Фрэнки, Персик и я

— Ты собираешься позвонить Фрэнки и сообщить ей, как тебе здесь нравится, правда? — спросила мама, заметив, что я роюсь в кармане своей полотняной юбки в поисках мобильника.

— Угу, — снова пробормотала я, стараясь изобразить на лице подобие улыбки.

Фрэнки всегда поддразнивала меня, что серебристая трубка моего мобильника похожа на лазер из фильма «Звездный путь». Хорошо бы так и было -тогда, вместо того чтобы просто разговаривать с ней, я могла бы перенестись обратно в Лондон со скоростью света. Или быстрее, если это возможно.

У меня как будто заболело что-то внутри, когда включился автоответчик Фрэнки. Но боль стала еще сильнее от стискивающей сердце и выкручивающей кишки тоски по дому, когда я услышала: «Привет, ребята! Я тут веселюсь напропалую и не могу сейчас ответить на звонки, так что наговорите все, что хотите, и я вам отзвоню. Бай!»

Как бы мне хотелось быть сейчас в Лондоне и веселиться вместе с Фрэнки, а не торчать в этом жутком городишке. Я представила, что нахожусь в ее квартире и помогаю ей пылесосить пол, усыпанный хрустящими крошками. Но вместо этого мне приходится смотреть, как мама мчится по дороге к Джейми, который тащит в рот гравий с нашей подъездной аллеи.

Но, по крайней мере, у меня есть одна вещь, о которой я внезапно вспомнила, погладив веревочный мешок на плече, где я прятала фотки, сделанные прошлым вечером.

Фотки того потрясающего момента, когда...

Хрррррр-ясь!

— О господи! — выдохнула мама, с ужасом вглядываясь в сторону проулка.

Да, это был не самый лучший способ произвести благоприятное впечатление на новых соседей, еще даже не успев как следует переехать, — наш грузовик с мебелью выломал здоровенный кусок из их стены. Да уж, наверное, я была неединственной, кто в ту минуту хотел, чтобы наше семейство осталось в Лондоне...

Глава 2.

Но мы совсем не хотим жить у моря...

Я держала Джейми вверх ногами, ухватив его за лодыжки, и методично встряхивала, чтобы пудреница, которую он стащил из моей сумочки, выпала из его карманов, когда услышала, как мама разговаривает внизу по телефону, вернее, больше молчит в трубку. А это кое-что значило.

— Теперь меня! Теперь меня! — неожиданно потребовал Джейк, заглушая хихиканье Джейми.

— Шшш! — Я попыталась утихомирить моих братцев, стараясь не обращать внимания на то, что вокруг головы Джейка было обмотано нечто, подозрительно напоминавшее мои колготки, привязанные к волосам с помощью куска бечевки (он, должно быть, оторвал ее от одной из картонных коробок). Честно говоря, пытаться распаковывать вещи с двумя моими братцами было так же просто, как прибить желе к дереву. У меня не было никаких шансов заставить их замолчать.

— Ну да, соседи, возможно, втайне уже ненавидят нас, но они вели себя очень мило, когда мы пообещали заплатить за причиненный ущерб. Как наш дом? Пока полный кошмар, ничего не работает, жуткий хаос, но все очень мило.

Это был отрывок маминого разговора, к которому я прислушивалась, одновременно наблюдая, как Джейми запихивает мою тушь для ресниц и клубничный блеск для губ себе в карман.

— Да ты же знаешь Энди, Ванесса. Ему не терпится начать наводить порядок в доме. Он уже ищет глазами кувалду, а грузовик с вещами все еще торчит на подъездной аллее!

Да, тетя Ванесса не тратила времени даром — не прошло и шести часов, как мы уехали из Лондона, а она уже висела на телефоне, бомбардируя маму вопросами о Большом Переселении.

— А как мальчики? - спрашивала тетя В. о моих братцах Джейке и Джейми.

— Они просто в восторге! Носятся вверх-вниз по лестнице и болтаются у всех под ногами!

(И почти разгромили ту небольшую часть моей комнаты, которую я наполовину привела в порядок, а родители смотрели на все сквозь пальцы, поскольку это отвлекало Джейми и Джейка: Джейми не кусал людей, переносивших вещи, а Джейк не корчил рожи и не кричал: «У-у-у-у!» всем машинам, проезжавшим по узкому переулку рядом с нашим домом. )

— Как Стелла? Ну, ты же ее знаешь — почти ничего не говорит...

Когда я действительноначала прислушиваться к разговору, так это в то мгновение, когда мама заговорила тише, прижимая трубку к уху. Я стала прислушиваться так напряженно, что почти забыла, что держу за ноги извивающегося, хихикающего малыша (кстати, двухлетние мальчишки на редкость тяжелые).

«Ох, Стелла, моя звездочка... » — наверняка говорила тетя В. или вздыхала,как она это умеет.

Это ее любимая фраза, когда разговор заходит обо мне. А еще, когда где-нибудь поблизости Джейми и Джейк начинают свою возню, она обычно вскрикивает: «О нет! Сюда идут мапеты!*» (Мапеты - серия известных комиксов («Muppets»), многочисленные герои которых - хулиганы и проказники.) Но разница в том, что, когда она называет Джейка Гонзо, а моего кусачего братца - Звереныш, лицо ее светится любовью. Когда же она сочувственно улыбается и выдыхает свое: «Ох, Стелла, моя звездочка... » — я чувствую в ее словах иронию. Откуда это взялось? Ну, ясно, от моего имени. Стелла действительно означает «звезда», но дело в том, что я — все, что угодно, только не звезда. Я знаю, что тетя В. действительно любит меня, и все такое, но у меня всегда возникает чувство, что она пусть совсем чуть-чуть, но разочарована во мне, как львица, которая обнаружила, что ее любимый детеныш — вегетарианец...

Итак, что же вдохновило моих предков дать мне такое имечко? Вовсе не какая-то одна звезда, а несколько биллионов звезд, если быть точной. В тот вечер, когда они принесли меня из родильного отделения, пока я дремала и видела свои новорожденные сны, они мечтательно смотрели в окно и были поражены видом неба, усыпанного мерцающими, искрящимися звездами и планетами. Я знаю, в небе их всегда полно, но если вы живете в большом городе, таком, как Лондон, то по ночам вы, подняв голову, чаще видите тусклый оранжевый свет уличных фонарей, отражающийся в тучах, чем Большую Медведицу. Так что мама или папа (они до сих пор спорят, кто именно) уставились в небо, вдохновились и выбрали для меня имя Стелла.

Тете В. оно нравилось. Ну вот НРАВИЛОСЬ, и всё тут. Но надо сказать, тетя В. вообще повернута на звездах. Папа рассказывал мне, что, когда они были подростками, тетя В. больше всего на свете желала только одного — выступать в мюзиклах в Вест-Энде: в «Чикаго», или в «Отверженных», или во всяких других. Он говорил, что у нее есть энергия — он называет это «драйв» — и честолюбие, а также фигура и красивое лицо, чтобы этого добиться. Единственное, что ей всегда мешало развернуться, так это то, что танцевала она, словно выбравшийся на сушу морж, а пела голосом, похожим на кряканье утки, засунувшей голову в ведро. Так что она отказалась от своих грандиозных планов и вместо этого сделала не менее грандиозную вещь, а именно: стала агентом актеров, играющих в таких мюзиклах, как «Отверженные», и «Чикаго», и тому подобное. А потом, когда родилась ее первая племянница (то есть я) и получила имя Стелла, тетя В. решила, что это судьба и что я вырасту и воплощу в жизнь ее самые смелые мечты и честолюбивые замыслы, став звездой, чего ей сделать не удалось.

Вот так...

Но, к несчастью для тети В., оказалось, что я самая стеснительная девочка, которую я когда-либо знала. То есть внутрия очень даже раскованная личность, которой есть что сказать умными, язвительными, эффектными фразами, смешащими всех до колик — если бы только они могли их услышать. В моей прежней школе я всегда оставляла хохмы и болтовню для Фрэнки, Лорен, Нейши и всех остальных. Они никогда не обращали внимания, что я была молчуньей в нашей компании. (Эй, а может быть, я была такой тихоней, что они даже не заметили моего отъезда?)

— Очень хорошо, что сейчас каникулы, так что у нее есть целое лето, чтобы освоиться на новом месте, — услышала я мамины слова.

Глянув украдкой через перила, я увидела, что теперь она перешагивала через какие-то коробки, пробираясь в столовую.