Шестая Бастионная

и экипажей устремлялись от берега, я вместе с удовольствием всегда ощущал в душе противный холодок.

А здесь-то за кого боятся? Экипаж – крепкие парни, прошедшие не одну морскую «заварушку». Да, к тому же, сейчас я не был командиром и отвечал лишь за себя.

У Олега были, конечно, иные чувства – на то он и капитан. Однако и ему хотелось, видимо, напоследок пройтись при хорошем ветре. Команда не возражала. Мы привелись до западного румба – сделать это было не трудно, потому что ветер уже зашел к норду. И «Фиолент» помчался в открытое море.

Море это было сизым вдали и зеленым вблизи – с белыми кудрявыми гребнями. А небо стало лиловым. В нем проскакивали неяркие и пока бесшумные молнии. Яхта бежала отлично – сплошная радость на душе. Но похожая на синий островок плавбаза оставалась все такой же далекой. А ветер давил все крепче. И когда слева от нас на желтых обрывах возникли и ушли назад развалины древнего города Херсонеса, капитан Вихрев озабоченно сказал:

– Все, братцы, хватит. Оверштаг…

«Фиолент» пошел носом к ветру, перевалил на другой галс и столь же резво побежал к городу.

И вот тут «плюнуло» так, что всех нас обдало брызгами, а шестнадцатиметровая мачта с белым треугольником грота стремительно пошла к воде.

Потом крен уменьшился. Экипаж отплевывался и сдержанно чертыхался.

– А ну-ка, мальчики, будем соблюдать инструкцию, – сказал Олег. – Наденем-ка спасательные жилеты.

Бородатый Миша выгреб жилеты из форпика. Один из них дали мне.

Жилет оказался старый. В одном месте от него был полуоторван оранжевый прорезиненный лоскут – и легкомысленно пристегнут булавкой. Когда я натягивал это «спасательное средство», булавка отскочила и воткнулась мне в палец.

Шипя от боли, я слизнул кровяную каплю и оглянулся – что делать? Я знал поганое свойство своего организма: от малейшей царапины – всякие распухания и воспаления. Но в такой обстановке спрашивать про аптечку было неудобно.

Я спустился (вернее, скатился) в кубрик. Там на койке валялась моя сумка, в ней был тройной одеколон.

Пропитав одеколоном палец, я сунул флакон в сумку, и… тут койка поехала вниз и встала ребром. Палуба под моими ногами сделалась вертикальной. Я пузом грянулся на ограждение койки. В углу сдержанно взвизгнул Вихревский пудель Чапа. Вообще-то он был храбрый морской пес, но сейчас его отправили с верхней палубы вниз, от греха подальше, и он в одиночестве поддался недостойному моряка испугу.

И я поддался! Не за себя и, честно говоря, не за яхту и ее экипаж. За Митьку!

Он же там – все еще привязанный ушами к релингу!

Господи, да там ли?

Яхта между тем выпрямлялась, и я бросился по ступеням вверх.

Митька был на месте. Только сырой насквозь. Я буквально сорвал его с релинга. Сунул беднягу под жилет и кинулся помогать экипажу, который укрощал полуспущенный мокрый грот. Оказалось, что под ударом шквала «Фиолент» лег парусами на воду. Хорошо, что никого не смыло…

Скоро грот подняли опять, уже со взятыми рифами. То есть с уменьшенной площадью.

Мне