Первый в строю (Красноармейские рассказы)

Наталюк подбегает и сворачивает курок затвора.

— Ну, идемте в лен-уголок,- говорит комэск, — в шахматы сразимся. Я слыхал, Светиков у вас чемпионом заделался.

— Настоящий Капабланка! Алехин!

— Куда там Алехин! Он даже отделкома Мрыхина вдребезги разбивает…

— Треплются они, товарищ командир. Ну, обыграл раз Мрыхина…

— Ладно, ладно.

Ленинский уголок — это наш эскадронный клуб. Тут мы устраиваем собрания, читаем газеты, журналы, играем в шашки, шахматы, домино. Вечерами часто пляшем под гармонь, а то и частушки поем.

Иду и я в ленинский уголок газету свежую почитать. Я полпредом в Китае состою.

У нас в эскадроне есть кружок текущей политики. И все, кто в нем участвуют, назначены полпредами в разные страны. Следить, значит, надо по газетам за всем, что там делается, и на кружке докладывать. Я — полпред в Китае, Светиков — в Англии, Наталюк — в Германии.

Лен-уголок — большая светлая комната. Посредине стоит длинный стол, покрытый красной материей. На столе газеты, журналы и книжки разложены. Подходи и читай, что тебе нужно: тут и программа ВКП(б) есть, и «Как пахать землю под яровую пшеницу», и газета «Красная звезда».

К стенам прилипли маленькие шахматные столики. От потолка по стене к столикам тянутся провода. Это — радио. В каждом столике две пары гнезд для наушников. Играют шахматисты и слушают музыку или доклад из Москвы.

В углу на высокой подставке стоит бюст Ильича. Это — приз эскадрону за хорошую рубку лозы. Рядом бюст Карла Маркса,- комсомольцы на полковом политбое отвоевали. Направо от дверей, висит стенгазета «Клинок» и электрическая доска «Проверь свои знания». Доска разделена пополам белой чертой: слева — вопросы, справа-ответы. Под каждым вопросом и ответом есть штепсель. У доски, как всегда, возятся несколько красноармейцев. Они спорят, в какое гнездо воткнуть вилку.

— В это!

— Нет, в это!

Один из спорщиков воткнул вилку сначала под вопросом, а потом под ответом. Вверху доски вспыхнула красная лампочка,- значит, ответ верный.

— Вот! я говорил! — крикнул он. — Я, брат, в таких делах кое-что смыслю.

— Читай, что там!

Красноармеец прочел:

— «Какая религия признается в СССР?»

— Ясно — православная.

— Эх ты, голова пришитая! Отчего же православная? Может какая другая?

— Да православных, ведь, больше…

— А нам, безбожникам, никакой не надо. Читай!

— «Всякая религия-дурман для рабочих и крестьян». Значит, никакая религия в СССР не признается.

— Да я ж так и думал…

Весь секрет этой игры заключается в том, что гнезда штепселей под вопросом и ответом соединены медной проволокой. Доска включена в городскую электрическую сеть. Прямо к лампочке тянутся провода. Если воткнешь вилку правильно, лампочка вспыхнет.

Эту доску мы сделали недавно. Комэск ездил в отпуск на Дон и там где-то видел такую. Как приехал из отпуска, так сразу к Шитову, нашему столяру и электротехнику.

— Сможете сделать электрическую доску? — и рассказал ему, как она устроена.

Через два дня доска была готова. Секретарь партийной ячейки написал вопросы и ответы. Я и Светиков помогали ему. И вот теперь у этой доски всегда толкутся и спорят красноармейцы.

— За этот столик? — спрашивает Светиков комэска, входя в ленуголок.

— Ну, нет. Я вчера за ним проиграл партию комвзводу Гришину. Да ладно, расставляйте бойцов.

Расставили на клетчатой доске фигуры, готовятся к бою.

— Начинайте, товарищ командир.

— Давайте уж вы. Почет игроку, — говорит комэск и смеется.

Когда он смеется, шрам у него на щеке растягивается и становится похожим на розовый огрызок яблока.

— Отчего это у вас? — спрашивает кто-нибудь комэска.

— В атаке один мертвец отметину наложил…

— Как же это мертвец?

— А так: он рубанул, и я рубанул. Он свалился, а я, вишь, цел. Вот и шашка его.

Клинок у комэска в серебряной оправе. Взял он его в том самом бою, перед которым ходил в разведку.

Здорово комэск рубил этим клинком лозу… Пронесется на своей «Поэзии» вороной — и ни лозочки после него не останется.

Ловко работал! Первым ударником был.

Помню, однажды на стрельбе подходит он к нашей смене и говорит:

— Вызываю вас всех на соревнование — кто больше очков выбьет.

Взял винтовку у красноармейца Крюкова, зарядил пятью патронами и лег между мною и Светиковым. Прицеливается.

Мишень в двухстах шагах от нас — круглое черное пятно.

Я тоже целюсь, и кажется мне, что подмигивает кто-то из-за мишени: «промажешь… промажешь…»

Выстрелил я три патрона. Смотрю на комэска. А он обнял винтовку и не шелохнется, не дышит. Словно прирос к земле. Только кончик штыка вверх немного приподымается — цель на мушку комэск сажает.

Выпустили мы все по пяти патронов и пошли к мишеням смотреть, много ли настреляли.

Чуть-чуть не дотянулся я до комэска. Он сорок шесть, а я сорок три очка выбил. А всего можно было пятьдесят очков выбить.

Улыбается комэск и говорит:

— Ничего. Если каждыми пятью выстрелами четырех фашистов на войне ухлопаешь, благодарность получишь от Республики.

Я — кавалерист. У меня резвый конь, меткая винтовка и острая шашка. В эскадроне нас больше ста человек.

Вот нами-то и командовал товарищ Горбунов, а попросту комэск Вася.

Жили мы по-ударному. Учились хорошо стрелять, рубить на лету противника.

В свободное от военной службы время читали газеты. От них все больше несло порохом. Я, как полпред в Китае, особенно это чувствовал. В газетах каждый день — заметки о налетах на Китайско-Восточную железную дорогу. В кружке только и разговора, что про Китай.

— Ну, что, полпред, будет война?

— И на что им эта дорога понадобилась?

— Для войны и понадобилась, — говорю я. — Дорога у самой границы, возить по ней китайцам нечего.

Дорога эта построена еще в царское время. После Октябрьской революции мы с китайским правительством заключили договор- пользоваться дорогой вместе.

Французские и английские капиталисты испугались нашей пятилетки и подкупили китайских генералов, чтобы они затеяли с нами войну. И белые, что после Октября в Китай удрали, зашевелились: организуют банды, подходят к границе.

Наш лагерь стоит в сорока километрах от границы. Каждый день тревожно -посматриваем мы на сопки. Если вздумают генералы перейти красную черту, нам первым выступать.

После восьми часов учебы спится хорошо.

Был четвертый час, и весь эскадрон спал. О бессоннице нам и вспоминать не приходится — не бывает ее у красноармейцев. Крепко спал и я.

Вдруг дежурный по эскадрону во все горло:

— Поднимайсь! Моментом одевайсь, умывайсь — и в лен-уголок!

Оделся я быстро, как по тревоге полагается.

В пять минут все были готовы.

Собрались в лен-уголке.

— Что случилось?..

— Почему это нас подняли?..

Вошел комэск. Тут притихли все.

— Товарищи, — сказал комэск, — сегодня китайские генералы вооруженным путем захватили Китайско-Восточную железную дорогу. Часть служащих убили, част арестовали и посадили в тюрьму.

Эскадрон заволновался, загудел.

— Будем на-чеку, — сказал комэск. — Может, сегодня нам дадут приказ, и мы должны будем выступать. Помните, от нас граница — рукой подать. Долой захватчиков-белобандитов!

— Долой!.. Долой!..

Это было 13 июля 1929 года.

Назавтра комэск получил приказ: отбить отряд белокитайцев, перешедший границу и находящийся в сопках в тридцати километрах от нас.

Выехали мы рано утром. Комэск, как всегда, впереди.

Кругом сопки. Сопки — вроде гор, только не очень высокие. Куда ниже, чем у нас на Кавказе.

Едем.

Вдруг справа будто трещетка заговорила — выстрелы посыпались.

— Слезай с коней! — кричит комэск. — Коноводы с конями за ту сопку… — И рукой показывает.