Тайна

— Поступай как знаешь, мне все равно, — сказала тетя и снова ушла в спальню.

Матери было неприятно, что она доставляет родственникам столько хлопот.

— Я ведь ненадолго к вам. Неудобно как получается, — бормотала она, как бы извиняясь: — чужих людей приходится беспокоить.

— Пусть тебя это не тревожит. Я поручаю Сернке весь текущий ремонт по дому, в свободное время он у меня очень прилично подрабатывает, почему бы и ему не оказать мне услугу? Тем более, что его это нисколько не затруднит.

Тетя покончила с уборкой и подала ужин.

— Завтра ты сможешь лежать здесь целый день, а если захочешь, я постелю тебе в комнате, — обратилась она к маме. — Тебе необходимо отдохнуть. Побереги себя хотя бы ради семьи.

— Нет, сестра, мне не до отдыха. Пойду кланяться начальникам, просить буду, чтобы вернули отца детям.

— Куда ты пойдешь? Ты никого здесь не знаешь, — вмешался в разговор дядя.

— Есть ведь среди них словаки, такие же, как мы. Может быть, посочувствуют моим страданиям, детей пожалеют.

— Не хочется мне тебя разочаровывать, Ганка, но все-таки я скажу — не слишком на них надейся. По всей стране аресты. Солдаты бегут с фронта, в горах скрываются банды. Теперь гардисты решили даже открыть концлагерь. Пока немцы сильны, гардисты под их крылышком ничего не боятся. В участке мне показывали листовку, которую им кто-то подкинул. Мятежная листовка — видно, сочинил ее порядочный прохвост. Сам он удрал. Его до сих пор не поймали. Но раз нашли стеклограф, доберутся и до печатника.

Дядя перевел дух, напился воды и продолжал просвещать свояченицу:

— Разыщут его, так уж навсегда отобьют охоту к бумагомаранью. Поговаривают, будто в нашем городе действует комитет коммунистической партии. Какой такой комитет? Где нет партии, там не может быть и комитета. А теперь придет конец и листовкам и комитету.

Мать Лацо вздохнула, но ничем не выразила желания поддержать беседу на эту тему. Дядя встал и накинул на плечи пальто.

— Пойду к Сернке, — сказал он.

Тетя отодвинула в сторону стол и постелила для мамы раскладушку.

— Хватит с тебя одной подушки?

— Спасибо, Тереза, больше и не нужно.

Дядя очень скоро вернулся, вполне удовлетворенный результатами переговоров с Сернкой.

— Ну, что я говорил? Лацо может идти к ним хоть сейчас.

Мальчик нерешительно взглянул на мать. Она сразу его поняла.

— Я провожу тебя, сынок. Посмотрю, как ты там устроишься. А заодно познакомлюсь с паном Сернкой. Якуб часто вспоминал о нем.

Лацо, не скрывая удовольствия, повел ее к своим друзьям.

Глава XV. Сон

— Мой старший сын Якуб шлет вам привет, — сказала мать, пожимая руку Сернке.

Он приветливо улыбнулся, пригласил гостью сесть и, стараясь ее ободрить, заметил, набивая трубку:

— У вас храбрый сын, вы его хорошо воспитали.

Щеки матери покрылись румянцем, и Лацо показалось, что она вдруг помолодела.

— Да, наш Якуб не трус. Только его храбрость доставляет мне одни мученья.

— Вы говорите это от чистого сердца? — с сомнением спросил Сернка.

— И сама не знаю. Зять совсем меня сбил с толку, — смутилась Главкова.

Сернка весело рассмеялся и шутливо погрозил ей пальцем:

— Неужели прощелыга Марко сумел сбить с толку мать Якуба?

— Вы с Марко под одной крышей живете, а будто в двух разных мирах: совсем друг на друга не похожи, ну просто день и ночь, — задумчиво сказала она. — А я совершенно извелась. Мужа моего мучают, сына преследуют. На сердце так тяжело!..

Сернка встал, прошелся несколько раз по кухне, остановился у кушетки, на которой уже лежал Лацо, притворяясь, будто спит, потом снова молчаливо зашагал от плиты к окну и назад. За стеной заплакал ребенок соседей, а Лацо сперва никак не мог понять, где это плачут. Шум шагов прекратился, скрипнул стул, и вдруг стало так тихо, словно кругом ни души. Лацо подумал, что его оставили одного, но не решался открыть глаза, и тут он услышал голос Сернки:

— Вы очень правильно сказали. Два мира существуют и в нашем доме и во всей стране. Под одним небом проходят наши дни, одна ночь опускается над всеми, но есть люди, которые хотят, чтобы солнце светило только для них, люди, которые не моргнув пойдут на убийства и измену для своей выгоды. Так-то, мать. Да что толку жаловаться. Слезами их не победишь. Против них надо бороться. И лучшие сыны нашего народа борются. Нас большинство! Ваш Якуб — в первых рядах, он среди тех, кто ведет народ в бой. А Лацо? Из него вырастет настоящий человек, который пойдет вместе с народом по правильному пути. Не вешайте головы! Вы — мать бойца, вам нельзя плакать. Не сомневайтесь — мы обязательно победим.

Сернка выколотил погасшую трубку. Лацо слышал, как он размял в пальцах табак, потом зажег и погасил спичку. Но что ему ответила мама, Лацо так и не узнал. Веки его отяжелели, он крепко заснул. Неожиданно он очутился на лесной поляне. У самого горизонта заалел край неба, высоко над верхушками деревьев запел жаворонок. А вот и солнце взошло. На поляну вышла мать.

«Где Якуб?» — крикнул Лацо и хотел броситься к матери, но споткнулся и упал.

Сернка постучал трубкой о корень развесистого явора, и тотчас из-за дерева выбежал волк. Он посмотрел на Лацо и сказал голосом Зузки:

«Ты никогда не будешь стоять в первых рядах, если выдашь нашу тайну».

За могучим стволом явора прятался Костка. Он обеими руками манил к себе Лацо:

«Поди сюда, Лацо, поди сюда, мой мальчик! Скажи скорей, где Якуб?»

«Нет, никогда не скажу, ни за что! Нет, нет!» — вне себя закричал Лацо.

— Лацко, Лацко, проснись, паренек, что с тобой?

Лацо открыл глаза и с удивлением увидел склонившуюся над ним жену Сернки.

— Ты весь в поту. Испугался? Что тебе приснилось? — ласково шептала она, плотнее укрывая Лацо одеялом.

— Где мама? — спросил Лацо, приподнимаясь на локте.

— Мама уже давно дома, и все дети спят. Тебе привиделся дурной сон? Не бойся. Завтра увидишь маму.

Мальчик с облегчением вздохнул:

— Значит, это был только сон?

— Да, да, дурной сон, забудь о нем. Спи спокойно!

Лацо лег и закрыл глаза. Как хорошо, что это был только сон! Но все равно, он ни за что, никогда не выдаст Якуба…

Глава XVI. Ондра читает газеты

Ондре было знакомо слово «процесс», оно давно уже мелькало в разговорах взрослых. Впервые Ондра услышал его два года назад в связи с судебной тяжбой, которую затеял Ланцух против одного из жильцов. Ондра и родился и вырос в этом доме, поэтому ему многое было известно о Ланцухе.

Тогда отец еще был на свободе. На той же площадке, что и Стремени, жила семья Гарая. Гарай долгое время был безработным, потом получил место ночного сторожа на каких-то складах и днем спал. Его жена частенько просила ребят не шуметь под окнами, чтобы не разбудить Гарая. Оба они, и жена и муж, были худые, бледные и никогда не смеялись. Соседи говорили, что они кругом в долгах: ведь Гарай столько месяцев не имел работы. Каждый день жена Гарая выносила на двор плетеную корзинку, прикрытую полосатой подушкой, а по вечерам забирала ее домой. В корзине лежала девочка, но никто никогда не слышал ее голоса. Малютка перенесла детский паралич, и, должно быть, поэтому она стала такая тихая. Гараи вскоре переехали на другую улицу. Тогда-то Ондра впервые услышал слово «процесс».

Вот как это случилось.

Однажды Гарай, возвратившись со склада, не лег, как обычно, спать, а у жены с самого утра глаза были красные, заплаканные. Днем пришли какие-то люди, предъявили бумаги с печатями и потребовали, чтобы Гараи освободили квартиру.

Жена Гарая, вся в слезах, принесла корзинку с ребенком к Стременям, и мать Ондры старалась успокоить взволнованную женщину. Ондра выбрал из своих переводных картинок три самые красивые — двух коней и слона — и положил их на подушку девочке. Ручки у нее были как у куколки — чистые, беленькие, с тонкими, как паутинка, синими жилками. Ондра сейчас же попробовал получше отмыть свои собственные руки, но все же они не стали такими белыми, как у дочки Гараев.