Светлана

Поцеловала Лида Максимова, налетели все три Мухи вместе с Нюрой Поповой, а за ними и другие де­вочки.

На Галю Солнцеву Светлана сердилась тогда, в сен­тябре, только один день: больше не могла.

Придя в класс после всего этого скандала, Светлана решила держать себя гордо и независимо, но девочки встретили ее так тепло, они так волновались за нее, что вся ее надуманная гордость исчезла бесследно, как исче­зает лопнувший мыльный пузырь. А Галя Солнцева сра­зу спросила:

 — Ты очень на меня обиделась, что я про тебя рассказала?

На этом обида и кончилась. Потом подошла Нюра Попова:

 — Ты на меня не сердись. Я всегда так: сначала скажу, а потом подумаю.

Оказалось, что и Нюре и Тусе Цветаевой попало от всех — и от Лиды, и от старшей вожатой, и от Ивана Ивановича, и от директора.

Но больше всего попало им от девочек на классном собрании, которое стихийно началось тогда после уроков. Нюра плакала и жалела Светлану, а Туся, наоборот, не раскаялась.

Вечером приходила в школу Тусина мама и, защищая Тусю, негодовала на всех: и на вожатую, и на Ивана Ива­новича, и на директора. Она говорила, что девочки «тра­вят» ее дочь, а учителя и директор, вместо того чтобы просто исключить Светлану из школы, стараются всю ви­ну свалить на бедную Тусю.

Потом прошел слух, что Тусина мама решила пере­вести Тусю в другую школу. Потом все как-то успокои­лось и наладилось, но Светлана чувствовала, что Туся дуется на нее...

Вот и сейчас — все девочки из четвертого «А» подхо­дят и поздравляют одна за другой, а Туся Цветаева даже глазами встретиться не хочет: громко разговаривает в стороне, демонстративно отвернувшись.

В такой день не должно быть никаких туч!

Светлана, издалека пробираясь через веселую толпу, подошла к Тусе и протянула руку.

 — Туся, — сказала она, — я сегодня такая счастли­вая, и я тоже теперь в пионерской дружине. Надо дру­жить.

Туся никак этого не ожидала. Она растерянно обняла Светлану и неловко чмокнула ее в подбородок. А потом удивленно говорила Нюре:

 — Странная девочка эта Светлана: сама же на меня обижалась, и сама же ко мне первая подошла!

 — «Солнце начинает спускаться к горизонту».

Евгения Петровна выждала, пока допишут все, и мед­ленно прочитала следующую фразу:

— «В воздухе заметно свежеет».

На ее уроках не тревожно и не страшно — или это ка­жется так по сравнению с уроками Ивана Ивановича? И сама Евгения Петровна уютная, домашняя, говорит тихим голосом, даже не похожа на учительницу. Нет в ней педагогической самоуверенности и властности. На кон­трольной работе можно потихонечку скосить глаза и по­смотреть, как там дела у соседей. А с хорошими соседя­ми не пропадешь. Галя Солнцева, например, почти всегда пишет диктанты без ошибок. При сомнении можно за­глянуть в тетрадь черненькой Мухи, которая сидит как раз перед Светланой, — это будет совсем надежно.

В общем, конечно, Евгения Петровна не такая уютная и добрая, как может показаться с первого взгляда... Дик­тует ровным голосом, ясно и четко выговаривая каждую фразу, но без подсказки. Она произносит слова так, как мы их говорим, но не так, как они пишутся.

 — «Не слышится пения птиц».

Кто его знает, как нужно здесь писать: «и» или «е»?

Светлана задумывается... Это еще в третьем классе проходили... Давно было дело! Нет, все равно так бы­стро не вспомнишь... Выручайте, верные друзья!

Есть такое хорошее выражение: «чувство локтя». Светлана чувствует рядом со своим правым локтем Га­лин левый. Галя, почему-то стиснув зубы, должно быть от волнения, старательно выводит посередине трудного слова красивое, с нажимом «и». Светлана вытягивает шею — теперь ей видна тетрадь Лены Мухиной… У Мухи тоже «и». Мушенька ты моя! Галочка ненаглядная! Де­вочки, какие вы хорошие, опять выручили!

Аккуратно промокнув, Светлана переворачивает стра­ницу. По голосу Евгении Петровны чувствуется, что это уже последние фразы. Хорошо бы написать на пятерку... Ни одной пятерки еще не было ни за одну письменную работу. Даже по русскому языку, не говоря уже об ариф­метике. Всегда что-нибудь срывалось. Даже при наличии добрых соседей...

Кажется, чисто написала... Нужно будет еще прове­рить хорошенько.

Евгения Петровна замолчала. Должно быть, всё. Она стоит в другом конце класса, около парты Нюры Поповой и Туси Цветаевой.

Ой, что это? Нюра сидит красная-красная, да и Туся тоже... Евгения Петровна спрашивает:

 — Туся, ты ей подсказывала?

Туся молча встает.

 — Нюра, она тебе подсказывала?

Нюра тоже встает и тоже ничего не отвечает. Да и что можно ответить?

Евгения Петровна отходит от них и говорит, уже об­ращаясь ко всему классу:

 — Девочки, меня очень легко обмануть, но вы обма­нываете не меня: вы обманываете самих себя. Если не знаете, лучше вам сейчас даже двойку получить, потом я позанимаюсь с вами, постараемся вместе ее испра­вить.

Последнюю фразу диктанта Светлана дописывала по­чти бессознательно. Девочки стали сдавать тетради. Галя взяла свою, привстала, потом села опять, шепнула:

 — Светлана, ты проверила уже?

Светлана, не слушая, мотнула головой.

Галя положила обе тетради на стол перед Евгенией Петровной...

Светлана хотела крикнуть: «Не надо! Оставь!»

И не крикнула.

На перемене подошли Аня-Валя. Аня спросила:

 — Света, как ты написала: «расгораются» или «раз­гораются»?

 — Я не помню.

«Как, действительно, нужно писать — «расгораются» или «разгораются»? Спрашивайте Галю, спрашивайте Муху: как они написали, так и я...»

«Девочки, вы обманываете самих себя».

Аня удивленно спрашивает:

 — Светлана, что с тобой?

— Ничего!

Куда, куда уединиться, чтобы никаких разговоров о диктанте? Светлана спешит по коридору и по лестнице вниз. На лестнице ее останавливает Лида, вожатая:

 — Светлана, у вас контрольная была? Как, думаешь, написала?

 — Лидочка, я не знаю.

Из шестого «Б» выходит Иван Иванович. Вот уже две недели, как вернулась Евгения Петровна в свой класс, а Иван Иванович вернулся к алгебре, геометрии, тригоно­метрии. Спросит, обязательно спросит, как дела...

Светлана сбежала еще дальше, в раздевалку.

В раздевалке пустынно и тихо, сидит на стуле тетя Мариша с неизменным вязаньем на коленях. Со времени истории с побегом Светлана и тетя Мариша дружат.

 — Тетя Мариша, можно у вас посидеть?

 — Посиди, отчего же не посидеть? Прячешься, что ли, опять, беглец?

 — Нет, я не прячусь... То есть, в общем, да! Тетя Мариша, вы меня научите вязать?

 — — Давай поучу, отчего же не поучить. На, держи спи­цы. Девочки ваши всё сегодня тревожились: диктант контрольный у вас... Как, благополучно прошел? Да ку­да же ты? Ах, беглец, беглец!

И тетя Мариша, внимательно поглядывая на часы, опять остается одна в пустынной раздевалке.

На следующий день Евгения Петровна принесла те­тради с диктантом.

 — Нюра, я тебе никакой отметки не поставила: я не знаю, где писала ты и где тебе подсказывала Туся... Очень хорошо написала диктант Светлана Соколова. Посмотрите, девочки: аккуратно, чисто!

Евгения Петровна высоко подняла тетрадь.

С передней парты радостно улыбались Мухи. Галя крепко сжала Светланину руку.

Светлана двигалась, как автомат: встала, взяла те­традку, почти не глядя, спрятала в портфель. Вот она, желанная пятерка! Первая пятерка за письменную ра­боту.

В детском доме Аня и Валя с торжеством сообщили воспитательнице:

 — Тамара Владимировна, у Светланы пятерка за кон­трольный диктант!

 — Молодец! Поздравляю! А у вас сколько?

— А у нас с Валей по четверочке...

Тамара Владимировна посмотрела на Светлану:

 — Света, тебе нездоровится? Ты и вчера какая-то была...

Тамара Владимировна всегда очень близко к сердцу принимает успехи и неуспехи, здоровье и нездоровье «своих девочек», как она говорит.