Черничные Глазки

Теперь нам приходилось много путешествовать по деревьям, далеко отходить от дома, чтоб найти что-нибудь съестное.

Я несколько раз доходил даже до самой полянки, посредине которой стояла хижина людей и дымила чёрным дымом.

Я видел, как из неё выходил, сильно хромая, человек и таскал куски деревьев к себе в дом. И я всё гадал, из каких людей этот человек — из тех, что сдирают с нас шкурки, или из тех, которые помогали нам посушиться среди реки на куче песка?

Я прятался и подглядывал за человеком издали и чувствовал, что меня так и тянет подойти поближе и если выйдет, то и поиграть с ним немножко!

И вот я выглянул из-за дерева — только немножко показался, цокнул и помахал хвостом, как делают, когда приглашают поиграть.

Человек, как будто понял и стал подходить поближе. В руках у него была длинная палка, на которую он опирался, но он не злился и не рычал на меня.

Тогда я спрятался и опять выскочил, предлагая ему поиграть в прятки. Конечно, не по-настоящему — он был слишком большой, и медленный, и неуклюжий, чтоб можно было с ним играть по-настоящему, — но он мог хотя бы просто поиграть в такую игру, как будто мы играем: значит, я буду бегать, прятаться, а потом выскакивать и фыркать на него, а он будет стараться меня увидеть, заметить, куда я скрылся!

И вот мы начали играть. Я спрятался, за стволом перебежал на другое место, высунул нос, но он меня даже не заметил. Тогда я опять спрятался и выскочил нарочно совсем близко от него и помахал на него хвостом, чтоб немножко подзадорить, поддразнить. Уж больно он был медленный! Вялый!

И тут в воздухе что-то свистнуло, я бросился прятаться, но что-то стукнуло об дерево, мне стало больно, и я, кажется, закричал и упал. Попробовал бежать, но не мог, я отполз и спрятался в кустике, очень плохо спрятался — меня было видно со всех сторон, — но лапа у меня болела и я совсем растерялся, не знал, что мне делать.

Человек ушёл. Я попробовал карабкаться по стволу, но не мог: лапа у меня болталась, как сломанный сучок, и совсем не могла цепляться. Я понял, что я пропал, меня кто-нибудь съест — зверь или большая птица, и я застыл и перестал думать, только ждал. И опять пришёл человек и унёс меня в свою хижину, где пахло дымом и со всех сторон всё было закрыто от деревьев и от неба, и даже снега на земле не было. Он замотал мне переднюю лапу, я смотрел, как он это делает, слушал, как он гудит на своём смешном языке, — и мне было всё равно. Я знал, что пропал.

Последнее примечание переводчика.

На этом обрывается дневник бельчонка Черничные Глазки навсегда. Почему? Тяжело это написать: Черничкин от меня ушёл! Бросил меня! Оставил одного. Я снова совсем один. Всё, что у меня осталось в жизни, — это плёнка в катушках, вермишель и странички дневника, который я мог сочинять, только глядя, как Черничкин сидит против меня на столе и то хватается за карандаш, то влезает мне на плечо и тянет за ухо, раскачивает мочку, как язычок колокольчика…

Глава 12. Одиночество и уныние

С тех пор как мы подружились с Черничкиным, я почему-то твёрдо уверился, что всё кончится хорошо и я благополучно выберусь из лесу. Я даже начал чувствовать благодарность к тетеревам, из-за которых всё началось. Это самое интересное приключение в моей жизни. Я как будто сам побыл некоторое время белкой.

Я допускаю, что Черничные Глазки многого не понимал из того, что я ему говорил, но это не плохо: ведь я болтал так много лишнего, совершенно для него неинтересного. А всё, что ему нужно, он понимал отлично.

Хотя он меня и бросил самым предательским образом, я теперь сижу и записываю всё про него. Был такой случай: я колол около дома дрова, а Черничкин добыл шишку где-то наверху, принёс её и, сидя на веточке, прямо над моей головой, деловито её обгрызал, вылущивая семечки. Потом шлёпнул пустую шишку мне на голову, застрекотал, как чертёнок, винтом взвился вокруг ствола и спрятался.

Я понял, что он нарочно схулиганил, чтоб затеять со мной игру. Так оно и оказалось. Через минуту из-за дерева показался его хитрый нос, и он уставился на меня своими блестящими, в точности как две мокрые чернички, глазками, потом вылез на сучок, почти рядом со мной, и почесал себе за ухом, делая вид, что совсем забыл обо мне. Это чтобы я бросился его догонять. Зачем ещё разговаривать, когда и так всё понятней понятного!.. И тут я сообразил — ведь это то самое дерево и даже ветка та самая, на которой я его увидел в первый раз, и он мне теперь показывал, зачем он тогда приходил, и размахивал хвостиком, и перепрыгивал, и прятался, и выскакивал: конечно, приглашал познакомиться, поиграть… А я-то старался пришибить его своей длинной жердью!

Потом он, как всегда, скакнул ко мне на плечо, давая понять, что всё это дело прошлое, и у меня на плече поехал в нашу общую избу…

Ах, какой славный он был парень, Черничные Глазки! Никогда бы не поверил, что он от меня удерёт!

Я не могу его обвинять. Что я для него? Я скучный. Даже по веткам не умею лазить… Не обвиняю, а на душе у меня тяжело.

Так и хочется сказать: «Хоть бы записочку какую-нибудь оставил или попрощался…» А может быть, он прощался, а я по глупости не понял?

Просыпаюсь утром, никого рядом нет, и сразу делается тоскливо. Плетушка, где он любил отдыхать днём, пуста. Затопишь печку — и так скучно её топить для себя одного, одному есть вермишель.

Тоска. Противная белка! А я ещё ему такое имя хорошее придумал, а он вот какой оказался. Пускай только вернётся — я его обратно в лес выгоню. Дружба называется!

Нога моя стала гораздо лучше, я могу ходить без палки, но отправиться в далёкий путь по морозу с такой ногой рискованно. Ну и пускай рискованно, а я больше не могу тут выдержать в одиночестве. Соберусь, наварю на дорогу целую охапку вермишели и пойду. Будь что будет!

И вот прошёл день и ещё день, и я не тронулся в путь. Мне как-то плохо, точно меня бросил товарищ, и на весь свет противно смотреть стало! Я чувствую, что раскис и мне надо встряхнуться, но не встряхиваюсь! Может быть, мне не хочется расставаться с избой, где у меня всё-таки крыша над головой?..

Надо уходить… Но ведь не обязательно сегодня! Что изменится, если я тронусь завтра?

Вот и завтра прошло, а я лежу, думаю о том, как я ненавижу вермишель, и о том, как я её десять лет не буду ни за что есть… И иду варить вермишель!

Глава 13. Полный переворот

И вот наконец — событие. Громадное, поразительное событие, от которого вся моя жизнь изменилась!.. Даже не знаю, какими словами его назвать! Ведь люди, которые живут в многолюдных городах, встречаются с друзьями, ворчат, что в автобусе много пассажиров, меня не поймут. Им даже смешным покажется моё событие!

Для того чтобы его понять, нужно проваляться с больной, сварливой, капризной ногой в одиночестве, не слыша человеческого голоса, тут в лесу, где целыми неделями ничего не случается, кроме того, что пойдёт снег и перестанет, поднимется ветер и успокоится, выглянет солнце, тяжёлые пласты снега обрушатся бесшумно с веток или появятся на снегу чьи-то новые следы.

Ну, всё равно напишу, как было. Я лениво, вяло взмахивая топором, колол дрова и вдруг увидел высоко на дереве какую-то белку. У меня мелькнула было мысль, что это, может быть, Черничные Глазки, да мало ли белок в лесу? Я старался не глядеть в ту сторону, но сердце у меня до глупости стучало от волнения, просто стыдно вспомнить!