Оглянись! Сборник повестей

И чудо произошло, но Петька ему не обрадовался.

Глава вторая

«Человек предполагает…»

Прозвенел звонок. Вошла толстая почтальонша. Рухнули в прихожей лыжи. И рухнул отцовский отпуск.

— Вот так! — сказал отец, тяжело опускаясь на стул. И не успел Петька обрадоваться, что не сможет отец завтра явиться на сбор, как тут же понял, что не будет ни высоких гор, ни стремительных спусков, ни снежных лавин в ущельях.

— Война? — прошептал он.

— Типун тебе на язык! — горячо пожелала почтальонша. — Вот телевизор проклятый, — сказала она, словно извиняясь перед отцом за свой приход. — Насмотрятся — всё войну поминают. Не война, а сборы — тридцать суток.

— А как же отпуск? — похолодел Петька.

— А вот так! — сказал отец.

— Тётенька! — попросил Петька. — А вы скажите, что нас не было дома.

— Пётр! — оборвал отец.

— А что? Вполне может быть! Она пришла, а нас нету! Мы уже уехали, — забормотал Петька, пытаясь убить сразу двух зайцев: и отпуск сохранить, и отца в школу не пустить. — Возьмём да и уедем сейчас!

— Ты соображаешь, что говоришь! — сказал отец и схватился за голову. — Ты же человека на преступление толкаешь! Мы-то ведь тут! А случись что — как же там без меня будут? Вот она, — он показал рукой на почтальоншу, — меня пожалеет, а я потом её сына и мужа вылечить не смогу!

— Так не бывает! — сказал Петька.

— Э-эх-х-х! — вздохнула почтальонша. — Всяко бывает. Человек предполагает, а судьба смеётся. Вот такие пироги…

— С котятами! — добавил отец. — Где тут расписаться?

— Тута, — жалостно показала почтальонша, аккуратно высмаркиваясь в платочек с кружевами. — Я, сынок, с тридцать второго года на почте. Знаешь, каково было похоронки в войну разносить… Всё нервы… — она ещё высморкалась.

Когда за почтальоншей хлопнула дверь, отец пошёл бриться. Он обычно брился на ночь. И если брился днём, это значило, что у него важное дело и ему надо подумать.

Петька мыкался по квартире. «С одной стороны, конечно, хорошо, что отец не пойдёт на пионерский сбор, — думал он. — Но с другой — пропадёт отпуск… А почему он пропадёт? Можно же совершенно свободно жить здесь и одному!» Прекрасная жизнь без родителей засверкала перед Петькой всеми красками, как свежевымытая радуга! «Что хочешь делай — хоть на голове ходи!» Петька сразу придумал сто вариантов, как провести каникулы. Самый лучший — это пойти поработать в милицию. Прийти к капитану Никифорову и сказать: «Готов работать днём и ночью! Я пока одинокий». Сразу дадут пистолет, пошлют на задание… Холодная ночь, тёмное помещение товарной станции. Зловещая тень. «Стой! Руки!» Бах — выстрел по лампочке… Петька прижимается к стене. Выстрел на звук шагов. «А-а-а-а…» Стук падающего тела. Бах! Фить! — пуля у виска. Бах-бах! — перестрелка. Ум-м-м! — пуля попадает Петьке в живот. «О-о-о-о-о-о! Я ранен. Передайте родным: я выполнил свой долг!»

— Встань с полу! — сказал отец, выходя из ванной. — И когда ты только поумнеешь? Скоро меня перерастёшь, а всё одни шпионы в голове…

— Пап! Я придумал: ты поезжай, не волнуйся, я и один тут проживу спокойненько до маминого приезда.

— Благодарствую! — Отец даже поклонился в пояс. — «Спокойненько». Мы с твоим «спокойненько» уже горели и два раза делали ремонт соседям. Забыл, как ты наводнение устроил?

— Ну, да это когда было…

— В прошлом году. Когда вы с Панамой водоём изобретали. Забыл?

— Ну я могу, например, и на Кавказ поехать… — примирительно сказал Петька. — Ничего страшного, слаломом подзаймусь.

— Шею сломаю… — подсказал отец.

— С тобой не договоришься! — вздохнул Петька. — Я хочу как лучше, а ты меня слушать не хочешь!

Он уселся на диван и независимо глянул на отца. И чуть не ахнул. У отца было новое лицо. Молодое, осунувшееся и тревожное.

«Зачем ты сбрил усы?!» — чуть не крикнул Петька. Он живо представил, как папа, его папа, тащит раненого по снежному полю, а вокруг взрывы, а самолёт с чёрными крестами на крыльях всё кружит и лётчик целится в папу, его папу, из пулемёта…

— Папа! — прошептал Петька, потому что голос у него почему-то осип совершенно. — А эти сборы не опасны, папа?

Отец вдруг погладил Петьку по голове.

— Нет, нет, сынок, не опасно. Это, в сущности, курсы повышения квалификации. Мне и самому интересно… Всякие новинки покажут по нашим медицинским делам.

Он прижал к себе Петькину голову:

— Не бойся, сынок, всё будет хорошо. Всё нормально… Пойдём-ка погуляем! — предложил он неожиданно.

Глава третья

Инопланетяне

Это было уже совсем ни на что не похоже. Они никогда с отцом по городу не ходили. Если выдавалась свободная минута, отец кричал: «Воздух!» — словно при воздушной тревоге, и они, схватив лыжи, неслись за город.

«Воздух и воздух! — повторял отец. — В нём твоё спасение! Ты же совершенно похож на рыболовный крючок!»

«Почему на рыболовный?» — думал Петька, но не спрашивал. А то ещё чего-нибудь похуже услышишь!

Он вообще с родителями разговаривал мало. Да и вроде не о чем было разговаривать. И сейчас, когда они шли с отцом по улицам, Петька молча глазел по сторонам. Вон у магазина ёлку устанавливают. Автокран сгрузил огромное бетонное основание, а из него труба торчит, вот рабочие вставили в эту трубу ствол ёлки. Елка шумит, роняет шишки и машет ветвями, как на ветру. И даже сквозь бензиновую гарь улицы прорывается запах хвойного леса.

Отец шёл, заложив руки за спину, и сосредоточенно смотрел себе под ноги. Петька шагал рядом, старательно копируя походку отца.

— Ну-ка давай сходим в музей! — сказал вдруг Столбов-старший.

— Закрыто всё: сегодня вторник — музейный выходной…

— Для нас откроется! — сказал отец.

Музей был недалеко.

Они влетели в будку телефона-автомата. Отец торопливо набрал номер.

— Слушаю, — сказала трубка.

— Будь готов! — рявкнул отец.

— Всегда готов! — бодро ответила трубка и коротко загудела.

— Порядок!

Они нырнули в подворотню рядом с тёмной глыбой музея, прошли в чёрном колодце двора и оказались перед маленькой дверцей в глухой стене.

Петька ахнуть не успел, как отец втолкнул его в огромный зал. Сильные лампы светили над столами, штабелями лежали какие-то плиты, пахло красками, а посреди комнаты стоял огромный бронзовый Пётр I. Голова его еле виднелась в сумраке под потолком. Из-за бронзовых сапог самодержца выскочил маленький человек в белом халате, с биноклем на лбу.

— Дорогой товарищ вожатый! — сказал отец. — Звеньевой шестого отряда, то есть второго звена шестого отряда, прибыл! А это Столбов-второй! Рапорт сдан!

— Рапорт принят! — ответил белый халат жутким прокуренным голосом и отдал пионерский салют. — А тебя я, Петька, знаю! Правда, когда я тебя видел в последний раз, ты ещё «папа-мама» не говорил. Меня зовут Николай Александрович! — И Петькина рука словно попала в клещи.

«Ого! — подумал он. — На вид слабаком кажется!»

— А ты рожу не криви! — сказал Николай Александрович Петькиному отцу. — Именно Николай Александрович! А не Коля-вожатый! Ты ещё папа, а я две недели как дедушка! Твой отец, Петька, был звеньевым самого расхлябанного звена в моём отряде.

— Коля! — сказал отец. — Ты меня компрометируешь!

— И картошку воровал! — перебил Николай Александрович. — И врун был отчаянный! Ужасный был врун! Фантастический! — Они вдруг кинулись и стали тискать друг друга, щекотать, давить, хлопать по плечам. Бронзовый Пётр I стоял над ними, надменно опираясь на трость и делая вид, что его всё это не касается.

«Взять и сказать сейчас про завтрашний сбор! — подумал Петька. — Оказывается, отец тоже приврать любил. Значит, эта черта у меня наследственная».

— Ух ты! — Отец поскользнулся и двинул лбом в петровский ботфорт. — Ой-ой-ой!..