Двое на одном велосипеде

— Ну? — вскинул голову Санька. — Настоящий кратер? Глубокий? И страшно было?

— Было… — признался Вася. — Главный кратер погрузился в море, а на суше лишь часть его, он извергался миллионы лет назад…

— Ясно, — проговорил Санька. — Как-нибудь подробно расскажешь обо всём.

— Сань! — вдруг толчком вырвалось у Васи, и голос его сломался. И он замолк.

— Чего? — Санька пристально посмотрел на Васю.

— А с тобой бы я полез в кратер вулкана, если бы он даже извергался! — выпалил Вася и запнулся.

— Это почему же? — удивился Санька, но тут же всё понял, подставил Васе ножку, толкнул — тот полетел на землю, но не долетел: Санька удержал его за руку и поставил на ноги.

Вася засмеялся, подпрыгнул, как козлёнок, и спросил:

— А к студентам сходим? Помнишь, вчера говорил?

— Помню, сходим.

Санька решил сейчас же отправиться в Рябинки, однако в калитку вошёл дед Демьян. У Саньки сразу упало сердце — такой у деда был мрачный вид. Узнал, узнал обо всём!

На всякий случай Санька взял лопату и принялся копать землю (там, где он копал позавчера), хотя дед и не просил его. Дед угрюмо смотрел перед собой и мимо Саньки, пошёл прямо в дом, где уже кухарила мачеха.

Санька не вытерпел и подался за ним. Уж очень не любил он жить в неведении.

— Иди рви клевер, — сказал он Васе, а сам неслышно подошёл к дому.

Чем больше слушал Санька быстрый, прерывистый говорок деда, тем веселей становилось ему. Оказывается, студенты, к которым дед только что ходил договариваться о постройке душа и ремонте сарая, приняли его не очень ласково. Дед долго ждал, когда они закрепят железобетонную панель, поданную подъемным краном. Потом кран принёс им другую панель, и такелажница с красным флажком в руке несколько раз кричала деду, чтобы он отошёл. Во время короткого перекура Володька и несколько студентов наконец удостоили его вниманием и подошли; один из них, усатый, с мужичьей бородкой, кажется, был бригадиром. Они говорили с дедом как-то странно, не то соглашаясь, не то отказываясь, явно хитря и беря его на пушку. А потом, переглянувшись, заломили такую деньгу, что деду чуть не стало плохо. При разговоре Володька стоял чуть в сторонке и как малознакомый дул в кулак, хотя вся-то надежда была на него. Не он ли подговорил студентов столько заломить?

Санька, очень довольный, бесшумными шагами отошёл от дома: дед был в плохом настроении не из-за него.

Разыскав в сарае Марину, он сказал:

— Я только что узнал… Дед снова был на стройке… Студенты столько заломили… И Володька там был… Видно, не хотят браться!..

— Ну и правильно делают, — ответила Марина, — деду надо за бесценок, а студенты работают на совесть. Володька мне говорил, что дирекция совхоза в Рябинках очень довольна их работой — не первый год строят они свинарники и коровники: на Урале построили, в Казахстане… Хорошо, что они отказываются: нам с тобой было бы стыдно, если бы дед на участке надзирал за ними, покрикивал, указывал и… — Марина вдруг осеклась и замолчала.

— Что? Уж не ты ли подговорила Володьку, чтобы не брались?

— Очень мне надо… У них у самих голова на плечах! — Марина как-то непонятно улыбнулась.

— Не скажешь? Хорошо! Сейчас я сбегаю на стройку и всё выясню.

— Пожалуйста! Кто тебя держит? Но в таком случае я накатаю Володьке записку, — сразу оживилась Марина и, как показалось Саньке, этой своей непонятной улыбкой выдала себя.

Санька знал, что душ был нужен и сарай надо бы подремонтировать, но… Но нельзя было кого-нибудь надувать при этом. Особенно замечательных ребят, раскинувших свой лагерь возле прудов у Рябинок…

— Пиши, а я сейчас! — бросил Санька и побежал на поляну, где вовсю трудился Вася.

Глава 13. Куртки с красной рябиной

— Васька, давай закругляйся — и на Бычий пруд! — крикнул Санька, отнёс неполный мешок Зурке, взял лопату, оглянулся — дед и мачеха ходили по огороду — и принялся копать у забора червей. Копал он быстро, сноровисто и как-то весело, не так, как Вася с папой. Санька любил копку червей: у него это была не копка, а охота.

— Ты куда удираешь, друг любезный! — дурашливо кричал Санька и бережно, но решительно тащил из земли красного червяка, бросал издалека и попадал точно в консервную банку.

Вася тоже тащил, бросал и промахивался, и всё-таки на этот раз ему совсем не было противно или неприятно.

Скоро они накопали столько, сколько было нужно. Санька опять оглядел участок — ни мачехи, ни деда на нём не было.

— Я сейчас кое-чего нарву, а ты внимательно следи по сторонам, — сказал он Васе. — Как заметишь кого, кроме Маринки разумеется, запой какую-нибудь песенку… Хорошо?

— А зачем?

— После объясню… Ну, начинай наблюдение!

Санька побежал к грядке с огурцами, раздвинул руками свежие зелёные плети с широкими шершавыми листьями, нацелился глазом и стал торопливо откручивать висевшие и лежавшие на земле ещё некрупные, но и не маленькие уже огурчики, нежно-зелёные, в младенческих пупырышках и с жёлтыми хрупкими цветками на концах.

Санька набрал их с десяток — пожалуй, хватит: дед заметит и поднимет тревогу (сами ещё не едят, ждут, когда вырастут побольше) и потом целую неделю будет изводить его подозрениями.

Санька подошёл к Васе — тому так и не пришлось петь песенку, но лицо у него было напряжённое, виновато-бледное. Бедняга, он ни разу, наверно, не участвовал ещё в подобных «боевых» операциях! А пора бы…

— Санька, на минутку! — крикнула с крыльца Марина.

Он взял её записку, сложенную, как аптечный порошок, с надписью круглым почерком: «В. Замкову», и они с Васей зашагали к Бычьему пруду.

Лицо у Васи было очень серьёзное, губы решительно сжаты, даже закушены, словно шёл он сейчас не радоваться и веселиться, а на чрезвычайно ответственное, опасное дело, с которого можно и не вернуться живым… Смех один!

Санька вспомнил про его суровых бабок.

— А тебе не влетит, что идёшь со мной?

— Мне? Да ты что! — возмутился Вася, но Санька-то заметил, как весь он залился густо-красным, как огнетушитель, румянцем. Значит, может влететь, и ещё как!

— А хоть доложил бабкам, куда идёшь?

— А чего докладывать? — храбро вздёрнул голову Вася, и это понравилось Саньке.

Они прошли через тополиные посадки к бетонке и через несколько минут оказались у Бычьего пруда.

Со стройки доносилось ровное гудение подъёмного крана, жаркий лязг металла, голоса строителей — они были в коричневых касках, в ковбойках и майках, а кое-кто, невзирая на тёплый день, в зелёных куртках.

Санька с Васей раскрутили все три удочки, но первое время смотрели не столько на поплавки, сколько на то, как плыли в воздухе между облаков серые панели и блоки, как их принимали и направляли, куда нужно, руки студентов.

Поплавки и минуты не оставались неподвижными — бычки клевали отчаянно. Поплавки дёргались вправо и влево, подпрыгивали, тонули. Санька только и успевал вытаскивать из воды леску, пускать в полиэтиленовый мешочек с водой отцепленного бычка, поправлять на крючке червяка и снова забрасывать.

Работа была живая, лёгкая, и вот эта-то лёгкость и простота быстро приедались. Хотелось хоть раз выждать, вытерпеть, выстрадать, по-настоящему заслужить громадную рыбину! А в Бычьем пруду такие рыбы не водились. Иногда здесь попадались довольно крупные караси, но разве поймать одного из них — настоящая удача?

Вася неплохо помогал ему: Санька вытаскивал рыбин пять, Вася — одну, иногда — две. Совсем неплохо! Особенно для малыша. Жаль вот, много времени уходило на то, чтобы снимать с крючка этих скользких головастых обжор, глубоко заглатывавших наживку, каждый раз развязывать прозрачный мешочек и класть их туда.

— Надо было взять ведро, — сказал Санька, и Вася кивнул. — А ещё знаешь что? Надо было прихватить твоего любимого Крылышкина…