Тёзки

Садовник кивнул в сторону укрытых растений на соседнем участке и улыбнулся.

— А эти балеринки в белых юбочках — только для декорации. Толку от них на копейку, а мороки — на весь четвертной.

На следующий день на уроке ботаники, когда Александра Петровна рассказывала о том, как Мичурин вывел свою знаменитую грушу Бере зимняя Мичурина, Тоша всё время прерывал учительницу, так что получил от неё даже замечание. Но услышав, что Мичурин воспитывал гибриды в суровых условиях и тем создал свой знаменитый метод выведения зимостойких сортов, Тоша не удержался и сказал на весь класс:

— А мы с Антоном Ивановичем только так и выводим.

Александра Петровна в отчаянии от Тошиной разговорчивости шутливо схватилась за голову и опустилась на стул. Тоша воспользовался этим моментом, встал и начал рассказывать, как все надели на цитрусовые юбочки, а Огнев не захотел укрывать растения от мороза и заставил их приучиться к холоду.

— Вот это и есть правильное мичуринское воспитание, — сказал в заключение Тоша. — Так мы с Антоном Ивановичем и выводим свои морозостойкие сорта мандаринов.

— Правильно выводите! — встала из-за стола Александра Петровна. — Только ты неправильно ведёшь себя на уроках. Ты что же, хочешь, чтобы я села за парту, а ты бы читал всем нам лекции о суровом воспитании.

Ребята засмеялись, и Тоша вспомнил, как смеялись над ним, когда он объяснял учительнице, что сделал теобразный надрез. Теперь ребята смеялись дружелюбно: ведь как-никак Тоша считался лучшим ботаником в классе.

В середине февраля теплоход «Кубань» взял из Новороссийска груз и ушёл на Кубу. С ним Тоша отправил свои грецкие орехи и каштаны, да ещё шишки гималайских кедров, которые в последний день удалось набрать ребятам.

— Я читал, что у них гималайские кедры очень хорошо растут, — сказал Тоша своему дяде, когда передавал ему мешочек с шишками.

А теперь Тоша просто не знал, чего бы ещё отправить своим кубинским друзьям. Но однажды, когда он, как обычно, был в селекционном саду, один рассказ так и заставил его подскочить. Он попросил Антона Ивановича дать ему инжир, который тот привёз из Турции. Огнев очень удивился такой просьбе и сказал, что никогда в Турции не был.

— А почему же Иван Ильич говорит, что вы привезли из Турции какой-то очень вкусный инжир.

— Да, да, да, — улыбался Огнев. — Значит, из Турции привёз? Крепко! Может, он тебе говорил, что я там с султаном обедал?

Алексей Петрович догадался, о каком инжире говорил Тоша, и сказал:

— Антон Иванович, да вы знаете, о каком инжире хлопочет этот садовник? О том, который вы из семечек вывели.

И тут Тоша услышал одну интересную историю о том, как Огнев выводил новые сорта советского инжира.

Сам Антон Иванович не любил хвастать тем, что он сделал, но Алексей Петрович мог часами говорить о его работе и, конечно, не утерпел, чтобы не рассказать Тоше об Огневских инжирах.

Рассказ Алексея Петровича о том, как инжир турецкий родил инжир советский

— Антон Иванович правильно сказал насчёт Турции, — начал Алексей Петрович. — В этой азиатской стране он не бывал, а стало быть, и инжиров никаких оттуда не привозил. Но был с ним один случай. Ехал он с женой из Батуми на теплоходе. А в пароходном буфете продавали в пачках хвалёный турецкий инжир. Он и говорит жене: «Давай попробуем, такой ли уж вкусный инжир у турок, как о нём говорят».

Купили, попробовали. Ничего ягодка, но и не так, чтобы особенно выдающаяся. А у Антона Ивановича такая привычка есть: какие бы фрукты он ни ел, обязательно семена из них в кулёчки собирает, а потом в бумажку, и — в карман.

Так и тут получилось. Привёз он этих сёмян несколько пакетиков. А у инжира семена маленькие, мельче макового зёрнышка. Он и высеял их на грядку, как какую-нибудь морковь. Лето было тёплое, почва хорошая, влаги много, и как ни сушили в печках турки свою винную ягоду, всех семян всё-таки не убили — штук пятьсот проросли у Антона Ивановича и дали всходы. Через год он отобрал из них самые сильные и высадил в сад. И вот проходит год, два, три, пять лет — инжиры растут у нас не хуже, чем в Турции, и становятся солидными деревьями. Появились на них плоды. Самые разные получились, хотя и была та винная ягода спрессована в одной пачке. И жёлтые, и зелёные, и чёрные, и фиолетовые, как вот эта клякса у тебя на щеке.

Стали мы пробовать плоды на вкус, — неважнецкие. Вдобавок ко всему, эти турки никак наших дождей не переносили. Чуть дождик, они и раскисли: трескаются, гниют, осыпаются. Просто хоть чалму на них надевай или паранджу какую-нибудь. Несколько лет с ними возились. Два поколения деревьев вывели. Уже руки опускаться стали.

И вот идём раз по саду, смотрим вверх, задрав головы, и вдруг Антон Иванович кричит мне:

— Алексей Петрович, лестницу!

Поставил я лестницу к одному инжиру, забрался на дерево, снял тот самый плод, на который указывал Антон Иванович. А плод уже до того созрел, что из глазка его вытекла и застыла на коже золотистая, как хороший мёд, капелька. И у этой капельки уже стараются несколько пчёл.

«Э, — думаю, — недаром пчёлы тут хлопочут! Значит, должен быть этот инжир сладким».

Антон Иванович разломил инжир, а из него готовое варенье потекло.

— Что? — засмеялся Тоша.

— Варенье, — повторил Алексей Петрович. — Чему ты удивляешься?

— Это вы турецкому султану расскажите про варенье! — сказал Тоша.

— Ну то-то! — улыбнулся садовник. — Я просто испытать тебя хотел: думал, ты всё ещё в волшебные ножички веришь?

— А я и не верил, — засмеялся Тоша. — Это Зюзя верил…

— Ну, в общем, инжир оказался замечательным: мякоть красного цвета, сочная, вкусная, сахаристая, пчёлы к нашим рукам так и липнут, будто мы не инжир, а мёд едим.

— Вот это, — говорю я Антону Ивановичу, — плод! Это благородный плод, Антон Иванович!

Так мы нашли четыре замечательных дёрева и стали над ними работать, чтобы создать наши советские инжиры.

А теперь посмотри, что с нашими инжирами делается.

Алексей Петрович подвёл Тошу к дереву с узловатыми сучьями. Верхушки ветвей у этого дерева все были обрезаны на черенки для размножения.

— Вот, Тоша, — сказал садовник, — так и сделал Антон Иванович из инжира турецкого инжир советский. А началось ведь всё с семян, которые он собрал тогда, на теплоходе, в пакетики. Ты куда же вскочил?

А Тоша, радостный, возбуждённый, и в самом деле встал с места и сказал:

— Спасибо вам, Алексей Петрович! Вот хорошо-то!

Алексей Петрович, ничего не понимая, спросил:

— За что же спасибо-то?

— А вот за то, что вы подсказали мне, как надо действовать. Я теперь всегда буду складывать семена в пакетики.

— Ну и что?

— Да как вы не поймёте! — вскричал мальчик. — Я же теперь пошлю на Кубу, знаете, сколько семян? О, несколько миллионов!

— Ах, ты вон о чём, — рассмеялся садовник. — Ну, давай действуй, действуй!

После долгих дождей и холодов на Черноморском побережье установились, наконец, солнечные дни. В садах отцветали алыча и персик, сливы, яблони и груши покрылись белыми и розовыми цветками. Тоша как только приходил из школы, сразу выскакивал в свой сад.

— Ну как, Тоша? — кричал ему из-за забора сосед. — Завалимся мы с тобой в этом году фруктами?

— Думаю, что завалимся, Иван Ильич, — солидно отвечал Тоша.

Он начал делать прививки на той алыче, которую посадил осенью. Его первая яблоня, которую он в знак особого уважения к своему учителю назвал «Огневкой», стояла убранная в розовое, белое и красное, и над ней всё время гудели пчёлы.

— Теперь, сосед, недельку хорошей погоды, и мы бы опылились, — сказал Иван Ильич, поглядывая на небо.

— Пять дней и то не плохо бы, — откликнулся Тоша, которому очень нравилось, что сосед с ним советуется.

Но хорошей погоды не получилось. Пока Тоша был в саду, небесная голубизна вдруг стала тускнеть, потом небо посерело совсем. Солнышко стало походить на безжизненную луну, так что на него можно было смотреть незащищённым глазом.