Лейтенант Шмидт

крюках, словно люльки.

И разве могло прийти кому в голову, что уже в полдень гря-

дущего дня на броненосце вспыхнет мятеж и броненосец «По-

тёмкин» обретёт бессмертие?

Всё началось во время обеда — матросы отказались есть чер-

вивое мясо, которым их уже не раз потчевали. Чтобы усмирить

команду, офицеры отдали приказ расстрелять нескольких мат-

росов. Их оттеснили штыками к борту и набросили на головы

огромный парус. Тяжёлый брезент прижал приговорённых к

палубе, притиснул друг к другу, и, когда казалось, что уже ни-

что не может спасти их от гибели, товарищи матросы броси-

лись на выручку. Офицеры выхватили револьверы, но было

уже поздно — вслед за командиром полетели за борт ещё пять

офицеров. Остальные сдались, их обезоружили и высадили на

берег.

В этой схватке погиб матросский вожак большевик Григо-

рий Вакуленчук. Его похоронили в Одессе, куда пришёл, неся

на мачте красный флаг, мятежный броненосец.

В Петербург царю полетели телеграммы:

«ВОССТАЛ БРОНЕНОСЕЦ!!! УГРОЖАЕТ ОРУДИЯМИ ОДЕССЕ!!! РА-

БОЧИЕ ОДЕССЫ ПОДДЕРЖИВАЮТ МЯТЕЖНИКОВ!!! ВОЗВОДЯТ БАР-

РИКАДЫ НА УЛИЦАХ!!! ЭТО — РЕВОЛЮЦИЯ!!!»

Царь распорядился: в Одессу послать войска, а против бро-

неносца выслать весь Черноморский флот и во чтобы то ни ста-

ло потопить мятежный броненосец.

Что оставалось мятежной команде «Потёмкина»? Спустить

красный флаг и сдаться. Или оставить броненосец на якорях в

Одесской гавани, а самим покинуть корабль и раствориться в

одесской толпе. Бежать от смерти или каторги — что может

быть естественнее для человека?!.

Но решили иначе: выйти навстречу идущей из Севастополя

эскадре. Мятежный корабль шёл один против всех. И на обеих

его мачтах развевались алые флаги. Было это столь неожидан-

ным и дерзким, что адмирал Кригер вместо того, чтобы прика-

зать открыть по броненосцу огонь из всех орудий, поднял на

мачте своего броненосца сигнал: «СЛЕДОВАТЬ СУДАМ ЭС-

КАДРЫ ЗА МНОЙ». После этого он повернул свой корабль и

повёл всю эскадру назад — в Севастополь. Адмирал Кригер ис-

пугался, что вся эскадра перекинется на сторону мятежного

броненосца.

Так впервые не был исполнен приказ царя. Флот, который

обязан был захватить или потопить мятежный броненосец, сам

бежал от него, спрятался в Севастопольской гавани под защи-

той береговых батарей.

Броненосец «Потёмкин» под красным флагом гордо прошёл

мимо Крымских скалистых берегов, мимо вечнозелёного Кав-

казского побережья, но нигде не нашёл поддержки. На исходе

были уголь, запасы пищи, вода. И потёмкинцы решили уйти в

Румынию.

Когда Владимир Ильич Ленин, который в это время нахо-

дился в эмиграции в Женеве, узнал из газет о приходе «Потём-

кина» в румынский порт Констанца, он назвал броненосец

«НЕПОБЕЖДЁННОЙ ТЕРРИТОРИЕЙ РЕВОЛЮЦИИ».

Вот каким был этот год — 1905. Год начала ПЕРВОЙ РУС-

СКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.

Революция была похожа на шквал — так внезапно менялись

события. Все знали, что было вчера. Никто не знал, что будет

завтра. Уже наступила осень...

В ту осень не дымили трубы российских заводов, не пылали

доменные печи Донбасса и не мчались по рельсам, выбрасывая

снопы искр, пассажирские и товарные поезда.

ВСЕРОССИЙСКАЯ СТАЧКА. По всей стране народ требовал

перемен. Не просил, как это было в январе, а ТРЕБОВАЛ!

Военный губернатор Петербурга генерал Трепов отдал при-

каз: «Против демонстрантов патронов не жалеть!!!»

Но рабочие упрямо выходили на демонстрации и не выхо-

дили на работу. Они требовали равных прав для всех. Торгов-

цы взвинтили цены на продукты. Рассуждали: «Голод не

тётка, захотят есть — вернутся к станкам!» Но и это не помог-

ло — рабочие не сдавались.

А царь — виновник «Кровавого воскресенья», что делал он?

Вместе с семьёй и придворными он спрятался в маленьком

дворце на берегу Финского залива и трусливо ждал известий от

своих министров и генералов.

В те годы возглавлял царских министров граф Витте. Это

был очень умный и хитрый чиновник, политик, дипломат.

— Ваше величество, — сказал он, обращаясь к царю, — если

вы не пообещаете народу всех свобод, которых он требует,

произойдёт революция. Издайте манифест. Пообещайте в этом

документе народу всё, что он желает, и народ притихнет. Рабо-

чие вернутся на заводы и фабрики, крестьяне перестанут жечь

усадьбы помещиков, страна успокоится, и всё останется по-

прежнему.

Царь согласился — и 17 октября 1905 года поставил свою

подпись на манифесте, который написал граф Витте.

Всю ночь стучали телеграфные аппараты, сообщая ВСЕМ...

ВСЕМ... ВСЕМ... О ДАРОВАННЫХ ЦАРЁМ СВОБОДАХ.

Наступил новый день — 18 октября 1905 года.

На улицах люди обнимали друг друга, кричали «ура», пла-

кали от счастья. Верили: теперь всё пойдёт иначе. Будут союзы,

будут партии, будут собрания, и больше никто никогда не по-

смеет запретить произносить слова правды! А разве правда, вы-

сказанная вслух, не оружие в борьбе за справедливость?!

И на митингах, которые вспыхивали сами по себе на улицах,

на бульварах, на площадях и набережных, люди открыто гово-

рили о своих чаяниях и надеждах, ещё не зная, как закончится

этот день...

В Севастополе митинг бушевал на Приморском бульваре.

И лейтенант Шмидт стоял в ликующей толпе и слушал орато-

ров, которые поднимались на деревянный помост эстрадной ра-

ковины, где по вечерам играл духовой оркестр. Оркестр и сего-

дня играл, но не привычные вальсы, а «Марсельезу» — француз-

скую революционную песню.

— Почему играют «Марсельезу», а не гимн «Боже, царя

храни»? — останавливаясь возле Петра Петровича, удивлённо

проговорил капитан второго ранга Славочинский. — Это непо-

зволительно!

— Да потому, — ответил Пётр Петрович, — что «Марселье-

за» — песнь свободы! И в такой день, когда российские рабочие

в упорной борьбе завоевали гражданские свободы, пристало ли

им петь гимн царю?

— Ну знаете ли! — возмутился Славочинский. — Услышать

такое от офицера и дворянина — это... это... это вам так просто

не пройдёт! И запомните, лейтенант: его величество русский са-

модержец Николай Второй даровал свободы своим поддан-

ным! И посему его величеству и надлежит петь хвалу в знак

благодарности. С вами же я более не знаком.

— Вот и отлично, — проговорил Шмидт и сам поднялся на

помост. Он знал, что скажет людям: надо идти к тюрьме и тре-

бовать, чтобы городские власти немедленно освободили полити-

ческих заключённых.

...Спускалась ночь, чёрная и звёздная, но люди, собравшиеся

на площади перед тюрьмой, не спешили расходиться по домам.

Они ждали, когда распахнутся тюремные ворота и появятся уз-

ники, мужественные люди, не побоявшиеся вступить в едино-

борство с самодержавием.

И Пётр Петрович был тут же. Это он передал начальнику

тюрьмы требование освободить политических. И не сомневался,

что сейчас это произойдёт.

Вот и вправду дрогнули створки ворот. И по толпе пронёсся

вздох облегчения — наконец-то!