Фрэнки, Персик и я

— Ох, Стелла, не делай этого! — вздохнула мама, направляясь в ванную комнату с чистыми пижамами для мальчиков.

— Чего? — невинно спросила я. — Да они же выглядят просто классно!

Джейк и Джейми, казалось, тоже были в восторге от тех рожек, которые я сотворила из их волос с помощью мыла. Они давились от смеха, глядя друг на друга.

— Не могла бы ты заставить их не выливать воду из ванны на пол? Посмотри, что стало с ковром!

Думаю, мама тут же поняла, как глупо это звучит. Во-первых, пытаться заставить Джейми и Джейка перестать делать что-нибудь дурное было так же тяжело, как сбивать заварной крем. А что касается выцветшего, испачканного куска старого ковра, лежавшего на полу в этой заплесневелой, сырой комнате, уж он-то точно нуждался в хорошей стирке. Хотя на самом деле его следовало порвать в клочья и засунуть в мусорный контейнер, который привезли сегодня утром. Предполагалось, что завтра папа начнет преобразования в доме, но пока единственное, что я слышала, были его угрозы выбросить в мусорный ящик компьютер, который он пытался заставить работать в течение последних восьми часов...

— Ладно, этот маленький дьяволенок мой, — сказала мама, смывая мыльные рожки с волос ближайшего к себе мокрого, хихикающего мальчишки, оказавшегося Джейми, в то время как я сгребла в охапку второго орущего малыша - Джейка, который по крайней мере не кусался.

— Тебе уже удалось связаться с Фрэнки?

— Нет, — пробормотала я, сжав, как тисками, лодыжки Джейка, чтобы заставить его стоять смирно, пока я заворачивала его в большое пушистое полотенце. — Тетя Эсме сказала, что она снова пошла куда-то с девочками.

Тетя Эсме так же, как и я, была удивлена, что Фрэнки не ответила на две эсэмэски и три письма, которые я ей послала сегодня.

— Ну, у вас двоих будет достаточно времени поболтать в следующие выходные!

Мама лучезарно улыбнулась, как будто призывая меня не обращать внимания на ту высокую, толстую стену молчания, которая с вечера пятницы встала между мною и большинством моих подруг.

Я честно постаралась не впасть от этого в уныние. В конце концов, прошло только два дня, которые для меня, засунутой в эту дыру на краю земли, могли показаться неделей, целой вечностью, но, вероятно, длились не больше десяти минут для Фрэнки и остальных. Я действительно мечтала о приезде Фрэнки. Мне не терпелось излить ей душу и рассказать все: и как я скучаю по Сэбу, и еще о том ужасе, который случился в кафе сегодня в полдень. Говорю вам, эти парни удержались бы от всяких комментариев, если бы на моем месте была Фрэнки. Один строгий взгляд — и они тут же подняли бы лапки.

— Может, ты до сих пор переживаешь по поводу того, что сказали тебе сегодня в кафе эти мальчишки? — внезапно спросила мама, как будто снова прочитав мои мысли.

Лучше бы она читала мои мысли несколько последних месяцев, когда я молчаливо вопила: «Не заставляй меня уезжать отсюда!»

— Немного. — Я пожала плечами, вытирая полотенцем мокрую шевелюру Джейка и стараясь удалить невесть как попавший туда песок.

— Но когда люди не знакомы с тобой, Стелла, они всегда сначала замечают в тебе что-нибудь необычное. Ничего плохого они под этим не подразумевают.

Я знала это. Ведь моим самым любимым занятием было рисование карикатур. С помощью карикатуры вы можете выделить некоторые черты человека и преувеличить их. Но пусть это лицемерие, сама-то я не особенно люблю, когда кто-нибудь выделяет какие-нибудь моичерты. Я говорю не только о своих волосах, или о полосатых носках, или о томатном соусе на моей футболке. Меня огорчало то, что здесь, в Портборе, все наше семейство стало выглядеть не так, как раньше. Как будто мы почти не имели отношения друг к другу, просто случайно вытянули жребий и оказались вместе. Даже близнецы совсем не были похожи на близнецов. И если бы я захотела нарисовать карикатуры на членов моего семейства, вот что я бы изобразила.

ОТЕЦ: высокий, короткие белокурые волосы, голубые глаза (похож на норвежца, хотя сам из Норфолка).

МАМА: темно-каштановые волосы, которые постоянно падают ей на лицо, оливковая кожа, большие карие глаза (похожа на итальянку, но родом из Хакни, Восточный Лондон).

ДЖЕЙК: маленький крепыш, пушистые торчащие волосы, серые глаза (похож на дедушку Стэнсфилда в детстве).

ДЖЕЙМИ: высокий для своего возраста, худенький, очень бледная кожа, светло-рыжие волнистые волосы (точно как на фото маминой мамы — Наны Джонс).

Теперь я. Четыре четверти, которые составляют Стеллу Стэнсфилд (то есть гены всех моих дедушек и бабушек), каким-то образом добавленные к чему-то отличному от всего остального моего семейства. Я получилась со светло-каштановыми крутыми локонами, карими глазами и россыпью веснушек как раз посередине носа (как будто краску цвета кофе стряхнули с кисти прямо мне на нос). Непонятно, откуда появились веснушки (никто из моих дедушек и бабушек в этом не был замечен), но с волосами просто. Они такие потому, что одна моя четверть происходит из Норфолка, другая — из Йоркшира, третья - из Восточного Лондона, а четвертая — с Барбадоса.

— Как получилось, что ты совсем не похожа на своего отца? — спросила я маму, хотя прекрасно знала ответ — я уже задавала ей этот вопрос.

— Иногда гены могут перепрыгнуть через поколение, — пожала плечами мама. — Видишь, моя кожа темнее, чем твоя, этот цвет, должно быть, я и унаследовала от отца. Ты ведь не считаешь свои роскошные волосы некрасивыми?

Я покачала головой. Мне нравились мои кудряшки, за исключением тех промежутков времени, когда я должна была приводить их в порядок или когда они вызывали насмешки тупых, невежественных идиотов в кафе.

— Как бы мне хотелось взглянуть на фото моего дедушки! — вздохнула я.

Я и раньше говорила это, множество раз. Я также мечтала увидеть Нану Джонс, но этого не случилось, поскольку я родилась через много лет после ее смерти.

— Я знаю, Стелла, но я ведь уже много раз говорила тебе, что видела фото моего отца очень давно, когда была маленькой девочкой, и не знаю, что с ним случилось.

Как странно! Нана Джонс и этот парень влюбились друг в друга, когда она была лишь на четыре года старше, чем я теперь, но она не осмеливалась сказать об этом своим родителям, потому что он был черным. Жаль, что я так мало знаю о нем. Фактически я знаю лишь четыре вещи о моем деде: 1) он был добрым, 2) он был симпатичным, 3) его звали Эдди и 4) он был родом с Барбадоса и переехал в Англию со своими родителями совсем маленьким мальчиком. Не густо.

— Не забывай, Стелла, что это очень давняя история, тогда отношения между людьми были совсем другими, — сказала мама, как будто снова непостижимым образом прочла мои мысли. — Они вели себя совершенно варварски по отношению к людям с другим цветом кожи и были нетерпимы к таким вещам, как рождение детей вне брака.

Много лет назад мой дед покинул Лондон с разбитым сердцем, потому что Нана Джонс порвала с ним, боясь, что родители ее проклянут. И это самое печальное во всей этой суперпечальной истории: он так никогда и не узнал, что станет отцом, а потом и дедушкой.

— А как случилось, что Нана Джонс снова встретила дедушку Эдди? — продолжала выпытывать я у мамы, стараясь сложить воедино обрывки этой истории.

— Как-то летом он работал в Хакни, и не спрашивай, что он там делал, потому что мама об этом никогда не рассказывала.

— Как ты думаешь, где он может быть сейчас? — спросила я, нагнувшись и схватив Джейка до того, как он успел забраться в ванну с водой.

— Ну, если он все еще жив, то в любой части света. Может быть, он вернулся на Барбадос, а может, живет в двух милях отсюда, — проговорила мама, стараясь не дать Джейми засунуть обе ноги в одну штанину. — Нет способа даже узнать это, поскольку вся история произошла около сорока лет назад и мы даже не знаем его фамилии.

Моя мама на редкость практична. Нет, ничего особенного, у нее просто есть этот талант не волноваться по поводу вещей, с которыми ничего нельзя поделать. Вот почему, догадалась я, она заставила отца переехать сюда до того, как у него приключится новый приступ паники и он перепугает еще больше пассажиров метро.