спасибо! Мне это все по горло надоело. — Майгонис повел пальцем по горлу. — Мать каждый день ругает, завтра учительница тоже заведет свое, а тут еще полковник наорет. Благодарю покорно!