В большой семье

— Она моя.

— Но она, конечно, библиотечная! — уже громко и возмущенно возразила Таня. — Из библиотеки Подгорной школы.

— Книга моя, — упрямо повторил мальчик.

Пассажиры уже смотрели на них с любопытством и прислушивались. На лицах появились улыбки.

Мальчик сунул книгу подмышку, повернулся к Тане спиной и стал продвигаться к выходу.

Таня пробиралась за ним.

Мальчик сошел с трамвая, а следом за ним соскочила с подножки и Таня.

Немного потеплело. Шел крупный снег. Пухлыми хлопьями он сыпался с черного неба. Кружась, хлопья ярко белели в широких полосах света от фонарей.

Таня торопливо осмотрелась. Это была улица Халтурина. Марсово поле, оцепленное огнями, простиралось за снежной завесой.

Мальчик стоял на остановке, вглядываясь вдаль, откуда должен был прийти трамвай. Ну, конечно! Он вышел из трамвая, чтобы не отдать книгу.

— Мальчик, — подойдя вплотную к подростку, решительно сказала Таня, и снег сразу попал ей в рот. — Отдайте мне эту книгу!

Мальчик сбоку посмотрел на Таню и пожал плечами.

— Какая ты странная, девочка! С какой стати я вдруг отдам тебе книгу?

— Она мне очень нужна!

— Так возьми в библиотеке.

— Да ты не понимаешь! Мне вот эта книга нужна, которая у тебя подмышкой. Ее все ищут-ищут: то есть не самую книгу ищут, а того, кто ее подарил подгорновцам.

— А кто ее подарил?

— Фу, какой ты непонятливый! — рассердилась Таня. — В том-то и дело, что неизвестно. А узнать надо.

— Ты, наверно, из 174-й школы?

— Конечно. Отдай мне книгу!

— Не могу. Я взял ее из школьной библиотеки и должен туда вернуть.

— А зачем же ты говорил, что книга твоя?

— Я не врал. Она, и правда, моя… была. Ты знаешь в 174-й школе Олю Хрусталеву?

— Еще бы мне не знать Олю Хрусталеву! Она у нас начальник штаба дружины.

— А ты не знаешь, Оля Хрусталева жила когда-нибудь на Геслеровском?

— Я не знаю. Дом, где она прежде жила, бомба разрушила. А ты, должно быть, из Подгорной школы? Как твоя фамилия?

— Моя фамилия Сахаров, а в школе меня называют Петренков.

— Как у Ивана Антоновича у тебя фамилия, — заметила Таня. — Он тоже Сахаров.

— Какой Иван Антонович Сахаров? — сказал Алеша растерянно и схватил Таню за рукав. — Девочка, ты видела его когда-нибудь? Какой он с виду?

— Видела, — кивнула Таня, с изумлением глядя на мальчика. — А с виду он нестарый, ну, может быть, уже немножко пожилой. И он такой… хороший, добрый. Вот и книги тоже подарил.

— Ты могла бы… — голос странного мальчика дрогнул, — показать мне этого… Сахарова?

— Как же я тебе его покажу? Ведь я не знаю, когда он будет у Хрусталевых. А живет он, кажется, где-то на Гулярной. Мы шли раз с Олей, и она мне показала: вот тут Иван Антонович живет. Но я вовсе не помню номера дома и…

— Поедем туда! — перебил мальчик. — Только ты вызови его, будто тебе надо. А я… я посмотрю.

— А книгу отдашь?

— Отдам.

Подошел трамвай, и они вошли в вагон. Мальчик крепко держал Таню за руку, точно боялся, что она от него убежит.

— А зачем тебе Сахаров? — спросила Таня, когда они пробирались в толпе пассажиров.

Странный мальчишка не ответил и отвернулся. Таня успела только заметить, что губы его дрожат.

Отец и сын

Иван Антонович Сахаров, как вернулся домой, так и ходил из угла в угол по комнате, не снимая пальто и шапки. Он не мог ни за что приняться.

Возможно ли? Алик! Его мальчик. А вдруг это не он? Где уверенность, что воспитанник Петренкова именно его сын? Фотографии он не видел… «Нет, это он, он! — говорил себе Сахаров. — Подобрали его у Вологды, имя, фамилия, всё сходится… Но сколько людей живет на земле, чьи обстоятельства жизни очень похожи! И сколько Сахаровых Алексеев!»

Вдруг он подумал, что надо непременно купить вторую кровать. В этой мысли было что-то такое радостное, что он даже улыбнулся. И сейчас же спохватился, нахмурился, остановил себя: «Подожди, подожди…»

Что сейчас предпринять? Ехать опять к Варе бесполезно: она вернется поздно, может быть, в театр ушла. Снова поехать в Подгорное? Вдруг мальчик уже там… Ах да! Ведь мальчик хотел остаться ночевать у Вари. Мальчик! Он еще не решался сказать «сын»… Нет, надо снова ехать к Варе. Он позвонит, извинится и, если ее всё еще нет, будет ждать на лестнице. Да, сейчас он пойдет…

Через дверь Сахарова окликнула соседка:

— Вы дома, Иван Антонович?

— Да. А что?

— Вас спрашивает какая-то девочка.

— Пожалуйста, пусть войдет.

В комнату торопливо вошла толстощекая девочка. Меховая шапочка сбилась набок, льняные растрепанные волосы выбивались из-под нее.

— Здравствуйте, Иван Антонович, вы знаете, что случилось? — залпом начала девочка.

— Здравствуй!.. — Он вдруг забыл имя этой олиной подружки.

— Иван Антонович, ах, если бы вы знали, что произошло! Целое происшествие!

Громкий, быстрый, даже слегка захлебывающийся, от торопливости голос девочки заставил его вспомнить не только ее имя, а и прозвище: Суматоха Ивановна.

— Садись, Таня.

— Что вы, садиться!.. Такой странный мальчишка, вы знаете! Он взял книгу в библиотеке, ту самую. А сейчас хочет на вас посмотреть. Он там стоит, в кухне. Тогда он книгу отдаст…

Таня сыпала слова, как из переполненного мешка зерно.

— Какой мальчик? Что-то я ничего не пойму, Танечка.

— Покажитесь ему, пожалуйста! Он не пошел сюда. В кухне стоит.

Иван Антонович пошел в кухню. Пустившаяся за ним вприскочку Таня застыла в изумлении, раскрыв губы.

Понурившись, мальчик стоял у плиты. Но едва Иван Антонович показался в дверях, он весь подался вперед, и крикнул тонким, срывающимся, мальчишеским голосом:

— Па-апа-а!

На миг Сахаров прикрыл веки и прислонился к двери, но в следующий момент он протянул руки, обхватил голову сына, прижал ее к себе и заплакал, не чувствуя, что плачет.

— Что такое? Что это? — растерянно спрашивала Таня.

И вдруг пронзительно завизжала:

— Это Алик! Алик! Как я сразу не догадалась! Подумайте! Я его нашла!

— Нашла-нашла, — бормотал Сахаров. — Мальчик, мой мальчик!..

Сахаров смотрел на сына. Чудо! Уж не снится ли ему? Счастливая, немного растерянная улыбка не сходила с лица Ивана Антоновича: сын был такой большой, его уже нельзя было взять на руки или посадить на колени.

Уже светало, а они всё рассказывали и рассказывали друг другу.

Обо всем узнал Сахаров: как сын считал его погибшим, какие хорошие люди Петренковы. Узнал Сахаров и о том, что Алик все-таки приходил один раз на эту квартиру, только Федор Петрович и не знает об этом.

— Ты, может быть, есть хочешь? — Этот вопрос Иван Антонович задавал в десятый раз. — Значит, сейчас они думают, что ты у Вари ночуешь. А Варя думает, что ты домой поехал. До утра не будут беспокоиться. И ты останешься у меня!..

Иван Антонович жадно разглядывал сына. Тонкое с нежной кожей лицо. Знакомое и незнакомое. Выражение совсем не то, что четыре с лишним года назад. Глубокие синие глаза. А волосы те же.

Удивительным было сходство Алика с матерью.

«А характер скорее мой, — думал Сахаров. — Да нет, — свой собственный. Выдержке у него, пожалуй, можно поучиться…»

Вот его сын… Вот он сидит, двигается по комнате, берет со стола фотографию матери и долго смотрит.

Затылок у него попрежнему светлый. Но нет уже детского вихра на макушке.

И Иван Антонович всё смотрел и смотрел на сына.

Кто же нашел Алика?

Наступили зимние каникулы. Аня Бодрова приехала в гости к Оле в Ленинград.

Ося и Димка с любопытством разглядывали эту девочку, о которой Оля так много рассказывала. Присматривался к Ане и Матвей Иванович.

Круглолицая, небольшого роста, застенчивая Аня всем очень понравилась. Крошечные, едва отросшие косички были у нее аккуратно связаны на затылке ленточкой. Глаза блестели; и, заглянув Ане в лицо, люди невольно улыбались. Сквозь застенчивость в каждом движении Ани проскальзывала радость.